1.

Насилие.

Сегодня я потерял девственность. Со мной это не впервые, но на этот раз было как-то особенно больно. Исчерпав лимит добродетели и самодостаточности, я грубо изнасиловал своё сознание и нежеланно забеременел мыслью — может стоит бросить курить? Вот тут все и началось. Ход моих мыслей был последователен, а потому безжалостно эгоистичен.

Бросить курить — чтобы дольше жить. Жить — чтобы читать и писать. Писать — о любви. О любви разной — горькой, нежной, страстной. Не важно. Все мы, так или иначе, пишем о любви, из-за любви и во имя любви. Мы пишем из любви к творчеству, мы любим читателей, которые уже стали друзьями, пишем о любви неразделенной, счастливой, забытой, мимолетной. В стремлении эпатировать читателя, мы наделяем любовь красивым телесным обликом и снисходим до извращения.

Многие считают, что любовь — это свобода. Романтику трудно с этим не согласиться. Однако, являясь романтиком, я должен вам сказать, что любовь это свобода, которая ведет к абсолютной зависимости. И зависимость эта — хуже наркотика.

Вдохновение рожденное от любви провоцирует желание творить, но наша зависимость от языка ограничена рамками — от словарного запаса — до таланта изложения. А между рамками — мы. Мы мечемся, ждем, ревнуем, творим, забываем сотворенное, и, выкурив последнюю сигарету, в отчаянии встаём на подоконник. Это секс с самим собой.

Мы снова курим.

2.

Наслаждение.

Её звали Кэт. Роскошная блондинка, чье тело представляло собой квинтэссенцию сексуальной чувственности. Она предпочитала быть сверху и чтобы мои руке не бездействовали. В пиковый момент страсти она выгибала спину, окидывала волосы назад и громко стонала. Силу её оргазма я определял по сокращениям мышц живота и конвульсивным движениям бедер. Полностью исчерпав сладострастную истому, Кэт склонялась надо мной и некоторое время смотрела в глаза.

Я любил её. Мужчины вообще всегда любят тех, кто их бросает. И почти всегда остаются равнодушны к тем, кого бросают сами. Жестокий парадокс.

*******************

Натали была другой. Я встретил её тогда, когда она ушла от своего богатого ублюдка. Семь лет в безвыходном заточении и вот она снова свободна.

Несмотря на годы сожительства, она была совершенно не избалованна сексом. Последние два года её мужчина в большей степени трахал свои собственные мозги и крепкий алкоголь. Так что редкие интимные моменты сводились к шороху простыней, ерзанью тел и перегару в лицо.

Наша первая близость была не так хороша, как последующие. Отвыкнув от наслаждения она была несколько закрепощена и не решалась осуществить свои фантазии. Но опытный мужчина всегда найдет интелегентный способ, чтобы дать понять — со мной можно всё. С этого момента начинается прекрасная в своей дерзости страсть и всепоглощающая нежность.

Когда она поняла, что её желания всегда найдут отклик, мы с головой бросились в любовь.

Натали обожала изысканные ласки, отдавая предпочтение легким прикосновениям и смене темперамента. Её возбуждала французская речь, частая смена позиций и ритма. Она играла сексуальные роли, давая долгую фору заправским актрисам. Порой она казалась мне развратной и ненасытной. В общем мы отлично подходили друг другу.

Чувствуя, что она уже близка к оргазму, Натали меняла умопомрачительную нежность на свирепую страсть. Мне приходилось хватать её за волосы, и, чувствуя, как она безжалостно царапает мне плечи, доводить её до безумия. Она кричала и через несколько секунд, задыхаясь от сладких слез, затихала и несколько минут лежала с закрытыми глазами запрещая мне прикасаться к ней. Потом она улыбалась, открывала глаза и начинала упоительно и долго меня ласкать. Она была прекрасна.

3.

Выдох.

Так что я там говорил о сигаретах? Бросаю? Ага, как бы не так! Пока я писал последние два абзаца — выкурил две сигареты. Кого я обманываю — самая вкусная сигарета бывает только после хорошего секса! И нечего разыгрывать страдальца.

Я думаю, что стоит скинуть изысканный черный смокинг и лаковые туфли, прекратить подрожать основателям французского экзистенциализма, принести в жертву амбиции, глубоко затянуться сигаретой и открыто смотреть в глаза правде. В порыве безудержного веселья, отказываясь от импортных наитий, подойти к морозилке, открыть её, вынуть большой кусок пахучего свежего сала, пошло намазать кусок черного хлеба горчицей и открыть бутылку водки. Громко крякнув, выпить, аппетитно закусить со словами — эх, бля! Треснуть кулаком по столу. Одев старую майку и дырявые спортивные штаны, взять чистый лист бумаги, ножом заточить простой карандаш и написать о русских березках, про гармониста и колхозницу, в чьих волосах путается запах свежескошенного сена, о любви, которой они предадутся на закате во ржи. О том, что доброта всего важней, о том, как колокольчик в поле вился.

А можно коротко и просто — Зима. Арсений застрелился.