Oneverdan — Девушка колючая проволока. Повесть о насилии. Глава 4.

Тяжела ноша человеческого убийства — смертный грех, страх, наказание. Убийцы мучаются своими деяниями — это известно давно. Вот только Настю больше мучил прыщ. Психологическая защита сбоев не давала.

В конце концов Настя решила его припудрить. Только он даже под слоем косметики торчал противным маленьким бугорком. Она оставила прыщ в покое, и принялась наводить марафет. Тонкую царапину на лбу, чуть выше виска, она замазала тональным кремом. Ссадину на руке она промыла водой с мылом, обработала йодом и заклеила пластырем.

Очередь за одеждой — Настя натянула колготки, надела поверх длинную юбку до колен, и стала выбирать блузку. У неё их было несколько: серая вкупе с черной юбкой смотрелась очень строго, красная, уходящая оттенками в оранжевый, не подходила к юбке. Была еще зеленая и алая, но Настя остановилась на кремовой — в тон к высоким белым туфлям. Она придерживалась правила, что если не хочешь выглядеть павлином, одевайся в две цветовые гаммы.

Пока она сушила волосы, брат уже собрался. Он стоял у двери, играл ключами и периодически покрикивал,— осталось двадцать минут. Осталось девятнадцать минут.

Настя положила фен обратно в тумбу, одернула напоследок юбку, расправила складки на блузке и прошла в прихожую. Андрей показал ей на часы, она отмахнулась, присела на кресло и стала одевать туфли. Наконец, она проверила ремешок на лодыжке, накинула на плечи кожаную куртку, едва достающую до пояса, и вышла вместе с братом.

Пока Андрей закрывал дверь, Настя успела спуститься. Она вышла на улицу, и поняла, что забыла сумочку. Стоит ли подниматься ? Она сказала себе твердое «нет», раз уж сумка осталась в квартире, так тому и быть. Хотя, прецедент заставил её задуматься.

«Я забыла сумочку. В чем причина ? Рассеянность, или я просто не контролирую собственные эмоции ? Тревога внутри заставила меня распылять мысли. А ведь ничего особенного не случилось. Я просто переживаю ни о чем.»

Настя попрощалась с братом, шепнула ему на ухо «до вечера», и быстрым шагом, настолько быстрым, насколько позволяли высокие каблуки, направилась на работу. Пройдя мимо нескольких домов она вышла к магазинам, и к переулку, у которого стояли машины с сиренами. Судя по заспанным лицам милиционеров, они приехали еще ночью, и так и не добрались до кроватей.

В переулке собралась небольшая толпа, человек десять. Они обступили место преступления, судачили на разные темы, но все же преобладала одна тема — как страшно жить. Настя помедлила секунду, а потом смело влилась в толпу, ловко расталкивая зевак, пробираясь ближе к месту, где должен был лежать труп. Но его уже забрали, и все, что Настя увидела — асфальтовую площадку с кровавыми подтеками.

— Что случилось ? — спросила она.

Люди, окружавшие её, наперебой заговорили. У них накипело, и они хотели с кем-то поделиться, а тут им попалась она. Но в целой череде голосов, высоких и низких, звучащих то в нижней, то в верхней октаве, выделялся один, скупой на эмоции, гулкий и густой, почти осязаемый. Он принадлежал мужчине, который, убрав руки в карманы, меланхолично, как данность, осматривал место преступления, а сейчас заговорил.

— Убийство,— сказал он. — На бытовое вроде не похоже. Вряд ли это убийство по причине религиозной или какой другой нетерпимости. Может быть, разборка. И место,— он обвел руками глухой тупичок, показал ограниченность места и органичность совершения здесь чего-то плохого,— и место просто обязывает. Но способ…

Мужчина провел рукой по собственной шее, чтобы отогнать тяжелые мысли.

— Способ какой-то извращенный.

— Извращенный ?— переспросила Настя.

Мужчина почесал голову в задумчивости. Сперва он не хотел соглашаться, а потом все-таки кивнул,-

— Скорее всего. Скорее всего, это маньяк. Хотя, опять — нестыковка. По опыту знаю, жертвами маньяков становятся в основном те, кто не могут себя защитить — дети, женщины, старики. А этот лоб,— он кивнул на пустующее место преступления,— этот лоб так отметелил бы любого маньяка, что уже тому пришлось бы вызывать скорую.

— Маньяки в основе своей — личности глубоко закомплексованные, и плохо физически развитые. Как раз их закомплексованность и толкает их на унижение и убийство более слабого — в том смысле, что они самоутверждаются, таким отвратительным способом, за счет других. У многих маньяков комплексы с женщинами — поэтому они и нападают на прекрасный пол, вот только в этот раз жертва сама любила приставать к женщинам.

— В смысле ?

— За этим пареньком числились побои, да и не одни,— сказал мужчина,— Так что, думаю, это была типичная месть. Вендетта, если хотите. Молодой человек, чью девушку наша жертва избила, поймал его и набросился с кулаками. Наша жертва была в хорошей физической форме, и дала мстителю отпор. Тот растерялся, сам испугался за собственную жизнь, и..— мужчина развел руками,— и убил, так сказать, подручными средствами. Я думаю, это была колючая проволока.

— У жертвы были характерные отметины, маленькие рваные ранки по всей шее. — добавил мужчина и убрал руки обратно в карман. Он оценивающе осмотрел миловидную девушку, что стояла перед ним, и поймал себя на том, что ему нравится цветовая гамма одежды, а особенно кремовая блузка, под которой небольшими буграми выступала грудь.

— Вы так все описываете,— сказала Настя,— Кто вы ?

Мужчина расплылся в скупой улыбке. Как раз в такой, на какую только и способен побитый жизнью, и ею же наученный, мужчина чуть за сорок, с благородными сединами и уставшими глазами.

— Я преподаю криминалистику в нашем университете. Еще я когда-то преподавал психологию, но — не сложилось. Знаете, в чем проблема хорошего психолога ?

Настя простодушно покачала головой.

— Вокруг видишь одних пациентов,— улыбнулся мужчина, и Настя ответила улыбкой на шутку. Снаружи она улыбалась, а внутри спрашивала себя,-

— Почему так ? Почему в нужный момент мне попадаются психологи ? Дядя Вася, а теперь вот этот. Может, стоит поддержать отношения ? — Она посмотрела на улыбчивого психолога, до сих пор не представившегося, и первая протянула руку,— Анастасия.

— Александр,— сказал мужчина, и со старомодной галантностью, которую считал хорошим вкусом, потянулся губами к руке девушки. Та вытащила руку из цепкого обхвата, и сама пожала руку Александру.

— Очень приятно,— сказала Настя. И, подхватив мужчину под локоть, вывела его из переулка. Густота воздуха, излишняя напряженность, плохие флюиды — они все мешали нормальному течению разговора.

— Я очень интересуюсь психологией,— начала Настя,— я даже думала поступать. Только боюсь не пройду вступительные экзамены.

— А куда собирались ?

— Куда-нибудь,— скороговоркой выпалила Настя, и, чтобы не концентрировать внимание на неловком моменте, прибавила шаг.

Пока они шли рядом, Александр оглядывал Настю. Сперва — с чуть ли не обожанием, проводил взглядом от застежек на туфлях вверх, по попе, добирался до мягкой копны волос. Затем в его глаза проснулась озабоченность узнавания, когда вроде бы знаешь человека, но не понимаешь, откуда его знаешь, и во что это знание выльется. Он пробежался по лицам студенток, затем — по просто знакомым, и тут вспомнил, где видел её.

— Анастасия Михайлова,— сказал он и девушка отшатнулась. Александр улыбнулся в ответ на её удивление, и добавил,— я читал про вас в газете. Тот случай.

«Он криминалист. Раз он преподает, значит, у него есть опыт. Значит, он хороший криминалист. А если он проведет параллели между этим случаем и моим ? Орудие в обоих случаях — одно и то же, колючая проволока. Добавить сюда мой явный интерес случившимся. Добавить сюда пластыри на руках. И он придет к выводу, что убийца — скорее всего, я.»

Настя еще раз посмотрела на Александра, но, судя по его улыбке, по добродушному расположению, тот ничего не подозревал. И даже наоборот, вызвался помочь.

— Мне, конечно, сложно понять ваше состояние. Точнее, с точки зрения психологии, я все прекрасно понимаю. Но вот человеческий фактор — как вы все пережили, перенесли издевательства — это для меня уже сложнее.

Александр какое-то время распространялся о Настином психологическом состоянии, а потом виртуозно поменял тему,-

— Хотите, я помогу вам ? Если вам нужна качественная характеристика того, что творится в вашей голове — я могу помочь. У вас бывают депрессии ?

Настя кивнула. Она не стала рассказывать во всех подробностях, какие у неё беспросветные бывают депрессии. Не стала объяснять, что в такие дни она думает о суициде. Серьезно думает, не мечтательно рассуждает, а прикидывает, сколько и каких таблеток нужно выпить. Хотя, сама она любила об этом вспоминать. Перспектива добровольного лишения себя жизни была для неё бессмысленной. Суицид она считала апогеем виктимного поведения, как раз того, с чем она боролась.

Дядя Вася знал о её болезненном отношении к самоубийству. И однажды, в очередной беседе, он умело ввернул тему суицида.

«Настя, когда ты боролась со своим мужем — ради чего ты боролась ?

Девчонка задумалась. На язык лезли фразы «чтобы прекратить боль», «чтобы сбежать», «чтобы наконец избавиться от унижений», но она понимала, что врач хочет услышать нечто другое.

— Ради того, чтобы снова жить ? — наугад спросила она.

— А зачем тебе жить ? — спросил дядя Вася. И как бы он ни старался, чтобы прозвучало это по-доброму, вопрос оказался некорректным, равнодушным и злым. Таким голосом спрашивают с больного СПИДом — а зачем тебе жить ? — чтобы тот спутался в ответах, и сам признал себя уже мертвым. С таким пациентом будет проще работать, мертвые ведь не надеются на чудо и на волшебное излечение. Но в случае с Настей врач преследовал другие цели.

Девчонка как-то сразу выпала из разговора. Она умолкла, и попыталась отвести глаза от проникновенного взгляда врача. Она спряталась в собственную скорлупу, замкнулась, и дядя Вася начал волноваться.

— Настя,— сказал он, и щелкнул пальцами перед её носом, чтобы вывести из ступора,— Настя, ты должна ответить на вопрос. Это очень важно. Зачем тебе жить ?

Девушка молчала, и тогда уже врач стал подбирать ответы. Он ждал, когда Настя кивнет в знак согласия.

— Семья, дети,— спросил он,— ты хочешь семью и детей ?

Ничто в девушке не дрогнуло от этих слов. Она как сидела с каменным лицом, так и продолжала сидеть, совершенно не меняя выражение.

— Любимый человек ? А может, кто-то из родственников ? Подумай, кто у тебя остался, кому можно посветить жизнь ? — доктор повысил голос, потому что Настя, похоже, перестала его слышать,— Постарайся ! Кто тебе сейчас самый близкий человек ? Брат ?

Настя кивнула.

— Так живи ради него ?

— Я думаю, он взрослый человек. Он сам справится,— глухо и отрывисто произнесла девушка.

— Ну, скажи тогда, ради чего тебе жить ? Брат сам справится, больше у тебя никого нет. Или, ты думаешь, тебе не ради чего жить ?

Доктор, перебравший в голове все варианты, и отринувший их, как надуманные, вдруг щелкнул пальцами, и сказал,-

-Я знаю. Скажи честно, самым ужасным переживанием в жизни для тебя стали три недели в подвале, так ?

Он дождался, пока Настя кивнет, и добавил,-

— Так живи ради того, чтобы с тобой это никогда не случилось. — дальше он распалился и начал говорить, хотя, многое из того, что он сказал, не укладывалось в рамки той терапии, которую он разработал для Насти,— начни ненавидеть жертву внутри себя. Ты ведь сейчас думаешь, что не способна любить ? Со временем это пройдет, но пока что, тебе нужен стержень. Как раз противостояние потенциальной жертве внутри я тебе и предлагаю в качестве стержня.

Настя казалась отстраненной в ту минуту, но она отлично запомнила эти слова. Они врезались ей в память, выгравировались в подсознании. «Ненавидь жертву внутри себя» — это стало своеобразной молитвой, которую она прокручивала в голове. Только обращалась она не к Богу, а к самой себе.

Александр вывел Настю из прострации легким похлопыванием по плечу, чуть-чуть не дотягивающим до дружеского прикосновения.

— У вас бывают неконтролируемые истерики ? Приступы мании ?

Настя не очень поняла значение последнего слова, и тогда мужчина объяснил,-

— У вас бывают периоды бесконтрольного подъема настроения ? Периоды совершенно необъяснимой радости и эйфории, периоды подъема всех сил организма ? Знаете, такие, что развиваются сами по себе, эти приступы контролируют вас, заставляют делать необъяснимые с точки зрения логики вещи. А потом они обычно сменяются депрессией. Так бывает у вас такое ?

Настя покачала головой.

— Понятно, — вздохнул Александр,— есть такое биполярное аффективное расстройство. Его в прежние времена называли маниакально-депрессивным психозом. Я рад, что у вас его нет.

— У меня его нет ! — твердо сказала Настя. Ей были не по нраву предположения Александра, но, как психиатр, он был ей нужен. И поэтому, прежде чем распрощаться, она сказала,-

— Давайте, как-нибудь еще раз поговорим о моем состоянии. О депрессиях. Если честно,— Настя придвинулась к Александру и шепнула,— если честно, я бы хотела избавиться от них.

— Тогда, вечером ?

— Может, сегодня не получится,— сказала Настя. — Я найду ваш адрес, и мы поговорим.

Александр хотел было предложить номер телефона, но, когда он вытащил свой мобильный, Насти уже не было рядом. Она, спешащей походкой, переходила дорогу.

Её ждал долгий рабочий день, десять часов на каблуках, и она хотела появиться пораньше, чтобы пораньше отпроситься, хотя бы на полчаса. Если бы она посмотрела на часы, поняла бы, что уже опоздала, и не стала бы торопиться. Минутная стрелка преодолела часовой барьер и двинулась дальше, приближаясь к десяти минутам.

Торговый центр приветливо раскрыл свои двери, приглашая Настю внутрь. Он приветствовал всех с 9:00 до 20:00, а потом закрывался до следующего утра, каждый день.

В общем, комплекс пользовался популярностью. Располагался он практически в центре, в двух шагах от банка, в двух шагах от администрации мэра. Через него в день проходили тысячи людей. Кто-то старался забежать до работы, кто-то неспешно прогуливался после, совершая этакий моцион по всевозможным отделам, кто-то прибегал в обед.

Торговый центр мог похвастаться широтой выбора, в конце концов, здесь было три этажа одного сплошного выбора. Косметика ? Вам на первый этаж. Хозтовары, канцелярские товары, мебель — там же, чуть дальше косметики. Компьютеры и комплектующие, игрушки, одежда, взрослая, мужская и женская, и конечно, детская –второй этаж. А на верху, на третьем, располагались ювелирные магазинчики и спортинвентарь.

Настя прошла в открытые двери, поздоровалась с охранником, сидящим на входе, и двинулась к своему отделу. Посетителей пока не было, и только девочки-продавщицы сновали туда-сюда, перекидываясь на ходу новостями и делясь слухами.

— Совсем рядом… убийство… — долетел до Насти обрывок чужого разговора. Она могла бы подойти к знакомым и перекинуться парой слов, хотя бы о том же убийстве. Вместо этого она поправила юбку, стряхнула с блузки воображаемую перхоть и пошла в свой отдел.

Отдел косметики делился на две половины — одна женская, другая мужская. Когда Настя только пришла устраиваться, её поставили в мужской отдел, решили, видно, что своей внешностью она будет заманивать потенциальных покупателей. Но ровно через день работы Настя пришла к директору торгового центра и наотрез отказалась работать в «мужской косметике». И директор поставил её в «женский отдел». Он пытался выяснить причины, но из-за глухой стены замкнутости ничего от Насти не добился. Та стояла и молчала, и периодически произносила,— просто переведите и все.

Теперь Настя заведовала косметикой и парфюмерией. За месяц она приучила свой нос разбираться в Шанель, Кензо, Версаче и Лакост. Ей пришлось проникнуться работой.

Соседка в мужском отделе уже вовсю гремела флаконами, переставляла их с места на место, поближе ставила те, что не раскупают, подальше — те, что и так возьмут. Иногда её тянуло что-то изменить, и тогда флаконы, бутылочки, тюбики меняли местоположение и переезжали на новое место. Теперь ей, похоже, захотелось реализовать Хуго Босс, и она расставляла его по всем витринам, и даже соорудила несколько пар пробников. Она опрыскала чеки туалетной водой и разложила перед предполагаемым покупателем, которого пока нет, но он обязательно появится.

Настя открыла дверь своим ключом, прошла за стойку и скинула курточку на вешалку. Проверила, есть ли чеки в кассовом аппарате, нормально ли работает кондиционер, чист ли пол. Эту традицию объяснил ей сам директор. «Сперва все проверь, и только потом запускай покупателей».

Настя включила свет, протерла влажной тряпкой витрины и встала в «боевую стойку». Так они с братом называли её позу — локти на столе, прямая спина и улыбка,— с которой она принимала посетителей. Сперва она по неопытности думала, что с женщинами сладить легче, чем с мужчинами, поэтому давала себе некоторые послабления. Потом покупательницы начали жаловаться директору — что и медленно обслуживает, и хамит, а ведь, кажется, она просто сказала «ну нету у нас автозагара орифлейм, нам не завезли». И тогда она взяла себя в ежовые рукавицы.

Теперь она все десять часов стояла, как мраморная статуя, отлучаясь всего лишь три раза — в туалет.

В первый час работы наплыва посетителей не наблюдалось. Пришло всего десять женщин, две взяли духи, попросили завернуть в подарочную упаковку, еще две — мусс для тела, а остальные просто поглазели и пошли своей дорогой. В десять к Насте прибежала соседка. Миловидная девчонка лет девятнадцати, со всеми мыслями, написанными на смазливой мордашке — она своей постоянной радушной улыбкой заставляла некоторых смущаться.

— Такой ужас,— озабоченно проговорила девчонка, облокотилась на стойку и посмотрела на Настю,— слышала ?

— Что слышала ? Про убийство ?

Маша, продавщица из мужской косметики, кивнула и состроила еще более озабоченную гримаску. Она даже свела тонкие бровки домиком, показывая сосредоточенность.

— Говорят, это какой-то маньяк. — Маша даже побледнела от этих слов. Ей почему то вспомнились маньяки из фильмов, грозные и неубиваемые, мучающие жертв исключительно ради собственного удовольствия. Она была молода и наивна, и не понимала еще такой простой причины — наслаждаться страданиями других.

— Хладнокровный убийца. Он убил жертву колючей проволокой. — и, наклонившись к Маше, Настя продолжила,— знаешь, что такое колючая проволока ? Читала про лагеря смерти ? Так вот, их огораживали длинными металлическими проводами с шипами, чтобы люди не смогли сбежать.

Маша округлившимися глазами смотрела на Настю, а та говорила, не останавливаясь, и не делая пауз,— Представляешь, какие следы на коже оставляет колючая проволока ? Глубокие, незаживающие раны, они начинают гноиться, если их не обработать, а еще они постоянно болят. Стоит только представить в голове проволоку, и зажившие раны тут же начинают саднить вновь.

— Это больно,— подытожила Настя. Её собеседница икнула, закрыла ладошкой рот и бросилась в свой отдел.

Настя осталась одна. Она спросила себя — зачем ? Зачем она напугала милую болтушку, единственную девушку, которую можно было бы назвать её подругой. Маша всегда приходила к ней в отдел, поболтать или попить чай, и приносила с собой конфет или шоколадку. Она никогда надолго не задерживалась, бывало, забежит, скажет какую-нибудь новость, или слух, или расскажет анекдот, и убежит дальше. Зачем Настя напугала её ?

Настя, в разговоре с собой, порой кичилась собственным рационализмом, реалистичным отношением к жизни, пусть и очень сильно окрашенным негативом. Она не готова была признать, что в душе завидует Маше, завидует её улыбке, всегда чистой и свежей, её доверчивости и наивности. «Этого человека еще не побила жизнь,— хотела бы сказать Настя,— и поэтому она осталась чистой».

Время до обеда пролетело незаметно. Насте удалось продать несколько ароматических свечей, четыре пузырька розового лака для ногтей и перекинуться парой слов с приветливой покупательницей, которая все никак не могла выбрать подарок для дочери.

— Если она совсем малышка, вам не сюда. Игрушки у нас на втором этаже, как подниметесь на лестницу, сразу направо. Нужный отдел вы сразу найдете — там по всему помещению развешаны воздушные шары, постоянно лают или мяукают «мягкие» животные, а еще там играют детские песенки.

Покупательница представила себе эту картину — шум и гам, бегающие детишки, тискающие игрушки, добрые продавцы, которые объяснят и помогут — и над всем этим шатер из воздушных шаров. Все мечтали о таком уголке, в глубоком детстве, но кто-то до сих пор не избавился от иллюзий. У покупательницы аж защемило сердце, так ей захотелось окунуться в праздник. И все-таки, у неё был распорядок, и беготня в толпе детей, в слепом стремлении достать понравившуюся игрушку, а потом подарить её дочери, в этот распорядок не входила.

Женщина мимолетом взглянула на часы, и сказала,-

— Давайте я здесь выберу.

Настя пожала плечами, и достала с витрины слегка запылившийся набор — маленькая фея.

— Пена, шампунь, крем, помада и душистая вода,— голосом диктора, читающего очередной рекламный слоган, проговорила Настя, и, вздохнув, добавила,— мечта любой девочки.

Покупательница усмехнулась, взяла набор и рассмотрела со всех сторон. Видно, он не впечатлил её, то ли вызывающим розовым цветом, то ли содержанием. Настя заметила за собой одну странность — когда она смотрела на упаковку «феи», мягко розовую, со временем её цвет наэлектризовывался, и доходил до «неонового розового», настолько неонового, что слепило глаза.

Какой-то странный гипноз, чехарда с цветами, может, поэтому маленькая фея пользовалась популярностью. Пользовалась популярностью везде, кроме отдела Насти, и вот эту странность Настя никак не могла объяснить.

— Ей десять,— сказала женщина, таким тоном, как будто ставила диагноз,— ей подавай мою косметику. На фею она даже не посмотрит. Есть что-нибудь недорогое и приличное ?

Настя посмотрела в витринах. Копалась она долго, перебирала бесчисленные бутылочки и флакончики, тюбики и пузырьки. Наконец она нашла неплохой уцененный набор косметики «Виши», сложила в фирменный пакетик магазина, и протянула покупательнице.

— Отдам за полторы тысячи.

— Дешево,— с тонким налетом подозрения проговорила женщина, на что Настя отрепетированным тоном выдала,— Спроса нет. Почему-то.

Покупательница мялась минуты три, а потом плюнула на свои подозрения и расплатилась. И ушла довольная, что её достался «Виши» по такой бросовой цене. Но эта цена только казалась бросовой. На рынках Настя видела корзины, полные косметики и парфюмерии, с бумажной нашлепкой «все по сто рублей». Качества, конечно, там не было никакого, но зато цена была просто грошовой. И со своей стороны Настя не могла гарантировать покупателям качество товара — его привозили в коробках, грузчики вынимали пакеты с косметикой и, подписав накладную, уходили до следующего раза. Откуда шла косметика не Настино дело, она это понимала, и этому не противилась.

А потом наступил обед, и Настя, закрыв отдел, пошла на улицу, подышать свежим воздухом, а заодно и перекусить.