Светлана Липчинская: Живые есть??? |
Nikita: Сделано. Если кто заметит ошибки по сайту, напишите в личку, пожалуйста. |
Nikita: и меньше по времени. Разбираюсь. |
Nikita: можно и иначе |
Бронт: закрой сайт на денек, что ли...)) |
Бронт: ух как все сурово) |
Nikita: привет! Как бы так обновить сервер, чтобы все данные остались целы ) |
Бронт: хэй, авторы! |
mynchgausen: Муза! |
Nikita: Стесняюсь спросить — кто |
mynchgausen: я сошла с ума, я сошла с ума, мне нужна она, мне нужна она |
mynchgausen: та мечтала рог срубить дикого нарвала |
mynchgausen: эта в диалоге слова вставить не давала |
mynchgausen: той подслушать разговор мой не повезло |
mynchgausen: эта злой любовь считала, а меня козлом |
mynchgausen: та завязывала галстук рифовым узлом |
mynchgausen: та ходила в полицейской форме со стволом |
mynchgausen: ковыряла эта вялодрябнущий невроз |
mynchgausen: эта ванну наполняла лепестками роз |
mynchgausen: та устало со спортзала к вечеру ползла |
|
Я развлекался. До двенадцати лет у меня не было забот. Хороший район в самом центре, школа под боком, отец, который упорно строит свой бизнес, продает компьютеры и комплектующие, владеет четырьмя магазинами и одним складом. И самое главное — любящая мать.
Сложно представить другого такого человека, самозабвенно отдающего тебе всего себя. Она водила меня в школу, делала со мной уроки, никогда ни в чем не отказывала. Даже сейчас, я пытаюсь вспомнить что-то плохое, какой-то скандал или спор, который возникал у нас с ней, и не могу. Она все делала для меня.
Мое ощущение благополучия, тепла происходило от её заботы. Спокойствие и уверенность с которыми я просыпался каждое утро, и каждую ночь ложился спать, это все давала мне она. А потом я узнал, что такое инфаркт миокарда.
В теории, это просто. Инфаркт миокарда это когда участок сердечной мышцы начинает отмирать из-за того, что кровь туда не доходит. Так объяснил врач моему отцу, а тот мне.
На деле, это когда ты смотришь, как любящий человек несколько дней ходит, держась за грудь. Говорит, что немного болит, но это ничего, поболит и пройдет. Шестнадцатое февраля, мой день Рождения. Я ждал подарков, мама готовила праздник, и говорила, что потом обязательно обратится в больницу. После праздника.
Вечер прошел хорошо. Мы легли спать втроем. А проснулись двое.
Потом были похороны. Покупка памятника, обязательно из бронзы, с двумя ангелами, сидящими по обе стороны креста. Они примостились, как коршуны на насесте, и смотрели на меня сверху вниз. Это было ужасно.
Похоронный дом, и несколько десятков незнакомых людей. Все они причитали, брали маму за руку, и потом сразу отходили. У всех у них на лице было написано горе. Все они стояли, окружив обшитый синим бархатом гроб, и печально кивали головами. Вроде как сочувствовали. А мы с отцом пристроились где-то сбоку, стояли рядом друг с другом, с безразличными лицами. Если б я показал тогда свои чувства, наверное, там бы и разревелся. Но отец сказал быть сильным, и я им был.
Когда мы пришли домой, отец заперся у себя в кабинете. Я слышал, как звенят бокалы, как он подливает себе, снова и снова, как журчит виски, и как он говорит сам с собой. А я пошел в свою комнату, и там меня начало тошнить. Я выпил таблеток, и вроде бы отпустило.
А когда я залез в ванну, сидя в теплой воде, я вдруг понял, что не могу встать. Просто никак не могу, тогда я протер лицо теплой водой, симулируя невыплаканные слезы, и пообещал, что переживу в этой жизни все. Возьму и переживу. А потом я вылез из ванной.
Несколько месяцев я жил как в тумане. Никуда не выходил, даже забросил свои походы с друзьями в МакДак по средам и субботам. А потом забросил и друзей.
Потом вернулся в школу, мне оформили очень длинный больничный, не помню, что это было, кажется, написали «Грипп». Я кое-как закончил год, и отправился на летние каникулы. И именно в эти три месяца я познакомился с самым чудесным человеком на земле. С Алисой.
В тот день я играл в Тридцать три, сам с собой. Отец достал мне какой-то совершенно шикарнейший баскетбольный мяч, с автографами сборной, с закорючками Карасева, Куделина, Пашутина, Тихоненко, и многих упорно. И я упорно раздалбливал его о маленькую асфальтированную площадку, с кольцом на верхушке столба. Кольцо-то привесили, а вот щит забыли, и поэтому игра в тридцати три затягивалась уже на полтора часа.
Мне хотелось плюнуть и уйти домой, завалиться домой перед телевизором, и в одиночестве мучить новенькую Sony Playstation, которую привез мне отец. Хорошо, что я этого не сделал.
Через несколько минут мимо меня пробежала Она. Девушка, самая красивая из всех, кого я когда-либо видел. Она походила на тех красоток с MTV, которые извивались на крутых тачках крутых парней. Они были почти голые, с блестящими наклейками на сосках, и их кожа сверкала от масла.
А эта девушка была гораздо скромнее их. Она сделала один круг мимо меня, потом второй, и только на третьем остановилась рядом, посмотрела на мои мучения, вынула «капельки» из ушей и спросила,
Я кивнул, и что-то ответил. Показал себя занятым, попытался произвести впечатление, и снова промахнулся. Она взяла мяч, и легким движением забросила его в кольцо. — Не волнуйся, малыш, когда-нибудь и у тебя получится».
На следующий день я сидел на скамейке в парке, мне было скучно, и я смотрел на солнце через листву берез. Яркие блики гуляли по воде маленького чистого пруда, а я, вместо того, чтобы любоваться, считал время, когда наступит час, и магазин видеоигр откроется с обеда.
Девушка подошла ко мне, села рядом. В руке у неё было две лакомки, одну она протянула мне, и сказала, — ешь. Я еще раз окинул её скромный прикид, серые неброские джинсы, легкую черную водолазку и кроссовки.
Мы доели мороженое, и она сказала,
Тогда я удовлетворился этим объяснением.
Мы еще долго говорили, двенадцатилетний мальчишка, и взрослая девушка.
— Сколько тебе лет,
Каждый день я выходил в десять утра, и мы играли с ней, несколько часов подряд. Она ждала меня на нашей баскетбольной площадке, опершись о столб, и сложив руки перед собой. Потом она обнимала меня, сперва я сопротивлялся, потом смирился, потом мне начало это нравиться. Её руки были теплые и нежные, совсем как у мамы, и если сперва меня это мучило, потом я привык.
Мы бегали наперегонки, играли в войну, друг против друга, и я всегда выигрывал. Она качала меня на качелях, она была лучшим воспоминанием. А потом я насторожился, когда отец однажды увидел, как мы играли в карты во дворе, и спросил меня, — Тебе не наскучило играть одному ?
Алиса оказалась моим воображаемым другом. Хотя я сам не отдавал себе отчета, что это так. Она была настоящей, теплой и родной. А потом, в конце августа, после игр и обычного веселья, она отвела меня на холм, на окраине, села на траву, и стала говорить.
На вопрос, а ты ?, она засмеялась. — Я всегда буду такой, как сейчас. Мне всегда будет двадцать, живи с этой мыслью. И запомни, мы сейчас прощаемся навсегда.
Я отвернулся посмотреть на город. Заценить картинку, которую уже миллион раз видел на открытках. Просто хотел смириться с этой мыслью. А когда повернулся, её уже не было. Только ветер разглаживал траву, на которой она сидела.
До четырнадцати я серьезно думал, что это была фея. Штудировал сказки, и находил сходства. А потом я вырос, и понял, что это был ответ на ту травму, что оставила мне смерть мамы. А потом и травма исчезла. И я остался один.
Отец умер, когда мне было восемнадцать. Я похоронил его, напился, до синих чертей, проблевался. Все как полагается. Начал искать ответ, как жить дальше, и нашел. Сперва я анаше, потом в гашише, потом в кокаине.
Сейчас мне двадцать четыре, и я наркоман. Обидно, правда ?