Halgen — Хлорофилл

Инт. Лаборатория. Столы с химической посудой и книгами издания 18-19 веков, обилие разнообразных растений. Профессор в белом халате держит в руке пробирку с зеленым раствором и внимательно ее разглядывает. Возле него стоят трое студентов, их взгляды также прикованы к пробирке. На столе лежит пачка фильтровальной бумаги.

Проф. Михаил Семенович Цвет. — Это — самое удивительное, самое волшебное из всех веществ, какие есть на нашей планете. Ведь с него начинается вся жизнь, именно оно усваивает дар нашего солнца, его свет, и переводит лучистую энергию в энергию химическую. Которая питает и зверей, и птиц, и насекомых. Безусловно, и мы с вами — тоже живем этой энергией, силой солнышка, превращенной мудростью хлорофилла в силу растительных молекул.

1 студент — Михаил Семенович, это потрясающе!

Проф. — От солнечного луча через хлорофилл питается все живое, что есть на нашей планете! Но... Из всех живых существ только человек способен познать устройства этого удивительного вещества, ибо лишь человеку дано то, чем кроме него обладает лишь Бог — разум. И первый шаг в познании зеленого чуда я покажу вам прямо сейчас. Как видите, все очень просто, но открылась эта простота мне совершенно случайно. Когда Матрена Васильевна, прибераясь в лаборатории, случайно уронила пробирку с приготовленным мной раствром хлорофилла на фильтровальную бумажку.

Камера крупным планом показывает руку профессора, которая подносит пробирку к фильтровальной бумаге и роняет каплю. Капля растекается, образуя три пояска, различные по интенсивности зеленой окраски.

Проф. — Как видите, хлорофилл вовсе не одно химическое вещество, как мы думали прежде, а как минимум — три. В соответствии с обычаем науки, принятым в таких случаях, я назвал эти вещества соответственно: хлорофилл — альфа, хлорофилл — бетта и хлорофилл — гамма.

2 студент — Михаил Семенович, а может быть, что хлорофиллов больше, чем три?

Проф. — Вполне может. Тут вот что интересно. Кроме изучения собственно, хлорофилла, мы нечаянно открыли еще и новый метод изучения химических веществ вообще. Почему бумажка разделила наш хлорофилл? Думаю потому, что в ней есть разные по размерам поры. В более крупных застряли молекулы, которые больше, в средних — средние, в малых — малые. Возможно, в растворе имеются еще меньшие молекулы, но на них уже пор не нашлось, потому выделить их мы пока не можем. Тут дело за совершенствованием самой бумаги, которая играет роль сорбента.

1 студ. — Картинка очень красивая получилась — разными цветами как будто нарисовано.

Проф. — Верно! Потому и метод наш мы назовем — хроматография! От греческого хромос — цвет и графио — пишу, рисую! Занятно вышло — Цвет изучает хлорофилл методом цветописи!

Профессор добродушно смеется, вместе с ним смеются и студенты.

Инт. Цех бумажной фабрики. Работают машины, за которыми трудятся рабочие, одетые в традиционные русские одежды. Профессор беседует с инженером, одетым в классический костюм.

Проф. — Можно ли производить фильтровальную бумагу, имеющую еще меньшие поры чем та, которая производится сейчас?

Инж. — Для этого надо вносить изменения во всю технологическую цепочку. Прежде всего — менять машины, измельчающие целлюлозу. Обойдется такая работа не дешево, а заказчиков на такую бумагу кроме Вас пока нет. Потому такой технический эксперимент возможно произвести только за Ваш счет.

Проф. — Я предполагаю, что как только химическая общественность узнает о моем методе, спрос на бумагу будет только расти. Более того, к ней будут предъявлять все новые и новые требования, потому оборудование придется совершенствовать и совершенствовать!

Инж. — Химиков в России не столь много, чтоб развитие технологии коммерчески оправдывалось...

Проф. — Химия сейчас летит ввысь, подобно аэроплану! То, что вчера было предметом опытов ученого, сегодня уже можно увидеть в производстве. Да, пока химическое производство — весьма грубое, перед ним нет задачи очищать какие-либо вещества от всех примесей. Но, как знать, быть может уже скоро вопрос встанет, к примеру, о производстве химических лекарств для людей и животных, и тогда спрос на вашу продукцию сделается уже совсем иным!

Инж. — Увы, мы, производственники, в отличие от вас, ученых, не можем столь рисковать, создавая сегодня производство, спрос на продукцию которого появится лишь завтра...

Камера показывает крупным планом котлы для варки целлюлозы, формовочную машину, пресс.

Экс. Общим планом — улица в Петербургской Коломне. Тихое пасмурное утро. Перед камерой проходят редкие прохожие, проезжает конный экипаж.

Инт. Кабинет ученого, сплошь уставленный горшками и кадками с различными растениями. Прфессор Цвет поглощен работой над научным трудом. Появляется его жена Елена Александровна, ставит ему на стол чашку с кофе. Профессор машинально помешивает кофе пером, которым пишет.

Елена — Миша, совсем заработался (смеется).

Проф. — Элен, я проникаю в одну из самых важных тайн природы, в сокровищницу самого царя Хлорофилла! Когда мы разгадаем загадку чудесного превращения света в вещества, возможности человечества, быть может, сделаются такими, о каких мы сегодня и помыслить не можем!

Цвет нежно обнимает Елену за талию.

Проф. — Представь — мы сможем воздействовать на растения так, что они будут производить в десятки, сотни больше питательных веществ, чем сейчас! Одна крестьянская семья сможет прокормить сотни людей и при этом досыта питаться сама. А сейчас...

Елена — Да, я слыхала такое... «Голод в России случается не тогда, когда не урождается хлеб, а когда не урождается лебеда»...

Проф. — Увы... (пожимает плечами).

Закрывает рукопись. Камера показывает обложку крупным планом. На ней надпись — «О новой категории адсорбционных явлений и применении их к биологическому анализу».

Михаил и Елена обнимаются. Камера показывает их, потом — окна квартиры, потом — дом крупным планом.

Звучитат народные песни. Черно-белые кадры крестьян-пахарей. Цветные кадры прорастающей пшеницы. Опять черно-белые — жатвы. Крестьяне везут на телегах собранный урожай на станцию, грузчики грузят мешки с зерном в вагоны. В кадре мчатся поезда, прибывают в порт. Грузчики несут мешки с зерном по сходням на пароход. Камера крупным планом показывает британский флаг на мачте судна. Раздается гудок, пароход отчаливает.

Экст. Крестьянская семья: дед, бабка, отец, одетый в солдатскую форму, заплаканная мать, трое детей разного возраста сидят во дворе за столом, уставленным блюдами с вареной картошкой, кислой капустой, солеными огурцами. В центре стола — большая бутыль самогона.

Мать — Эх, наша доля... Эх, Иван, на кого ребятишек оставляешь!

Наливает себе стакан из бутыли.

Иван — Государева воля зовет — за веру, царя и отечество! Не плачь, Даша, не трави душу (обнимает жену).

Дед — Помню мы турка били. Эх, бежал от нас нехристь, как мы с Гурко через горы перешли! (рубит ладонью воздух). Но... Немец — не турок, у него наука, говорят, зело могучая. Химия всякая. Так что, Ваня, береги там себя.

Экст. Солдаты на железнодорожной платформе обнимаются с женами, детьми, матерями. Стоит воинский эшелон, пыхтит паровоз. Окрик офицера, солдаты расходятся по вагонам. Свистит паровоз, поезд трогается.

Экст. Титры внизу кадра «Крепость Осовец». Камера показывает оборонительные сооружения, окруженные рядами окопов, занятых солдатами. Немецкая артиллерия ведет огонь, видны разрывы. Крупным планом — убитые и раненые. Германская пехота устремляется в атаку, русские ведут огонь из винтовок. Крупным планом — сосредоточенное, полное боевого азарта лицо Ивана. Камера поворачивается в сторону немцев, крупным планом — убитые и раненые немецкие солдаты. Окровавленный немецкий солдат, лежащий на земле, достает из нагрудного кармана свою семейную фотографию. Рука с фотографией бессильно падает на землю. Опять — русские окопы общим планом, затем — крупным планом Иван, играющий с цветком василька, сорванным возле окопа.

Экст. Германские солдаты в противогазах несут тяжелые баллоны и устанавливают их на передней линии своих окопов. По взмаху руки офицера открывают вентили. Общим планом — зеленоватое облако медленно плывущее в русскую сторону. Крупным планом — захлебывающиеся в кашле и выплевывающие кровь русские солдаты. Офицер, сквозь кашель кричит «Ребята, вперед!» Превозмогая немочь солдаты поднимаются в атаку и идут вперед, отплевываясь кровавой пеной. Камера снова переходит на немецкие окопы. Крупным планом — германские солдаты, лица которых выражают ужас. Общим планом — германские солдаты покидают окопы и бегут. Русские вваливаются в первый немецкий окоп, но продолжать наступление нет сил. Камера показывает Ивана, изо рта и ноздрей которого течет окровавленная пена.

Экст. Общим планом — санитары выносят носилки с пораженными с поля боя. Крупным планом — на носилках лежит Иван, в руках продолжая сжимать василек.

Инт. Кабинет Цвета. В кабинете — профессор и двое его друзей, по внешности — тоже ученые. Все трое непринужденно раскинулись в креслах, курят сигары.

Цвет — Немцы боевой хлор применили против наших, под крепостью Осовец. Я слыхал, автор этой идеи — химик, профессор Габер.

1 гость — Тот самый, который синтез аммиака изобрел?

Цвет — Да, как раз он. Думал, как накормить народы мира, а теперь думает, как их на тот свет отправить!..

2 гость — Как бы эта война не превратила науку из людской надежды на лучшее будущее во всенародный страх...

1 гость — Но не все же ученые такие, как Габер!

Цвет — Просто, не все такое задание получили. Вот я думаю о том, же, о чем прежде Габер — как накормить людей. Но прикажут мне... Скажут «Солдаты гибнут за веру, царя и отечество, а Вы, дорогой профессор, даже мозгами полшевелить не хотите, причем — без всякого риска для своей жизни и своего здоровья!» И... Как знать, как знать... И вам, дорогие друзья, зарекаться не советую!

Молчание.

Экст. Линия фронта. Русские и германские окопы общим планом. Русские и немецкие солдаты поднимаются из окопов без оружия, с распростертыми руками идут друг навстречу другу. Офицер что-то кричит, стреляет из пистолета в воздух. Солдаты проходят мимо него не замечая, один из солдат неожиданно оборачивается, отнимает у него пистолет и бьет рукояткой по голове. Офицер падает. Камера показывает общим планом обнимающихся и что-то поющих на русском и немецком языках солдат. Крупным планом — счастливое лицо Ивана.

Экст. Железная дорога. Мчится облепленный солдатами паровоз, на котле которого большими буквами написано «Долой войну!»

Кадры из старых черно-белых фильмов. Выступление Ленина с броневика. Выстрел Авроры. Штурм Зимнего. Толпы революционных солдат и матросов.

Инт. Кабинет профессора Цвета. Грохот выбиваемой двери, на пороге — трое матросов с красными повязками на рукавах.

Цвет — Зачем же дверь ломать, милостивые государи? Чем могу служить?!

1 матрос — Революционная экспроприация. Золото, ценные вещи имеются?! Именем революции — все сдать. Иначе — обыск.

Цвет — Ищите! (пожимает плечами).

В дверном проеме появляется 2 матрос с большой бутылью.

— Во чего я нашел! Шило!

1 матрос — Точно шило? Не ослепнем?

Цвет — Чистый медицинский спирт.

1 матрос — Добре.

В дверях появляется 3 матрос с бутылью зеленого раствора.

— А это чего, впервые вижу такое?..

2 матрос — У профессоров и не то увидишь.

Цвет — Раствор хлорофилла. Для здоровья полезно!

Матрос делает глоток из бутыли, вытирает рукой зеленые капли с губ и хохочет.

С улицы доносятся пьяные крики и звуки гармошки. Матросы уходят.

3 матрос (оборачиваясь, с хохотом) — Мы еще как-нибудь зайдем, здоровье-то поправить!

В кабинет заходит Елена.

— Все перевернули, черти! Наводи теперь порядок после них!

Цвет — Знаешь, Лена, пожалуй надо отсюда уехать, пока веселье не уляжется. Все одно работать не дадут.

Елена — Куда же?

Цвет — Туда, где еще нет их революции. В Дерпт, например.

Елена — Там же немцы!

Цвет — Теперь война закончилась. С немцами. Но дух войны не иссяк, он сюда переместился, и русские с русскими воевать начинают. А немцы с немцами пока не воюют, потому, думаю, там спокойнее.

Экст. Вокзальный перрон. Профессор с женой и служанкой заталкивают чемоданы в вагон. Неожиданно появляются пятеро молодых людей вызывающего вида. Первый из них, одетый в тельняшку, в зубах — папироса.

— Не много ли тебе чемоданов, дядя?! Может, поделишься, а?!

Камера показывает, как четверо остальных гопников тут же хватают профессорские чемоданы. И исчезают в неизвестном направлении.

Елена — Боже, там же мамин сервиз. Память...

Цвет — Бог с ним, с сервизом. Самим бы отсюда выбраться. Скорее в вагон!

Паровозный гудок. Поезд трогается.

Экст. Вид города Юрьева — Дерпта — Тарту с высоты птичьего полета. Затем — кадры тихих улочек, по которым ходят спокойные обыватели и столь же спокойные немецкие солдаты.

Инт. Лаборатория, наполненная растениями. Профессор склонился над микроскопом. Студент и студентка рассматривают пробирки с разноцветными растворами.

Цвет — Мне все-таки повезло в Петрограде. Бродяги не тронули чемодан с моими записями, и я теперь могу продолжить свою работу! Это — главное. Жить нам, людям старого поколения, не так и много осталось. К чему нам сервизы и прочие побрякушки?! Единственное, что мы можем еще оставить — это наши мысли!..

Студент — Зачем бродягам Ваши записи?! Они, поди, и грамоте-то не обучены!

Цвет — Эх, наивный Вы человек, Вася! Не знаете, какая ценность теперь — бумага!

Студент — А бумага им на что? Писать ведь они тоже — не умеют!

Цвет — А самокрутки из чего крутить? Да и печку растопить тоже бумагой сподручнее...

Студент — Самокрутки?! Неужто в Петрограде папиросы не купить?!

Цвет — Увы...

Сосредотачиваются за работой.

Экст. Общим планом — центр Таллина. Крупным — одно из зданий. Титры «Штаб русского Псковского полка».

Инт. Большой зал. За длинным столом собрались русские офицеры. Во главе стола — генерал русской армии фон Нефф. В зал входит немецкий офицер.

Немец (на ломанном русском языке) — Приветсвую вас, господа русские офицеры. Мое командование уполномочило меня сообщить вам, что вчкера наше правительство подписало мирный договор со странами Антанты. По условиям мира Германский рейх обязан вывести войска со всех оккупированных земель, в том числе — и из Ливонии. Потому прощаюсь с вами — завтра объявлена эвакуация.

1 офицер (капитан) — Но ведь едва отсюда уйдут немцы, как тут же придут красные. Свято место, как говорится, пусто не бывает!

2 офицер (лейтенант) — Господа, у нас остается один выход — вместе с эстонцами поставить заслон на пути красных.

Нефф (поднимается из-за стола, подходит к стене) — Господа, полностью с вами согласен! Итак, что мы с вами имеем? От Ливонии до красного Питера, как говорится, рукой подать. Это не Сибирь Колчака и не Юг России Деникина. Однодевный поход, и красным — конец, тем более, что их силы связаны боями на востоке, на юге и даже на севере. Лучшего плацдарма, чем наш, больше нет и быть не может.

Голос из зала — Но, замечу, есть еще Финляндия!

Нефф — Финляндии даровал независимость сам Ленин, и финны теперь уцепились за нее, потому ни в коем случае не позволят русской армии развернуться на их землях. Единая и неделимая им не к чему. Эсты — родственники финнов, и даруй им большевики вовремя независимость, здесь бы было тоже самое. Но, слава Богу, все сложилось иначе. Эстонцы не хотят попасть в советскую Россию, и потому сейчас они — наши союзники. Боевые качества их ополчения, так называемой «армии» весьма невелики. Другой наш союзник — ландсвер, ополчение остзейцев. Немцы — хорошие солдаты, но их число невелико. Потому костяком обороны вне всяких сомнений станем мы, единственная русская сила на этом театре. Когда атаки красных будут отбиты, мы сделаемся хозяевами положения. Пускай эстонцы, если хотят, создают свою республику, не будем им в этом мешать. После окончательной победы ее судьба решится сама собой. На ближайшее время у нас будет иная задача — укреплять плацдарм, наращивать силы, превратить наш полк сперва в дивизию, потом — в армию, потом — во фронт. Много недовольных советами не могут добраться из центра России до Деникина или Колчака — надо миновать заслоны красных. А до сюда им, как говорится, два шага, а для жителей Петербургской губернии и вовсе — один. Красные грабят крестьян, и против них теперь идут даже те, кто сперва встал на их сторону, не будем об этом забывать. Эстония имеет выход к морю, через порт Ревеля можно получать подкрепления и от Колчака и от Деникина. Пусть они поделятся силами, ведь судьба войны решится здесь, а не там!

1 офицер — Господин полковник, я замечу, что и Колчак и Деникин практически лишены флота. Как перебрасывать силы?

Нефф — Само собой, нам не обойтись без помощи Антанты. Генерал Юденич в Гельсингфорсе ведет сейчас переговоры. Насколько я знаю, он достиг положительных результатов, особенно — со стороны Франции, которая уже выделила солидные кредиты и дала обещания военной помощи. Также ему удалось установить связь с Колчаком, в руках которого, как вы знаете, находится золотой запас России. Колчак уже выделил нам 10 миллионов золотых рублей, которые будут переведены через банки Франции. Теперь перейдем к обсуждению деталей. Слово имеет штабс-капитан Богомолов.

Штабс-капитан — Чудское озеро делит наш театр на два направления — северное с центром в Нарве и южное, с центром в Дерпте. Очевидно ввиду лучшей обеспеченности железными и шоссейными дорогами, выходу к морю, северное направление станет основным, а южное — вспомогательным. Со стороны моря для прикрытия наших сил будем использовать имеющиеся у нас корабли Балтийского флота, тральщики и миноносцы. Чудское озеро прикроют вооруженные пулеметами и легкой артиллерией рыбацкие суда эстонцев. Нам целесообразно не делить силы на два фронта, а сосредоточить их на обороне Нарвы, отдав южное направление эстонцам. Какие могут быть дополнения?

2 офицер — В Ливонии живет несколько тысяч русских. Я предлагаю объявить мобилизацию добровольцев.

Нефф — Дельное предложение!

1 офицер — Эстам тоже нечего прохлаждаться. Предлагаю мобилизовать всех трудоспособных на окопы!

2 офицер — Объявить Нарву на осадном положении!

Инт. Лаборатория. Профессор, студент и барышня студентка беседуют. Студент одет в форму русского юнкера.

Студент — Михаил Семенович, сейчас осталось одно — идти воевать. Если не встать под ружье, то красные придут сюда, и здесь будет то же, что в Петрограде. Какая уж тут будет наука, кровь да хаос — вот что будет нашим уделом! Ведь сама наука любит порядок, и жить эта весьма хрупкая дама может только лишь в окружении порядка. Наука — это наше будущее, и вот мне приходится защищать его с оружием в руках от тупого и злого настоящего!

Студентка — Вася, я не совсем согласна с тобой. Да, красные сейчас — это дикая варварская орда, губящая порядок, а вместе с ним — науку и искусство. Но состоит это стадо ведь из людей! Да — грубых, да — невежественных, но это вовсе не означает их низких умственных способностей. Ведь крестьянину, чтоб прокормить свою семью, а заодно — и нас, горожан, скажем по совести, ума надо немало. Быть может, этого не понимают специалисты по отвлеченным знаниям, скажем — по истории античности, но мы-то, естествонаучники, отлично знаем, сколько надо приложить не только труда, но и ума, и смекалки, чтоб дать жизнь растениям и сельским животным! Веками пахарский ум был запечатан в крестьянских хозяйствах и не мог повлиять на развитие нашей цивилизации. Правда, редкие исключения были, и, заметьте, они были потрясающи, вспомним Михайлу Ломоносова! Необразованность, дикость нравов, поверьте — это устранимо. Да, этим учиться будет некогда, но их дети получат образование, и мы получим тысячи, миллионы Ломоносовых! Представьте, как тогда изменится наш мир!

Студент — Оля, но кто-то и землю ведь пахать должен, чтоб кормить миллины Ломоносовых, да и не только их!

Студентка — Крестьянский труд тоже сделается ученым. Пахать, сеять и жать будут машины, а крестьянин — выводить новые сорта растений, придумывать новые методы агротехники. И одна десятина будет давать урожай, как сейчас дает поле в десятки гектаров! Так Россия не только все человечество, всю Вселенную прокормит. Если, конечно, в ней кроме нас еще есть обитатели, потребляющие пищу.

Студент — Боюсь, недоживут они до своих Ломоносовых. Сперва утопят в своей кровавой каше весь порядок, какой есть. Утопят культуру, науку, художников и музыкантов, изобретателей и профессоров. А после им ничего не останется, как утопить и самих себя, ибо делать им больше ничего не останется. Пахать землю они ведь давно разучились, да и неинтересно им это теперь, стрелять-грабить куда как веселее! Кто учить их будет, когда учителей перебьют?! Сами себя?! И чему они научат, кроме убийств да грабежей?!

Студентка — Революция имеет свои издержки. Да, пока она для нас чрезвычайно опасна, и от нее лучше спрятаться. Чтоб переждать, сохраниться, а потом выйти к успокоившимся бунтарям, которые поймут, что бунтовать вечно — невозможно. И сказать им слова мудрости! Что вы скажете на это, Михаил Семенович?!

— Эх, мои дорогие, где прятаться-то теперь?! Последние спокойные места в России и на ее окраинах уже сегодня-завтра будут опрокинуты в общий бурлящий котел. Уехать в Германию? Там заваривается что и в России, ведь она потерпела поражение.

Студент — Есть еще Англия и Америка.

— Они развязали эту войну, чтоб ограбить Европу! Нажиться на кредитах, военных поставках, обогатиться на чужой крови. Денег они уже получили, теперь с удовольствием выпивают нашу мысль. Да, многие туда едут, профессор Сикорский к примеру. Не знаю насчет его совести и не могу гадать о том, что он почувствует в своей груди, когда сотворенные им крылатые драконы станут ровнять с землей германские, а может — и русские города. Ох, а ведь не дурак Сикорский, и предвидит ведь такое будущее! Но своя гордыня ближе к телу! А я... Нет, я туда не поеду.

Студент — Оставайтесь здесь, Михаил Семенович! Своими штыками мы убережем здесь островок покоя. Для выживания русской науки и культуры!

Цвет — Оставьте. Это — иллюзия. Нет от штыков порядка! Потому как мало штыков порядок не удержат. А будет штыков много — от них пойдет соблазн расширить свой «порядок» на всю Россию, но это будет продолжение войны, а значит — хаоса. Может, Ольга как раз права, мы, старые профессора, должны нести умное слово тем, кто готов его услышать? Все одно едва ли, что до конца войны мы сбережем себя в целости и сохранности, будто хрустальные кувшины... Да, я долго тут скрывался от перепетий, от кипений, но теперь все больше прихожу к мысли, что хватит искать острова спокойствия, которые тают прямо под ногами. Надо собрать остатки смелости и нырнуть прямо туда, в страшное бурлящее море!

Студент и студентка вместе — Все же просим Вас, Михаил Семенович, берегите себя! Вы нужны России, миру, всему будущему людей, и, конечно, прежде всего — нам!

Экст. Два берега реки Нарва. Всполохи артиллерийских выстрелов, разрывы снарядов, стрельба пулеметов. Крупным планом — ожесточенное лицо красного пулеметчика и сразу же — белого. Крик «Ура!» с обоих берегов. Красные входят в воду и их сметает пулеметная очередь. Крупным планом — пули, пронзающие их тела, струи крови, красная вода. Общим планом — поток красноармейцев, не обращающих внимание на убитых и раненых, на близкие разрывы снарядов.

Инт. Пулеметчик в юнкерской форме ведет огонь из полуподвального помещения. Врываются трое красноармейцев и одновременно вонзают в него штыки. Крупным планом — их озлобленные лица. «Реку огненную одолели» — говорит один из них.

Экст. Красноармейцы врываются на улицы Нарвы. Белые отстреливаются с чердаков и подвалов. Крупным планом — убитый офицер, сжимающий в руке свою семейную фотографию. Крупным планом — Василий, стреляющий из пистолета и кричащий нескольким испуганным солдатам «Отходим на запасную линию!» Отряд красной конницы, попадающий под разрыв снаряда. Крупным планом — полные страдания глаза раненой лошади.

Экст. Главная площадь Нарвы. На перевернутую бочку залезает комиссар с красным флагом. Собираются красноармейцы. Камера выхватывает в толпе лицо Ивана. «Сегодня мы провозглашаем рождение Нарвской Коммуны! Ура, товарищи!» — кричит комиссар. Толпа подхватывает крик.

Инт. Штабной зал. Входит прибывший генерал Юденич, которого встречают офицеры во главе с фон Неффом.

Нефф — Противнику удалось взять Нарву, но его силы надорваны, подкреплений ему ждать некуда. Наши войска с небольшими потерями отошли на новую линию обороны. С заранее подготовленных позиций изматываем противника артеллерийсктм огнем.

Юденич — Добро! Теперь наши силы будут только расти, а противника — уменьшаться. С сегодняшнего дня преобразуем Псковский полк в Северо-Западную русскую армию! Сейчас красные запросят у эстонцев мир. Пусть мирятся! А мы будем готовиться к победоносной войне. Решающий час пробил!

Экст. Порт, в котором происходит разгрузка большого количества судов. По территории порта маршируют солдаты. Железная дорога, по которой проезжает бронепоезд. Орудия, ведущие огонь.

Инт. Комната профессора. Цвет говорит с женой, оба расположились в креслах, профессор нервно курит сигару.

Проф. — Пойми, дорогая, я должен это сделать, ибо у жизни должен быть какой-то конечный, значит — окончательный смысл. Я обязан отправиться туда, где чернозем, где не воюют, но пашут хлеб! Может, там требуется то, что я умею!

Елена — И для этого надо бросить меня?

Проф — Пойми, дорога через воюющую Россию смертельно опасна, а еду я в полную неизвестность. Там ни кола ни двора. Ты погоди немного, вот обустроюсь я в Воронеже, и сразу тебя вызову! Сам за тобой приеду! Может, к тому времени и покой наступит, не может же народ вечно воевать сам с собой...

Елена — Я... Я не хочу этого! Но ты ведь все равно поступишь по-своему! (плачет).

Инт. Штаб Северо-Западной армии. Юденич и группа офицеров стоят у карты.

Юденич — Наша армия готова к наступлению. Груз оружия и провианта от союзников прибыл вчера в порт. За ближайшие дней десят мы приведем войска в боевую готовность.

Штабс-капитан — Полагаю, наступать необходимо двумя группировками — северной через Нарву, Ивангород и Ям и южной — через Гдов. В районе Яма группировки соединятся и разовьют наступление в направлении Гатчины и Пулковских высот. Разведка докладывает, что у красных на направлении нашего насупления практичеки нет сил для обороны. Их хлипкие кордоны мы сомнем за несколько часов.

1 офицер — Агентура сообщает — в Петрограде сильны антибольшевистские настроения. Против них выступают даже балтийские матросы. Наше появление под стенами города неизбежно вызовет восстание. Большевики будут сметены!

Экст. Крупным планом — марширующие солдаты, орудия в конной упряжи, броневики, бронепоезда.

Инт. Спальня профессора. Цвет быстро собирает чемодан, набивая его своими записями. Спохватившись кладет в него рубашку и несколько бутербродов. Целует спящую жену и выбигает на лестницу.

Экст. Вокзал Дерпта. У пустынного перрона стоит пассажирский поезд. Появляется профессор Цвет с чемоданом и залезает в вагон. Поезд трогается. Общим планом — панорама города, окутываемого паровозным дымом.

Экст. Орудия, ведущие огонь. Мчащаяся в атаку конница, поддерживаемая броневиками. Деревня, по которой ведется огонь. Видны разрывы, один из домов загорается. В деревню врываются солдаты Юденича. Крупным планом — лицо Василия, бегущего в атаку. Лицо красноармейца Ивана, отстреливающегося от наступающих солдат Юденича из-за забора одного из домов. К нему подбегает Василий и всаживает в него штык, но он успевает воткнуть штык в Василия. Крупным планом — поросшая травой земля, на которую капает алая кровь. Сочетание алого и зеленого цветов.

Показан вид с высоты птичьего полета — армия Юденича продвигается к Петрограду.

Инт. Купе поезда. Профессор Цвет достает из чемодана бумаги и начинает писать. Камера показывает вид за окном — полуразрушенные деревеньки, отощавшая скотина.

Экст. Поезд останавливается на станции Псков. Профессор переходит вместе с чемоданом в общий вагон, полный красноармейцев. Возле вагона матрос играет на гармошке «Яблочко», двое красноармейцев пляшут.

Экст. Юденич с офицерам стоит на Пулковской высоте и смотрит в бинокль. Показан вид Петрограда через бинокль. Юденич оборачивается к фон Неффу.

— Вот мы и пришли. Мой родной город, который я покинул год назад...

Нефф — Как Вы могли покинуть его год назад? Там ведь уже были красные?

Юденич (с усмешкой) — Я на нелегальном положении год прожил. На чердаке дома на Петроградской. Мой адьютант под видом дворника караулил и лишних людей близко не подпускал. А потом через нужных людей удалось на финской границе окошко сделать.

Штабс-капитан — Думаю, можно город штурмануть, и через пару дней мы все будем дома!

Юденич — Прошу не забывать, что Петроград — один из самых укрепленных городов мира. Вдобавок пока что за большевиков значительная часть Балтфлота, а это — два крупнейших линкора плюс крейсера, орудия которых быстро из нас красную кашу сварят. Потому наступаем в сторону Колпино, перережем последнюю железную дорогу — Николаевскую. Тогда город останется вовсе без провианта и восстание неминуемо. А решающий удар будет проходить вдоль Невы, чтоб на реку опереть наш правый фланг. И выйдем мы тогда прямо к Смольному. И флот с той стороны красных не поддержит — от моря далеко, а по Неве крупные корабли не пройдут.

2 офицер (восхищенно) — Вот голова!

Слышен крик «По коням!», показан конный эскадрон, несущийся в сторону Колпино.

Неожиданно появляется всадник. Он подскакивает прямо к Юденичу и не слезая с коня протягивает ему пакет. «Срочная депеша!»

Юденич разрывает пакет и читает. Крупным планом — его краснеющее, а потом бледнеющее лицо.

Юденич — Гады! Гады! Вот тебе и эстонцы, ливонские бляди! Суки! Сволочи!

Он нервно ходит из стороны в сторону, плюется, трет виски ладонями. Офицеры вопросительно на него смотрят, не решаясь спросить. Юденич отходит в сторону и садится на землю, нервно закуривает. Один из офицеров услужливо протягивает ему флягу со спиртом. «Выпейте, Ваше превосходительство, легче станет!» Юденич делает несколько глотков, потом курит, потом опять пьет. Наконец, приходит в себя и мрачно смотрит на офицеров.

Юденич — Это ловушка. Кто бы мог подумать такое! Эсты, сучьи дети, подписали с большевиками мир, по условиям которого обязались прекратить снабжении нашей армии и разоружить всех русских на своей территории. Теперь у нас нет тыла!

1 офицер — Но мы уже почти победили. Возьмем Петроград — и никакая Эстония нам уже будет ни к чему. Наше войско можно будет снабжать через порт Петрограда, и никакие эстонцы здесь не помешают!

Юденич — Чем снабжать? Кто нас снабжать-то будет?!

Нефф — Союзники...

Юденич — Вы, умные люди, и не додумываетесь, что такую штуку эсты могли выкинуть только с согласия Антанты! Без него они не посмели бы и пикнуть. А раз Антанта разрешила, значит, она отреклась от нас! Нет у нас союзников на этом свете и быть ни может. Помните, что сказал о союзниках России Государь Александр Третий?!

Штабс-капитан — Может, не все еще потеряно? Если сейчас быстро овладеем Петроградом, то союзники поймут нашу силу...

Внезапно появляется еще один гонец и тоже протягивает пакет. Его плучает штабс-капитан и читает вслух. «В районе Луги и Дно замечены значительные силы красных, до корпуса, с артиллерией и броневиками. На станцию Дно прибыло два красных бронепоезда».

Юденич нервно кусает сорванную травинку.

— Окружая Петроград мы сильно растянули свои войска. Теперь в каком месте противник не ударит, он наверняка прорвет нашу оборону. И отступать нам некуда, тылов у нас больше нет...

Нефф — То есть чтоб не попасть в плен к красным, нам остается только отступать к эстам. А на границе — разоружаться, объявлять себя интернированными, и отправлять в Европу, в эмирацию? Неужели нет иного выхода?

Все вопросительно смотрят на Юденича. Он молчит.

Инт. Общий вагон, полный красноармейцами. На верхней полке лежит профессор Цвет. Видно, что ему плохо — волосы взлохмачены, по лицу течет обильный пот. Один из красноармейцев поднимается и пристально смотрит на него:

— Вам, папаша, плохо?

— Ничего... Доеду, — бормочет профессор, — Угости только кипяточком.

Красноармеец протягивает ему железную кружку.

— Куда едешь? — шепотом спрашивает профессор.

— С войны домой на побывку, — отвечает красноармеец, — Хочу домой на побывку. Но, кто знает, может, там опять на войне окажусь. Ведь война она теперь всюду, она — кругом, и едва ли есть местечко, куда бы она еще не добралась! А Вы — куда?

— Я — в Воронеж. Чтоб учить... Учить, как все по-новому, по-научному обустроить. Навоюются люди когда-нибудь все-таки, что больше воевать не смогут. И задумаются о том, как жизнь наладить. Но никто и знать этого не будет, все позабудут, уже ведь, небось, все забыли. Тогда я и понадоблюсь...

Профессору тяжело. Его голова без силы падает на полку, на чемодан, который лежит у него под головой. Профессор засыпает. Красноармеец закуривает самокрутку и возвращается за столик, где двое других красноармейцев разложили карты.

Экст. Отступающая армия Юденича. Бредут унылые солдаты, едут обозные и артиллерийские повозки. Под одним из орудий падает лошадь, возница долго на нее смотрит, после чего машет рукой в сторону орудия и идет пешком. Крупным планом — мрачные лица Юденича и трех офицеров, сидящих на телеге.

Юденич — Да, господа, наша операция была авантюрой. Но мы сделали единственное, что могли. Ведь не красные нас разгромили, нам нанесли подлый удар в спину те, кого мы считали союзниками...

Один из офицеров уныло поет «Все теперь против нас, будто мы и креста не носили, будто аспиды мы бусурманской крови...» Остальные подхватывают.

Общим планом — солдаты и офицеры на эстонской границе, бросающие в кучу винтовки и пистолеты, срывающие с себя погоны. Пассажирские пароходы в порту Ревеля, на которые поднимаются бывшие солдаты и офицеры Северо-Западной армии без погон.

Экст. Вокзал Воронежа. Из вагона красноармейцы вытаскивают мертвое тело профессора. Крупным планом — его лицо, покрытое багровыми пятнами. Подходит доктор.

— Это, безусловно, сыпной тиф. Солдат — на санобработку и на карантин, вагон — облейте карболкой.

Один из красноармейцев — При нем еще чемодан есть. Там какие-то ученые бумаги.

Доктор — Чемодан возьму себе на хранение. Постараюсь отправить его в соответствующую организацию.

Неожиданно подбегает студентка Ольга.

— Михаил Семенович! Я за Вами из Дерпта отправилась... Искала Вас... И вот... Нашла... (плачет, доктор ее успокаивает).

Ольга — Куда я теперь?! Куда?! Назад в Дерпт? Но к кому? Куда? Кроме Михаила Семеновича у меня там никого не было...

Доктор — Оставайтесь при госпитале, будете сестрой милосердия.

Крупным планом — могильный холм с крестом.

Экст. Панорамы химических заводов.

Голос за кадром — Метод хроматографии профессора Цвета стал одним из открытий, создавших современную химическую промышленность. Также на его основе был разработан метод разделения радиоактивных изотопов, без которого было бы невозможно создать ни атомную энергетику, ни ядерное оружие.

Общим планом — ядерный взрыв.

Конец фильма.