Oneverdan — История. Глава 4.

На улице почти никого. Те, кто живут ночью, готовятся ко сну, уже почти шесть утра, солнце встанет еще не скоро. Дневные обитатели оживают, в окнах загорается свет, они приходят в себя после ночного забытья.

Я иду домой. Если считать, что дом, это там, где ты, то да, это дом. Но я верю, что у меня есть, где-то, не знаю пока, где, мой настоящий дом, с родными и любимыми. Через две улицы будет больница, большая, пять этажей, и сотни метров в длину. Я там живу.

Я не пациент. Не врач, не медбрат, вообще, я никак не связан с медициной. Кроме одного, главный врач почему-то заботится обо мне. Я пытаюсь вытащить из памяти его лицо, и не могу. Как он выглядит ? Не знаю. Видел ли я его когда-нибудь ? Однажды. Он предложил мне остановиться в больнице, если мне некуда будет пойти. Я сказал, ладно.

Мне кажется, это частная клиника. Она слишком хороша, чтобы просто так финансироваться государством. В коридорах стоят мягкие диванчики, оборудование блестит идеальной чистотой а еще там очень много зелени. И я списал бы это на заботливых медсестер, будь зелень обычными кактусами по триста рублей, а горшок в подарок. На самом деле, там достаточно дорогие растения: раскидистые пальмы в кадках, с человеческий рост, подрастающие саговники, те, что еще не вымахали до двух метров, и шикарные сенполии.

Там хорошо. Спокойно. И все же, там странно. Когда я только въехал вместе с вещами, тощей дорожной сумкой без застежки, держащейся на пяти булавках, меня приняли. Медсестра, дежурящая в ту ночь, проводила меня в отделение реанимации, сказала, лучше вам быть здесь, дала белый халат, на всякий случай, если вас увидят посетители, утверждайте, что вы врач. Это был первый и последний раз, когда я её видел. Хотя она была хорошенькой, не знаю, что с ней случилось.

Дальше, больше. Я спокойно разгуливал по реанимации, это был мой маленький мир, в котором ночью спали все. Кроме меня. Изредка я видел врачей и медсестер, с каждым днем все реже, они проходили мимо меня, словно во сне. Не разговаривали, двигались, как роботы, живые ходячие манекены. И еще одно — я никогда не видел повторяющихся лиц, все они были новыми, незнакомыми, и оттого чужыми.

Зато кормили бесплатно. Да, я с улыбкой вспоминаю, что, когда приду, меня будет ждать тарелка подостывшего пюре с комками, две сосиски, какой-то витаминный напиток, которым они пичкают пациентов, и хлеб, столько, сколько съем. А еще у меня там появился приятель, охранник склада медикаментов. Его я ни разу не видел — мы в основном переписываемся. Он рассказал мне, где находятся ключи от склада, и я беру их, иногда, и обшариваю склад в поисках «интересных пилюль», как однажды сказал Марк. У тебя есть «интересные пилюли» ? Например. Ну, не знаю, галоперидол, ноотропил, сиднокарб, арипипразол, циклодол… Хорошо, что я остановил его, он готов был продолжать, так есть или нет, закончил он. Если да, принеси, я заплачу. Через несколько недель Марк получил целую охапку таблеток, я принес их в карманах, а упаковки выкинул. А потом начал носить прямо так, не распечатывая и не проверяя.

Еще одна странность. Я уже много взял со склада, я не скрывался, и никто не сказал мне ни слова. Охранник, как обычно, добр и жизнерадостен, с примесью ностальгии по «тем временам», пишет мне записки и не требует признаться в воровстве. Подозрительно.

Все странно в этой больнице. Но я не жалуюсь, я сам — странный, а значит, меня не приняли бы в нормальном месте.

Больница. Она прямо передо мной, большая, практически полностью занесенная снегом. Горят редкие окна, наверное, люди просыпаются, а значит, мне пора к себе, в реанимацию. Сперва я поем, пройдусь по койкам, узнаю, как себя чувствую больные, не умер ли кто, и не проснулся ли. Мне не нужно ни то, ни другое. Это привлечет излишнее внимание, так что, я ужинаю, вслушиваюсь в тихое пищание аппаратов, поддерживающих жизнь. Все пациенты в коме, но мне удобнее говорить «спят», потому что это дает надежду на то, что они когда-нибудь проснутся. Но только не сейчас.

Я ложусь на диванчик, прямо в коридоре, это ничего, все равно я уже давно никого не видел здесь. Несколько недель, наверное. Мой сон ничто не тревожит, только монотонное гудение приборов. От них наоборот, еще сильнее клонит в дрему.

Осколки в голове

Голая женщина стояла перед зеркалом. На туалетном столике перед ней лежала целая россыпь всевозможной косметики, но открытыми были только два тюбика, с бронзантом и с увлажняющим молочком. Она смешивала их прямо в ладони, не соблюдая точной пропорции, на глаз, и втирала в кожу. Сначала она нанесла «коктейль» на ноги, тщательно пройдясь в коленях и между пальцами ног. Выпятив живот, она посмотрелась в зеркало. Повертелась, и прошептала только себе,-

— Не все так плохо. Ты — мать двоих детей, тебе уже можно меньше следить за собой.

В комнату вошел мужчина. Он тщательно прикрыл за собой дверь, и оценивающе посмотрел на женщину. Причем, если в её взгляде в зеркало чувствовалась легкая нарциссическая любовь, то мужчина смотрел на неё отрешенно.

— Как я тебе ? — спросила женщина, и надула губы.

— Нормально,— ответил мужчина, посмотрел на неё еще раз, и спросил,— Ты все тратишь наши деньги, да ?

Она отвернулась к зеркалу. Разговор перестал интересовать её. Она взяла грудь в ладонь, и оценила, не слишком ли та висит.

— Покупаешь крема, ходишь в солярии, — мужчина продолжал говорить,— тратишься на бронзанты. Думаешь, я не знаю, сколько это все стоит ? Или ты забыла, что мы выплачиваем ипотеку, а ты до сих пор не работаешь ? Сколько уже времени ты сидишь дома ?

Женщина распрямила плечи. Грудь стала чуть выше.

— Надо будет сходить на тот массаж, в объявлении, который увеличивает и поднимает грудь. — прошептала женщина.

— В общем, так, давай договоримся. Поскольку наш семейный бюджет трещит по швам, ты будешь загорать на солнце. — мужчина подошел к ней, попытался обнять. Она не вырывалась, просто стояла столбом и изучала свое тело, искала погрешности, которые еще можно устранить, не дать им превратиться в проблемы. Он провел рукой по её спине, на уровне застежки от лифчика, и попытался стряхнуть коричневую краску, что пристала к пальцам. — Не пользуйся больше этим. Ты же понимаешь, это дурацкий способ подать себя. Да и плюс, любой, кто захочет к тебе прикоснуться, испачкается в краске. Тебе это нужно ?

Выходя, он натолкнулся на двух мальчиков, подростка, и совсем еще малыша.

— Ребята, а вы что здесь делаете ?

Они, похоже, стали невольными свидетелями.

— Ваша мама опять напилась.

Мужчина посадил детей перед собой, и, массируя виски, объяснял им.

— Вашей маме сейчас плохо, она болеет. Но у неё все пройдет.

— Я прекрасно знаю, что такое напиться. — ухмыльнулся старший. Младший посмотрел на него,-

— Это плохо ?

— Для женщины в сорок лет так, чтобы кричать во сне ? — старший задумчиво провел пальцами по щеке, проверяя, побрился ли он. — Да, пожалуй, это отвратительно.

Мужчина помотал головой и пошел в комнату. Дети, оставшись в тишине, слушали, что будет дальше. А дальше был удар, щелчок по лицу открытой ладонью, и фраза, «ты слишком много пьешь».

— Знаешь,— парень посмотрел на мальчишку, прикинул, поймет ли тот, что он хочет сказать,— Я уже совершеннолетний. Я думаю съехать от вас. Сниму комнату, где-нибудь,— он пожал плечами,— может, даже перееду. Как думаешь, стоит ?

Мальчишка ответил,— а как же мы ?

— Тебе уже четырнадцать. Еще полгода и начнешь курить, пить пиво в подворотнях,— смеется старший,— а через год встретишь девчонку, которая тебе даст, и станешь мужиком. Будешь вместе с отцом главой семьи. А я…

Он посмотрел в окно, на раскрывающийся пейзаж столицы,— Я буду главой своей семьи. Надо только найти ту единственную, ту неповторимую, которая согласится жить со мной. Понятно ?

Мальчик кивнул. Парень взъерошил его волосы, схватил сумку, закрепил её скрепками, и ушел. Махнул рукой на прощание.