— Всем привет!— весело воскликнул он, небрежно бросая ключи на комод в прихожей и опуская на пол тяжелый коричневый портфель,— я дома!

Его громкий голос гулом прошелся по всем комнатам и застрял где-то между кухней и ванной комнатой. Когда эхо его голоса стихло, он недовольно поморщился и снял пальто и красно-зеленый вязаный шарф. Когда-то в молодости, они с женой мечтали о покое и тишине и строили планы на счастливую старость.

Они хотели купить небольшой домик за городом, обзавестись нехитрым хозяйством, подобрать какую-нибудь бездомную собаку и наслаждаться природой, свежим воздухом, прогулками и тишиной. Жена будет готовить его любимый рататуй и рыбный суп по специальному рецепту, а он, уйдя на заслуженную пенсию, займется написанием детективов. Уж, благо, историй за эти годы у него накопилось предостаточно. Дом есть, собаку они завели, и пенсия тоже наконец-то приобрела четкие очертания, казалось бы, все есть для полного счастья.

Луи прошел на кухню и, открыв холодильник, придирчиво изучил его содержание.

— Ннндааа…— пробормотал он себе под нос,— ни тебе пухлых домашних котлет, ни рагу, ни запеканки.

Достав из морозилки, небольшую коробочку с аппетитным изображением куриной пасты с соусом, он отправил эту красоту в микроволновую печь. Откупорив бутылку красного сухого вина, он щедро наполнил себе бокал.

— Ммм…— причмокнул он, сделав первый глоток.

— Сесиль, иди ко мне! Эта бутылочка Шардонэ очень хороша,— позвал он жену.

По кухне разливался запах не самого плохого фаст-фуда. Луи достал упаковку с разогретой пастой и, сорвав крышку, нетерпеливо вдохнул вырвавшийся из-под нее пар.

— Мммм… пахнет довольно сносно,— заключил он.

Прикинув надо ли, перекладывать эту красоту в тарелку, он все-таки решил не церемониться и поужинать прямо из упаковочной полистироловой коробочки. Позвякивая вилкой и ножом, он стал аппетитно уплетать горячее блюдо.

— Дорогая! Ты всю жизнь убеждала меня, что готовая еда отвратительна,— жуя, произнес он,— так вот, родная моя, должен тебя огорчить. Она вкусная и вполне достойна моего желудка. Слышишь меня? — уже более громко добавил он.

Луи сделал смачный глоток вина и, промокнув губы салфеткой, с голодным наслаждением отправил в рот очередную порцию макарон. Мельком бросив взгляд на собачью подстилку в углу кухни, он чуть заметно поморщился и неодобрительно помотал головой.

— Сегодня у нас в отделе было интересное происшествие. Пришло одно дело про крупную кражу антиквариата, ты не поверишь, из того самого магазина, где мы с тобой прошлой весной присмотрели тебе в подарок дорогой старинный гобелен с девушкой, купающейся в пруду, помнишь? Хозяин тогда отказался сбросить цену, а вот теперь остался и вовсе ни с чем. Так-то. Все-таки есть на свете некая высшая справедливость, — заключил он свой монолог, нравоучительно, словно указкой, тряхнув в воздухе вилкой.

Отставив пустую тарелку в сторону, Луи сделал очередной глоток вина и умиротворенно вытянул ноги под столом. В доме было очень тихо, и он никак не мог привыкнуть к этой закладывающей уши тишине. Его взгляд упал на фотографию, стоящую посередине обеденного стола. С нее ему спокойно улыбалась его жена Сесиль. Этот снимок он сделал почти полгода назад всего за пару месяцев до ее смерти, и он был ему особенно дорог, хоть и доставлял неуемную боль и горечь.

— Знаешь, а я уже начинаю привыкать, вот так разговаривать с тобой,— обратился он к фотографии,— оказывается это очень удобно — говорить, когда тебе не могут возразить и парировать, а ты это умела,— грустно улыбнувшись, добавил он.

На минуту он замолчал, пытаясь унять накатившие эмоции, но в глазах все равно заблестели слезы, и когда он вновь заговорил, его голос заметно дрожал.

— Хотя, я бы с удовольствием послушал твои наставления и ворчание по поводу моей пятидневной щетины, и газон я до сих пор не подстриг, и посуду тоже мою только раз в неделю, да и Рекса найти не могу, как убежал, шельмец, после твоей… так и не могу его найти. Я готов отдать и вытерпеть многое, только бы ты опять была рядом.

Луи закрыл лицо ладонями и какое-то время этот полный сил и мужества мужчина, главный инспектор криминальной полиции, тихо и безудержно плакал.

— Ну, все, все…— пробормотал он спустя какое-то время,— я помню, ты просила меня не плакать. Откуда ты вообще знала, что я буду это делать? За все 40 лет нашего брака я ни разу не проронил ни слезинки.

Луи взял в руки фотографию жены и, ласково погладив ее, поставил обратно.

— Знаешь, о чем я жалею больше всего?— вновь обратился он к улыбающемуся изображению жены,— что у нас с тобой нет детей. Да, да, я помню, что сначала сам был против. Мне казалось, что прежде чем заводить детей надо пожить для себя, встать на ноги, обзавести хозяйством… потом моя карьера пошла вверх, да и ты вроде была довольна таким положением вещей. Кто бы мог подумать, что потом, когда мы станем готовы, мы уже просто не сможем иметь детей… Ирония.

Он вновь наполнил свой бокал и немного покрутил его в руках.

— Одинокая старость… что может быть боле жестоким?..— задумчиво произнес Луи и посмотрел в окно.