В Невский — Хозяйка земли таёжной

Паоло вскинул голову, и с его черных, как смоль, кудряшек брызнули капельки воды:

— Если ветер прекратиться, то на нас тут же набросится стая кровопийц. Гнус, кажется.

— Разговорчики! — прервал его зычный бас конвоира. И хоть он и говорил на чужом языке, они его прекрасно понимали. Нагайка в руках русского солдата была отличным учителем.

— Дикая страна, — едва слышно повторил Джузеппе.

— Сибирь. — Вторил ему Паоло. Он был еще совсем молод, но уже повидавший та много: и голодное детство, и война, и первый бой. А теперь еще и плен. Второй месяц они бредут в далекую Сибирь, и, кажется, что дороги этой не будет конца. Хотя молодая задорность и безмятежность очень помогали ему. Он не впадал в уныние, не позволял непроглядной тоске одерживать верх над собой. Он излучал оптимизм, стараясь и земляков хоть как-то приободрить. Паоло уже сносно говорил по-русски, и даже умудрился завести некую дружбу с одним из конвоиров, таким же молодым парнем. А потом делился с Джузеппе.

— Черед два дня будем на месте.

— Каторга?! — то ли спросил, то ли утвердительно заявил старик. Он все чаще с тоской бросал взгляды через плечо. — Далеко же нас завели.

— Никакая это не каторга. Мы будем жить в деревне, ловить рыбу, сажать огород.

— Какой же это плен? — горько усмехнулся Джузеппе.

— Уезжать вот только никуда нельзя. Каждый вечер к нам будет приходить жандарм, проверять.

— Пересчитывать, как кур в курятнике, — продолжил старик.

— Можно и так сказать. Не кисни, Джузеппе, смотришь, и война скоро закончится. И поедем мы в родную Тоскану.

— Эх, сынок, ничего-то ты о войне и не знаешь. Не скоро закончится она, и эхо ее еще не одно десятилетие будет блуждать по Европе. Только я не доживу. Не увижу ласковое солнце Италии.

— Брось! Какие твои годы. Ты еще мужик в силе.

— Тоска по родине быстро старит. — Грустно ответил старый вояка, плотнее закутываясь в рваную куртку.

— Надо верить в хорошее. Без веры никак нельзя. — Скорее больше для себя, ответил Паоло.

— Дарья! Где ты бегаешь, шалунишка? — на крыльцо вышел мужик. Эдакий великан, косая сажень в плечах. Хотя и были сдвинуты его лохматые брови к переносице, в густой кучерявой бороде блуждала добродушная, никак не совместимая с грозным обликом, улыбка.

— Что, батюшка? — из хлева выскочила пятнадцатилетняя дивчина в ярком сарафане. — Кур вот кормила, да яичек набрала. — В руках она держала лукошко. — Сейчас завтрак приготовлю.

— Некогда в избе рассиживаться. Солнце вон, уже давно встало, а мы все на перинах кувыркаемся. Давай, доченька, в лес собирайся.

— Ой! — наигранно вздохнула Дарья.

— Али забыла, про что вчера разговор имели?

— Как можно, батюшка. Все помню, ничего не забыла.

— Тогда собирайся, егоза.

— Я мигом. — Она проскользнула в избу, и уже через пару мгновений выскочила на крыльцо. Отец внимательно оглядел ее. Порадовался в душе за дочь. Выросла она красивой, разумной и работящей. Единственная надежда и радость в жизни после смерти супруги ненаглядной.

— Власы в косу прибери, да под платок спрячь. Что еще выдумала? Яки русалка не чесанная.

Дарья послушно заплела русые волосы в толстую, толщиной в свою же руку, косу.

— Так? — в ее глазах-смородинках «плясали чертенята».

— Так. — Довольно усмехнулся отец. Ныне молодые не особо слушаются, норовят все по-своему делать. О Дарье такого не скажешь. Во всем слушается отца, внимает его советом.

— Батюшка, а почему вы сами в лес за этими травками не сходите? Аль боитесь, что селяне засмеют вас?

— Ха, кого же мне бояться? — усмехнулся богатырь. А иначе и не скажешь, в его могучем теле чувствовалась богатырская силушка. — Некогда мне за травками ходить. Заказов ныне много. — Он кивнул на кузницу, которая одиноко стояла в уголке двора.

— А зачем кузнецу разные травки и корешки? — в который раз она задает этот вопрос, без всякой надежды получить внятный ответ. Но сегодня кузнец был в хорошем расположении духа, и, пока провожал дочь за околицу, поведал такую историю:

— Давно это было. Очень давно. Джучи, сын великого завоевателя Чингисхана, продолжил дела отца, и пошел войной на местные народы. Потому, как не желали они жить в услужении и дань платить огромную. А славился тот народ тем, что мастера могли ковать сталь лучше булата дамасского. А ковали то железо в отваре трав таежных. Да только не помогли ни мечи, ни стрелы, ни копья. Завоевал народ тот Джучи, да истребил его. Секрет той стали погиб с последним мастером. А я, Дарьюшка, хочу вновь секрет этот открыть, разгадать. Вот и пробую всякие отвары. Только тебе и откроется эта великая тайна.

— Почему мне, батюшка? — затаив дыхание, слушала она отца.

— Эх, Дарьюшка! Не зря же я при твоем крещении уговорил местного попа наречь тебя этим именем, вопреки святцам. Ибо и хозяйка земли таежной тоже зовется Дарьей.

— А это я знаю.

— Вот, может тебе и откроется золото земли сибирской.

Дарья звонко рассмеялась:

— Золото-то на речке, а не в тайге. Его же старатели моют.

— То не золото, Дарьюшка, то — металл мертвый. Все зло от него, все несчастье.

— Да что ты, батюшка? Какое же зло? В деревне у нас все живут дружно, не завидуют. Все в достатке, нищеты не зная. У каждого в доме и песок золотой имеется, а то и самородки. Не ленись только, иди и мой.

— Твоя правда, доченька. Только вот что я скажу тебе: это все до времени, до срока. Желтый металл не может быть добрым. Рано или поздно грянет беда. Большая беда.

Они вышли из деревни, и перед их взором открылась чудная картина: не большой луг, утопающих в цветах всевозможных форм и окраски, а за ним — речка и тайга.

— Лепота! — вздохнул полной грудью кузнец. — Ну, с Богом. Осторожно там, Дарья.

— Не беспокойся, дед. Не в первый раз. — И Дарья, помахивая корзинкой, побежала через луг, смахивая с травинок остатки росы. Кузнец вздохнул и повернул обратно. У него и впрямь накопились заказы, где особняком было изготовление домашней утвари для пленных чехов, немцев и итальянцев.

Пленных расселили в большом бараке по национальному признаку. Итальянцев среди них оказалось всего четверо, и потому комната у них была не большая, но довольно уютная, с окнами на главную улицу селения. Наступили будни, полные забот по обустраиванию жилья. Только Паоло не принимал в этом никакого участия. Он целыми днями пропадал то в деревне, то на речке, то на станции. Возвращался лишь под вечер, переполненный новыми впечатлениями и новостями. Он метался по комнате, жестикулировал, рассказывая землякам об увиденном и услышанном. Джузеппе даже как-то грустно заметил:

— У меня складывается такое чувство, что тебе здесь очень нравиться.

— Нравиться! — поспешно, не подумав, выпалил Паоло, и осекся, увидев грустные глаза сородичей.

— Эх, молодость, молодость, — с большой долей упрека произнес Джузеппе, — но это скоро пройдет.

Паоло поспешил перевести разговор на другую тему:

— А чем это так вкусно пахнет? Аж живот крутит.

— Это уха.

— Уха? А что это?

— Суп из рыбы, — пояснил Филиппе, который до войны работал поваром в таверне. Теперь его навыки очень были кстати за тысячи километров от родного дома.

— Вы наловили рыбу? — Паоло уселся за стол.

— Да нет. Просто пришел местный рыбак и принес рыбу.

— А чем рассчитались?

— Ни чем. Он просто так принес. — Джузеппе покачал головой, сам до сих пор не понимая поступка русского мужика. — Обещал еще завтра взять с собой Луку. Удивительный все-таки этот народ — русские.

Паоло вновь вернулся к своим впечатлениям:

— Вот и я об этом говорю. Загадочный народ. Мы — плененные враги, а они не проявляют к нам ни злобы, ни враждебности. Даже наоборот, сочувствуют и жалеют.

— Да, непонятный народ. А потому — никогда и ни кем не покоренный.

Прошло несколько недель.

Они встретились. Иначе и быть не могло.

Паоло гулял по опушке леса. Тайга и манила его, и пугала своим величием, важностью и таинственностью. Молодой итальянец так и не решился войти, боясь потеряться там навеки. Вот и бродил он вокруг да около, любуясь красотой природы. И вдруг из леса вышла она. Легко так и непринужденно, словно вышла из дома на крылечко. Молодая девчонка с каскадом волос, струящихся по ее легкому тоненькому стану. На голове, словно корона, сидел огромный венок из разноцветных луговых цветов и трав. А из-под него смотрели удивленно и восхищенно на мир черные глаза. Словно спелые оливки, в оправе пушистых ресниц. Они столкнулись нос к носу, и от растерянности встали, как вкопанные, не отрывая взгляда друг с друга.

— Кто ты? — вмиг пересохшими губами спросил он. Он словно боялся повысить голос, чтобы видение не могло испариться. Девчонка озорно прищурила глазки-оливки, и легкая игривая улыбка коснулась ее ярких, чуть полноватых губ.

— Я — хозяйка земли таёжной, — и махнула рукой на лес, луг, речку, деревню. У парня слегка закружилась голова, от увиденного и услышанного. В ее голосе ручеек. Он прислонился спиной к сосне. В эти мгновения он ни на йоту не сомневался в правдивости ее слов. Она — владыка этого чудесного края.

— А ты кто?

— Паоло, — прошептал он.

— Паоло?! — изумление ей было к лицу. — Павел, значит?

— Павел, — повторил парень, все еще находясь в сильном смятении, и закивал кучерявой головой.

— А что ты тут делаешь, Павел? — спросила Дарья. Не дождалась ответа и, понимая состояние иностранца, она громко рассмеялась. Трехкратно эхо повторило ее смех. Из травы выпорхнула испуганная пташка, и поднялась в облака. — Да живая я! Живая! Из деревни я, Дарья, дочка кузнеца. Вот, потрогай, — она протянула парню руку.

Паоло осторожно взял ее хрупкую мягкую ладошку и легонько пожал.

— Дарья. — По слогам произнес он ее имя так, словно то было какое-то тайное заклинание.

— Эх, ты! — покачала головой девчонка. — Чудак. Ты что, девушек никогда не видел?

Паоло постепенно обретал способность мыслить и внятно произносить русские слова:

— Таких красивых — никогда! — искренне, с жаром, произнес он.

Такая прямота смутила селянку. Дарья вся покраснела, словно вспыхнул внутренний огонь. И в смятении она была не меньше прекрасной. Паоло, осмелившись, продолжал:

— И у меня на родине, и в Европе, да и у вас в стране, по которой я прошагал много дорог, нигде я не встречал такой красивой.

— Баловник ты, — ответила Дарья, стараясь не встретиться с ним взглядом, и постаралась перевести разговор на другую тему. Да только девичье сердечко так и рвалось из груди, желая утонуть в словах нежных и милых, что доселе не ведало.

Не спеша они возвращались в деревню. Говорили. О России и далекой Италии, о речке и тайге, о войне и цветах на лугу. И они совсем не подозревали в те мгновения, что детство закончилось, и новые чувства уже вовсю стучатся в их молодые сердца.

Паоло находился в таком смятении чувств, что порой не замечал, не слышал собратьев по несчастью. Ел, спал, хлопотал по дому он как-то не осмысленно, без души. Потому, как все мысли его были только о Дарье. Они еще несколько раз случайно встречались и провели время в интересных дружеских беседах. И с каждой новой встречей эта девчонка все больше и больше покоряла его. Своей непосредственностью, добротой, душевной красотой. Вечерами он просто лежал, отвернувшись к стенке, не принимал участие в разговорах, и строил сказочные мечты. И в этот вечер все было как обычно, пока….

— Хватит! — Джузеппе громко стукнул по столешнице так, что посуда подскочила на месте. Соплеменники удивленно посмотрели на него. — Хватит! — уже более спокойно повторил он. — Я был много раз на станции. Я внимательно прислушивался к разговорам людей и много подмечал. Ждать, когда закончится эта война, дело неблагодарное. Все больше и больше стран втягиваются в военные действия. Ее уже окрестили мировой войной.

— И что? — поинтересовался Лука, самый немногословный и угрюмый.

— А то, что нам пора задуматься о побеге.

В комнате повисла тревожная тишина. Слова-то прозвучали судьбоносные.

— Или вы собираетесь подыхать в этой дикой, грязной стране? Далеко от родины, так далеко, что никогда ваши родные не смогут навестить могилки. В стране, где и церковь иная, где нам придется подыхать без причастия и наставление падре? — слова были весомыми и удручающими, от которых так и вело страхом и обреченностью.

— Но как? — первым нарушил молчание Филиппе.

— Я все продумал до мелочей. — Джузеппе резко перешел на шепот, склонился над столом, приглашая к нему присоединиться.

— Поведай нам.

— Если вы согласны, конечно.

— Я согласен, — тут же поддержал его Филиппе.

— И я, — вторил ему Лука.

Паоло буркнул что-то под нос неопределенное, и Джузеппе поведал им свой план побега:

— А вы знаете, что тут моют золото? Старатели моют и сдают золотишко в контору, а уж оттуда, один раз в месяц, увозят его на почтовой карете. Видели, наверное, вы эту карету, у нее на дверках — двуглавый орел, и надпись, что-то подобное «Золото Российской империи». Его отвозят в Рыбное, там железная дорога. И по ней — в Санкт-Петербург.

— А причем тут золото? — удивился Паоло. — Мы же бежать собираемся.

— Вот чудак-человек, — усмехнулся Джузеппе. — Домой возвращаться лучше богатым. Да и в дальней дороге золото нам пригодиться. Многим жандармам оно глаза прикроет.

— Дальше, дальше, — нетерпеливо торопил старика Лука.

— До станции карету охраняют только четверо жандармов, ну, и возница еще. Итого пять. А нас четверо. И дорога проходит через лес.

— Ты предлагаешь разбой? — удивился Паоло.

— На войне, как на войне. — Ответил Джузеппе.

— И много золото? — спросил Филиппе.

— Точно не знаю, но местные словоохотливые мужики поговаривают, что до двух пудов доходит. А сколько это? Не представляю.

— Да нас тут же и поймают, — угрюмо предположил Паоло.

Джузеппе усмехнулся как-то загадочно, и принялся за ужин, который порядком уже успел остыть. Было понятно, что хитрый старик чего-то придумал, да только не спешит открываться перед земляками.

— Ну? — не выдержал Лука.

— Золото мы спрячем в лесу, а сами вернемся в селение, и будем жить, как ни в чем не бывало. А когда пройдет немного времени, полиция утратит бдительность и успокоится, вот тогда-то мы и рванем. А за это время нам необходимо раздобыть одежду, отрастить бороды. Будем выдавать себя за бродячих монахов.

— А язык?

— За немых монахов.

И опять в комнате повисла тревожная тишина. Каждый мысленно обдумывал озвученный план, который в целом был хорошим. И лишь один Паоло лихорадочно искал слабое место в нем, и, не придумав ничего, просто спросил:

— И когда ты это все успел? И про золото узнать, и место в лесу подготовить?

— А я делом занимаюсь, — не без злости в голосе ответил тот, сверкнув грозно глазами. — А не лазаю местным девчонкам под юбки.

Паоло покраснел не хуже любой девчонки. Наивно полагал, что про его отношения с Дарьей никто не знает. А теперь вдруг понял, что его любовь словно выставлена на всеобщее обозрение.

Именно об этом и кузнец решил поговорить с дочкой. Наблюдая, как та ловко орудует ухватом, двигает в печи чугуны, накрывает на стол. Щи, каша с жареными грибами, простокваша.

— Дарьюшка, — начал, было, кузнец и осекся. Не знал мужчина, как говорить с ней на столь деликатную тему, и потому буркнул напрямую. — Чтобы я тебя больше не видел рядом с этим итальянцем.

Дарья едва не порезалась ножом:

— Батюшка!

— И не перечь! Вся деревня только и судачит об этом. Пойми, доченька, не из нашего он теста, не чета тебе. Да и веры иной.

— А у нас все императрицы в начале были иной веры. Вы же сами мне о том сказывали. — Робко возразила дочка.

— Ха, — слабо усмехнулся кузнец. — То императрицы, а то мы. Чего ровнять-то.

Обедали они в полном молчании. Лишь однажды Дарья попыталась:

— А он славный, — и натянуто улыбнулась. — Лопочет так интересно по-своему. Я тоже несколько слов выучила.

— Не чета нам. — Не столь серьезно и убедительно повторил кузнец. И вроде сам уже был в большом сомнении. Но к разговору этому больше не возвращался.

Паоло сидел на мягкой траве возле родника, которого местный называли «нечистым», хотя вода выбивалась из-под земли прозрачная-прозрачная. Так и хотелось припасть к нему губами, утолить жажду, которую он испытывал. И только рассказы местных жителей про болезни и несчастья от этого источника останавливали парня. И тут неожиданно рядом появилась Дарья. Возникла из неоткуда, словно из воздуха.

— Дарья! — обрадовался Паоло, протянул к ней руки, но тут же отдернул. Дарья была не Дарьей. Вроде и она, но в то же время и не она. Двойственное какое-то видение.

— Я — Хозяйка земли таёжной. — Вдруг заговорила девушка, но при этом ее губы даже не двигались. Мысли ее как будто обращались в слова и висели легкой дымкой в воздухе. — Я знаю, какое черное дело вы задумали. Да только предостеречь могу, а помешать — нет. Человек сам выбирает себе путь. Но тебя мне жаль. Спасти хочу.

— Как?

— Выпей из этого родника ровно шесть глоточков водицы. Шесть! И возвращайся домой, спать ложись.

— А завтра?

— Ты будешь спасен. — Хозяйка растаяла в воздухе. Это было столь красиво и сказочно, что он вздрогнул, и проснулся.

За окном была глубокая ночь. В небе висела огромная луна, заливающая тайгу своим холодным светом. Не отдавая себе отчета, подавшись непонятным душевным порывам, Паоло оделся и выскочил из барака. До нечистого родника было всего полчаса ходу, столько же обратно. Уже через час Паоло вновь лежал в своей койке и мысленно удивлялся своему поступку. А утром его скрутил недуг. Поднялась высокая температура, его кидало то в жар, то в холод. Начались проблемы с животом. По телу пошла нехорошая сыпь.

— Чума! — покачал головой Джузеппе. — Извини, брат Паоло, но ты и сам понимаешь, что в нашем деле ты будешь только обузой. Лежи, а мы справимся и втроем.

Они ушли на разбой, а Паоло вскоре впал в беспамятство. Он то входил на короткое время в сознание и видел вокруг себя каких-то людей, жандармов, дряхлую старуху, которая старалась напоить его пахучим отваром, то вновь надолго впадал в сон.

Окончательно очнулся он лишь на пятые сутки. Открыл глаза и удивился: обстановка была незнакомой. Лежал он на высокой кровати в светлой комнате. Кругом царила чистота и уют. Белые скатерки, цветочки на подоконнике. Откуда-то доносился аромат свежевыпеченных пирогов. Рядом с койкой стояла тумбочка, на которой были пузырьки, банки с отварами и кружка с водой. Тут же сильно захотелось пить. Паоло протянул руку, взял ее, но сил не хватило удержать. Кружка упала на пол и покатилась, создавая шум. Дверь тут же распахнулась и в комнату вошла Дарья.

— О! Да мы очнулись. Пить хочешь? Я сейчас. — Она вернулась через мгновение. Присела на краешек кровати и осторожно начала его поить с ложечки.

— Где я?

— У нас в избе, — ответила Дарья, и тут же густо покраснела. — Батюшка благословил нас.

— А что со мной?

— Говорила же я тебе: не пей водицы из родника нечистого, а ты не послушался. Да теперь все позади, теперь ты на поправку пойдешь. Знахарка наша тебя на ноги поставит.

— А наши? — он осекся, да и говорить подолгу не мог.

— Ваши на карету с императорским золотом напали. Охранников убили, сами в лесу хотели золото спрятать, да видимо не поделили, поубивали друг друга. Их только на третий день нашли. Ты спи, тебе теперь надо много спать, сил набираться. До Покрова время еще есть.

— А что такое Покров?

— Праздник это, осенью. После него можно и свадьбу играть.

Радость озарило лицо бледного Паоло. Он взял ее ладошку и легонько пожал:

— Ты будешь моей женой?

Дарья опять вспыхнула огнем. Ничего не ответила, но он и сам прочитал в ее глазах-смородинках утвердительный ответ.

То было без малого сто лет тому назад.