(Но я же — самоуверенная, но я же дура)

Я разворачиваю ладони к небу и ловлю снежинки, на пальцы и на ресницы, а они тают, а они как несчастный осенний дождь, а они как ненастный осенний день.

Достаю сигареты, щелкаю зажигалкой, смотрю на свои запястья. И выбрасываю пачку.

И выдыхаю.

И отвожу замерший взгляд от далекого горизонта, где облачный фронт медленно отступает от города и проглядывают звезды.

Вдыхаю. Закашливаюсь. Осознаю, что мерзну, возвращаюсь в квартиру, негнущимися пальцами осторожно беру кружку.

Роняю.

Бесполезно.

Бессмысленно падать на колени, сворачиваться в клубок, быть бессловесным комком боли. Тянуться за телефоном, набирать сообщение, стирать, стирать номер из памяти — но я помню его наизусть, Оленька.

Милая, добрая, моя Оля.

Руки изрезаны осколками, ковер залит кровью, кашель не дает толком вдохнуть. Я истерично смеюсь, отшвыривая телефон в дальний угол. Я достаю из аптечки успокоительное, и выпиваю сразу пол-упаковки.

Я. Должна. Поспать.

Я. Чертов эгоист.

Ты не звонила уже четыре дня.

Ты снилась мне каждую ночь.

Синее шелковое платье, темное, сапфировое. Музыка — очень тихо, почти незаметно — я отчетливо слышу наше дыхание. Меня бросает в жар от ощущения твоего тела под прохладным шелком, от мурашек на твоей коже, от изгибов спины, от замерших в напряжении пальцев. О, пальцы, с силой упирающиеся в стол. Тонкие, белые, с двумя кольцами, с маникюром в тон платью. Внимание скачет: пальцы, платье, кудри цвета "платиновый блонд", серые глаза за челкой. Я боюсь смотреть тебе в глаза.

Падать в бездонную пропасть, бояться вдохнуть и скорчиться в приступе кашля, и, словно Алиса, найти себя в этом бесконечном падении. Небо, серо-сизое, переплетается с синевой, и я падаю в ленты этого кошмара, в кадры непроявленной фотопленки, в закаты, которые мы так любили встречать, сидя вдвоем у тихо шумящего моря.

Просыпаюсь от запаха кофе и "этих мягких французских булок". Удивленно оглядываюсь, с трудом понимая, что кошмар закончился. Жмурюсь — глаза болят от света. Снова проваливаюсь, на этот раз в зыбкую полудрему, и слышу звон посуды на кухне. Примешивается непонимание и радостное предвкушение. Лежу, завернувшись в одеяло, и боюсь выбираться из кокона, из моего маленького мира.

Осторожно опускаю одну ногу на пол. Сажусь на кровати. Пытаюсь поправить волосы, бросаю это дело, иду на кухню.

Ты стоишь у плиты и внимательно смотришь на кофе. Оля. В белом свитере, шерстяных носках и кружевных трусиках. Оборачиваешься и подмигиваешь мне:

— Спящая красавица!

А я не могу произнести ни слова — только подхожу и обнимаю тебя, упираясь подбородком в ключицу.