Хлоп! Хлоп! Стебли травы взметнулись в разные стороны, закружились, прижались к земле, тень скользнула по ним неуловимо быстро. Бурая стрела рассекла недвижимый густой и влажный воздух опушки. И сизокрылая сойка приземлилась на высокую ветку, за пару секунд преодолев расстояние, которое жужелице не измерить за всю жизнь. Хотя эта жужелица стала исключением — увидела мир с высоты птичьего полёта из клюва птахи. Сойка подпрыгнула, развернулась и принялась поедать добычу, вытягивая шейку.

Иен наблюдал за такими картинами жизни каждый день. Это заменило ему всё — книги, СМИ, телевидение. В таких вот сюжетах просматривался закон, естественный ход событий без всякой лжи и помпезности. Всё начистоту, всё что естественно — не безобразно. И, более, того, красиво. Абсолютно всё. Как бы только научится видеть эти маленькие акты красоты? Он улыбался и щурил глаза, глядя на довольную птаху. Иен лежал на холме, подложив ладони под подбородок, обильно заросший окладистой бородой. Потрепанные джинсы и льняная безрукавка — всё, что нужно было ему из гардероба. Хижина и лежак — все удобства дома. Иен лесничил в этом лесу под куполом на планете Квадро Дельта туманности Лагуны созвездия Стрельца уже почти четыре года. И за это время превратился в совершенно иного человека, досконально осознающего, как же он бедственно и несчастно жил до того, как его отправили в ссылку сюда, в лес. Государство Реформы, думая наказать, оказало бесценную услугу душе и телу преступника, попытавшегося пойти против системы. Хотя Иен давно уже не верил ни в какую систему, считая все толки об аппарате социума и машине правления детскими навязчивыми идеями. И чем чаще звучали слова о них, тем они становились сильнее. Ведь теперь он просто лежал на изумрудном холме и смотрел на живую трепещущую скоком и пыльцой чащу леса, пожевывая соломинку, улыбаясь самыми кончиками губ.

Внезапно, сойка замерла, резко завертела головой и вспорхнула вверх. А из кустов и крон деревьев, всполошённые невесть чем, поднялись стаи других птиц, спешно меняя место восседаний и концертных залов для своего пения. Пухлые куропатки метались в стволах, боясь высунуться из зарослей, шустрые вьюрки белой стаей неслись прочь, сороки с тревожным криком бросались в рассыпную… Иен нахмурился, провожая взглядом уносящихся птах. Он понимал, что если птицы, которые никогда не знали угрозы ни от кого и ни от чего, вдруг в панике срываются с насиженных мест, то, должно быть, происходит что-то из ряда вон выходящее. Первый раз за три с половиной года он увидел напуганных птиц в этих лесах. Сотни птиц! И ему очень не понравилось всё это. Он приподнялся, перевернувшись на бок и встал, отряхивая одежду от налипшей травы и прочего мелкого сора, всё так же неотрывно и сосредоточенно всматриваясь в чащу. Что там произошло?

Из дневника «смотрителя»:

«25 июля. 23.45 по земному времени и дате.

Днём отправил на станцию Лагуна сообщение, в котором попросил выслать мне с очередной поставкой материала для строящегося в трёх тысячах миль от меня купола, специальные гербициды. Разумеется, тот факт, что я занимаюсь лесничеством, а, стало быть, имею непосредственное дело с растениями, способствует положительному ответу на мою просьбу. Но, зная, как игнорируют меня, заключённого, и все мои нужды, я отправил с сообщением и эту историю. Теперь я пишу её в дневник, раскрывая более детально. И простите меня, если вдруг погружусь во время повествования в дебри своих измышлений. Здесь я стал слегка демагогом. Наверное, от того (как бы не было это парадоксально), что молчание — моя песня теперь.

История эта произошла вчера. Начну с того, что днём я разгребал завал. Сухое дерево, поеденное термитами, рухнуло, перекрыв ручей. У меня всё не доходили руки несколько дней распилить и растащить его на дрова. Наконец, я справился с этой задачей и, изрядно вымотавшийся, забрался на холм и лёг отдохнуть. Климатизаторы, работающие в произвольном режиме, выбрали чудесную сухую погоду в этот день. Вентумные генераторы посылали тёплый еле чувствующийся ветерок. Чудесно и тихо было вокруг. Изумрудная подстилка сочных трав холма приняла моё уставшее тело, как врач принимает больного, исцеляя и успокаивая. Я лёг на живот и просто наблюдал. Созерцание — удел мудрых. Я не мудр. И потому лишь стремлюсь к этому уделу, когда выдаётся возможность.

Не могу сказать, что почувствовал это сразу, но где-то внутри меня голос из-под сонной вуали нашёптывал, что что-то не так. По листве деревьев пробегали странные отблески. Сам ритм трепетания листьев на лёгком ветерке был словно записан по определённой программе. Воздух постепенно густел. Порой мне казалось, что даже словно бы капельки влаги ощущались в ноздрях при очередном вдохе. Я потряс головой, прищурил глаза, и, вроде бы, эти ощущения прошли. Списав это на усталость организма, я принялся наблюдать за жуком. Жужелица ползла к расползшимся по всему холму корням дуба, где, видимо, собиралась поджидать в засаде какое-нибудь мелкое насекомое. Так, решив пообедать, и, наверное, уже во всю пустив слюни от предвкушения трапезы, жучёк сам стал трапезой. Сойка скользнула над самой травой и раз… Нет больше малахитовокрылой жужелицы. Я был весь погружён в размышления об этом законе. Истин ли он, гласящий о праве жить лишь силу имущих? Или изначально всё имеет право жить и существовать под сими звёздами? Может закон этот распространён только на омраченных невежеством? Может человеку дан разум в дар, дабы превзойти все условности силы и бессилия? А может быть и так, что как раз животные твари гораздо умнее, а разум дан в наказание. Я жевал этот извечный вопрос какое-то время (хотя часть меня кричала «остынь, букашка, не тебе решать то, что не могут решить и мудрейшие мира сего, а тем более вот так вот валяясь на пузе!»). Меня уносили образы, мысли, чувства. Весь мир сейчас в тот момент свернулся до размеров одной сойки, а все звуки и вся музыка вселенной — в её песню. И тут случилось это. Птичьи стаи вспорхнули с насиженных мест разом. Случилось это в дальних зарослях. Я встал и направился в чащу, так как не оставалось сомнений, что если птицы сотнями поднялись в небо, то это служило индикатором критической ситуации в восточном секторе леса. Впервые в жизни тут я наблюдал подобное.

Я шёл, пробираясь через кусты, не разбирая троп, затем бежал, ловко изворачиваясь среди стволов. Такой прыти я не мог припомнить за собой так же давно. Лес обволакивал запахами, звуками. Капли воды срывались с самых высоких листьев, незримые паутинки, что были повсюду, липли к коже, таща за собой гирлянды хвойных иголок, семян, сора, пара мазков смолы принесли острый запах сосны. Я всё бежал, но не замечал ничего странного, ничего нового. Лес всё так же невозмутимо высился, жил своей тихой размеренной жизнью. Наконец я добежал до самой границы. Невысокая поливиниловая ограда отделяла низкие посадки папоротников от ровной выложенной пластиком и стальными листами площадки перед стеной купола. Я аккуратно перелез через забор и подошёл к стене. Второй слой экранирует избытки ультрафиолета солнца здешней галактики, и от туда на меня смотрел человек, босой в порванных джинсах и линялой безрукавке, заросший косматой бородой, с волосами, заплетёнными в косу. Честно признаться, я не смотрюсь в зеркало. Вода ручья показывает мне меня ровно настолько, насколько мне это надо. А к куполу я хожу очень редко. Я стоял какое-то время и рассматривал своё отражение. Даже здесь не обошлось без странностей — оно было переполнено цветами. Обычно тусклые поверхности не передают такой гаммы, отражая предметы. Тут же целый карнавал красок бурно взрывался и уносил в свой водоворот. Я внимательно изучал свой портрет на фоне звёзд, слегка просвечивающихся сквозь фильтры. К тому же вечерело, и всё отчётливей вырисовывалась поверхность планеты и караваны созвездий в чёрном небе. Диковинные ландшафты красных скал у самого горизонта, синие прожилки и путанные трещины в почве… Всё как обычно. И тут меня как кипятком обдало. Мой взгляд вонзился в одну деталь рельефа, которой я не замечал раньше. Обеими руками и лбом я приник к стеклу, пытаясь разглядеть всё лучше. Однако пришлось прождать два часа, пока поляризирующее напыление не прекратило своё действие и не открыло глазам всю чёткость ночной картины. Наконец, можно было разглядеть всё в свете звёзд и габаритных прожекторов купола.

Под молчаливыми звёздами на поверхности планеты лежало что-то большое и массивное. Видимо, оно врезалось в грунт, так как часть этого оказалась под землёй, выбурив целый котлован, размером с озеро. Над самой поверхностью грунта расползалось во все стороны облако чего-то напоминавшего дым. Фонтаны искр в нескольких местах били в разные стороны. По всей этой скомканной деформированной массе волнами перетекали волны флюоресцирующего света различных оттенков. Я созерцал это зрелище, широко раскрыв глаза и чувствуя, как сердце бешено колотится у меня в самом горле. Хотелось одновременно и прорваться сквозь купол, побежать, изучить, и спрятаться от зловещей тайны из недр космоса куда-нибудь в самую глушь ельника, к крикам сов и треском сухих веток под ногами. Но я продолжал разглядывать «гостя», прилипнув к прозрачному куполу всем телом. Позади всё наполнялось шумом ночного леса, подул холодный ветер, прошелестев в ивах вдалеке.

Наконец, я оторвался от созерцания, и решил предпринять крайние меры. В подземном складе, как я запомнил, находился скафандр. Он был под стеклом и ни разу ещё то стекло не было выбито. «В случае смертельной опасности» — гласила надпись на стекле. Она означала, что скафандр можно было одеть, к примеру, при полной разгерметизации купола. Так же предусматривался он при необходимости внешнего мини ремонта, например, при починке габаритного фонаря. Подхваченный этой смелой идеей, я кинулся сломя голову сквозь ночную чащу к своей хижине. Измотанный до предела, через час я уже был в погребе, распечатывая лёгкий скафандр устаревшей уже давно модели. Он предназначался как раз для операций, производимых на поверхности планеты. С лёгким шлемом, словно у пилота корабля, чёрными очками и маски на лицо. Пластичный корпус комбинезона цвета ртути, тяжеленные сапоги и рюкзак с баллонами кислорода и охлаждающе-наревающими генераторами — аргоновыми и на магниевой окиси.

Выход из купола тоже был опечатан. Но я спишу всё это на ЧП, если мне выдвинут обвинение в незаконном выходе за пределы. Вообще, чем больше я об этом думаю, тем всё глупее мне кажется это правило. Ну куда же может деться человек, находящийся в полной изоляции, если ближайшие поселения — это станция-город Лагуна, плавающая где-то в межзвёздной бездне. Неужели они боятся, что я убегу за полтора миллиарда километров на своих двух по дорожке из вакуума? Вообще, конечно, я не ожидал от себя подобной смелости. Наверное, я совсем законсервировал себя от всяких новшеств и смелых идей. Дух безумства… он бывает весёлым, бодрым, молодит кровь. Однако в своей жизни я достаточно хлебнул и другого вида дух безумства — безумства доведённого до крайностей человека. Наверное, теперь я просто уполз в свою раковину, в безопасную тень тихой размеренности существования. Наверное… Или это всё бред, вызванный долгой изоляцией? По крайней мере, теперь я хотя бы начал жить. Жить. Встречать всё со спокойным умом. Переосмысливать преходящие события, взглянув в вакуумные глаза вечности. Ладно… это не время для оправданий.

Я вышел из купола, когда внутри была уже ночь. Миновав барокамеру и три фильтра, мои ноги ступили на грунт. Габаритные прожектора освещали каменную пустыню планеты. Миновав перила, я включил налобный фонарь. Следы старого Иена, заключённого, которого вели сюда два человека в военных скафандрах так и остались на пепельного цвета песке. Нетронутые, так как не было ни осадков, ни ветров. Я постоял, посмотрел на них и оставил рядом след, повёрнутый в сторону от купола, в необъятный простор. Идти было легко — подошвы были снабжены пульсаторами, реагирующими на напряжение мышц и рельеф площади под ногой. Они как бы отталкивали ногу сами. Через два часа я обошёл (или, вернее, обскочил) купол от северной колонны до восточной. И прямо перед собой, в двух сотнях метров увидел первые следы «вторжения». Это был кусок материала размерами почти метр на метр. Он тускло светил с одной стороны багровым. Счётчик Гейгера зафиксировал незначительную радиоактивность поверхности. Дистанционный термометр определил приемлемую температуру. На мини экране, встроенном в очки я видел все интересующие меня данные. Я ощупал обломок, приложил ареометр твёрдых тел — он выдал путанные данные. С одной стороны, это был металл, по свойствам похожий на теллур, с другой стороны — минерал. Природу его светимости его я никак не мог понять. Я пошёл дальше и вскоре наткнулся на целых пять подобных кусков разных размеров. Ещё через сто метров глазам моим открылся вид на основную массу этого гиганта, врезавшегося в грунт. Котлован вокруг него говорил о внушительной скорости, с которой это нечто столкнулось с планетой. Однако, подумал я, если бы это был астероид, случилось бы мощное землетрясение. Значит, мало того, что он смог безболезненно пройти пусть слабую, но всё же атмосферу планеты, так ещё и прилично сбросить скорость до столкновения.

Одна мысль вытолкнула все иные с пьедестала значимости — это был корабль. Неизвестно, принадлежал ли он человеческой расе. Люди не знают таких материалов. Люди не стали бы соваться сюда. Да, где-то далеко идёт стройка второго купола. Но там работают автоматы, машины. Там нет ни единой живой души. И уж ошибиться настолько, так промахнуться… Корабль (назовём это так),а вернее, то, что от него осталось, всё ещё переливался различными цветами, но уже без яркой светимости и медленными волнами. Больше не было искр и дым рассеялся. В полной тишине (вокруг был вакуум, не проводящий звуков), я приближался к эпицентру. Приборы показывали нормальные условия (радиоактивности и температуры). Вдруг что-то отвлекло меня. Я остановился, вслушиваясь лишь в собственное дыхание. Где-то сбоку мелькнула вспышка — такая, словно меня фотографировали на исторический фотоаппарат, когда их ещё делали цифровыми с громоздкими зеркальными объективами. Вспышка повторилась. До того, как здесь появился я, ничего подобного не было. Вокруг в хаосе валялись какие-то детали, обрывки металлических лент, большие и малые куски. Постепенно они становились одного цвета, тускнели. Создавалась иллюзия, будто бы идёшь по полю, заваленному тлеющими углями. Снова вспышка. На этот раз я заметил её источник и поспешил в ту сторону. Не знаю, но я не испытывал ни страха ни сомнений.

Передо мной лежало нечто. Из-под обломков высовывалась шевелящаяся фигура. Хотя фигура подразумевает форму. А последней то как раз не имелось. Во рту у меня пересохло, а дыхание участилось и стало прерывистым. Я прекрасно осознавал, на пороге какого открытия стою. Под смятыми светящимися покрывалами, с прозрачными волокнами, торчащими во все стороны и поплёвывающимися зеленоватыми искрами, лежало живое существо! Я схватил край волокна и оттащил в сторону. Затем начал разгребать скрученные в спирали трубочки и шланги… Они были порваны, и хотя я не знал их назначения, я понимал, что эти устройства сломаны и лишь мешают полностью увидеть существо под ними. Удивительным образом оно, это существо приняло цвет и рельеф растрескавшейся почвы, на которой оно лежало. Наверное, думал я, это реакция защиты. По крайней мере, раз оно защищается, оно живо до сих пор. И если в голове у меня до того была звенящая тишина, то теперь мысли разрастались тугим комом, путаясь, смешиваясь, перекрикивая друг друга. Я обливался потом, так что включился механизм экстренного охлаждения. Но к сожалению он не мог ни подавить нервный перегруз. Наконец, существо предстало передо мной во всей своей красе. Это было нечто размером с большого ската. Абсолютно плоское. Растёкшееся, подобно ртути. Я навис над ним и, словно в луже, увидел своё отражение и отражение звёзд над собой. Затем существо начало покрываться пузырями, что лопались и оставляли на своём месте дыры. В конце концов оно всё покрылось ими и начало рваться на лоскутки. Я попятился. Лоскутки позеленели, тускло засветились и начали срастаться в длинный жгут. Жгут сворачивался в спираль. Но один лоскуток не вошёл в цепочку, а самостоятельно пополз куда-то в сторону, извиваясь. Спираль снова приобрела цвет грунта и осталась лежать. А бесформенный лоскуток добрался до темнеющего вдалеке кирпичика и начал подтягивать его к спирали.

Я смотрел на всё это растерянно и совсем забыл про кислород. Его оставалось на сто сорок минут. А я был настолько вымотан, что испугался, что не успею вернуться — всё так путь был не близкий. И если сюда я в воодушевлении добежал за два часа, то обратно… Оставалось только надеяться на инстинкт самосохранения, гонящий пояростней всяких кнутов. Однако мысль о том, что бы оставить это существо здесь, не укладывалась в моей голове. Это было равносильно тому, как если бы Эйнштейн, дойдя до постулатов теории относительности, порвал бы в клочья всё свои записи и никогда бы не вспоминал. Как если бы царевич Сидхартха Гаутама, достигнув пробуждения, осознав себя Буддой Шакьямуни, ушёл бы в лес и старался бы что б никто не узнал о нём. Захлёстывали мысли о том, что именно я, заключённый на планете в созвездии Стрельца, совершу переворот во всём мире человеческой науки и нравственности. Лавры уже уносили меня в жемчужные облака. И я понял, что если срочно не займусь делом — то просто лопну, сердце лопнет от переполнявших меня эмоций.

К тому времени лоскуток уже приволок неприметный синеватый кирпичик, размером со спичечный коробок. Спираль начала аккуратно разворачиваться, принимая лоскуток в себя. Подобно крупной капельке ртути, от неё отделился ещё один кусочек и придвинулся к кирпичику. На том появилась щель, увеличивающаяся постепенно в размерах. Я сел на корточки над ним, наблюдая. Но смотреть было больше не на что. Всё так и замерло. Маленький кусочек существа остался как бы приклеенным к кирпичику, остальная спираль не двигалась. Так продолжалось пять минут. Только цвет кусочка вдруг стал меняться на ярко фиолетовый. Он светился всё ярче. Наконец, он отделился, шустро юркнул к спирали и слился с ней. Спираль тут же начала принимать то же самое фиолетовое свечение, по ней волнами прокатывались изумрудные жилки, всполохи оранжевого и ещё некоторых непередаваемых цветов. Зрелище было шикарным, красота гипнотизировала. Спираль развернулась и приняла форму симметричного узла. На ум приходил образ аккуратно завязанного праздничного банта. Кусочки капельками ртути начали отделяться от неё, кружить вокруг, зажигаясь то красным, то синим. Они сами сворачивались в узелки — точные копии большого, породившего их. Этот радужный карнавал всё продолжался. Я ничего не понимал. Что это всё означает? Что за коробок? Что за живые фейерверки? Что хочет мне показать этим самым мой «гость»? И вообще, осознаёт ли он меня, чувствует ли присутствие рядом ещё одного разума. Однако, чётко осознав, что нужно уходить, но до смерти не желающий оставлять своё открытие на волю случая, я решил взять кирпичик с собой и пронаблюдать за реакцией существа. Когда я поднял коробок и начал пятиться обратно, иногалактический калейдоскоп остановился. Всё ещё мерцая в темноте набором цветов, узел вобрал в себя все свои кусочки и, вытянувшись в трезубец, пополз за мной. Я ускорил шаг, развернувшись и то и дело поглядывая за настигающим меня существом.

Я ничего не понимал — оно просто неотступно ползло за мной, и вскоре поравнялось, не изменив, однако, модель поведения. Я уже во всю бежал. Впереди замаячил свод ворот в купол. Следы, оставленные мной три с половиной года назад. Перила. Я взбежал по лестнице и остановился, не торопясь открывать первую дверь внешнего фильтра. Существо приблизилось ко мне. Оно начало вытягиваться ввысь. И вскоре передо мной стоял переливающийся в особом циклическом порядке столб, изогнутый сверху наподобие змеи. Словно кобра, что гипнотизировала свою жертву, этот гость навис надо мной, стоя на земле вопреки всем законам равновесия на тонюсенькой ножке. Каким-то внутренним чутьём я понимал, что в намерения его не входит агрессия. Должно быть, определённое сочетание цветов, их интенсивность и частота перелива, как-то гипнотически воздействуют на мозг, передавая простейшую информацию путём этого универсального языка. Всё тело пришельца покрывали разнообразные узоры непостижимой сложности исполнения. Я зачарованно глядел на него. Потом вспомнил, что в руке у меня зажата коробочка, представляющая определённую ценность для существа. Скорее всего, это то, что позволяет ему лечить себя, думал я. После катастрофы оно, должно быть, получило серьёзные ранения, и теперь лечится. Инстинкт самосохранения распространён не только на земле. Всё во вселенной существует по этому закону.

Я протянул руку и раскрыл ладонь в перчатке. Синий овально квадратный и немного сплюснутый предмет лежал на ней. Увидев это, существо вдруг рассыпалось, а, вернее, разлилось на множество луж, каждая из которых яростно замигала всем спектром цветов. Затем они собрались в один большой потрясающе правильной формы шар, и из него к моей руке потянулась точная её копия, только пёстрая. Видимо, не представляя, как функционируют человеческие пальцы, эта копия моей руки разделилась на конце подобно клешне и накрыла мою ладонь. Моё сердце колотилось настолько бешено, что запищал индикатор критического состояния самочувствия. Голос из наушника порекомендовал: «Прошу лечь, вытянуть руки и десять раз совершить глубокий вдох». Но я уже ничего не слышал и не осознавал. Касание моей руки с телом существа, повергло меня в состояние транса. Существо обволокло своим щупальцем кисть моей руки и начало передачу колоссального количества информации каким-то таинственным путём, словно радиоволнами, активизирующими визуальные и слуховые отделы разума.

…Я увидел тысячи картин в одну секунду. Передам лишь суть. Где-то есть планета, а, вернее, целая система заселённых этими существами планет. Они освоили комонавигацию миллионы лет назад, летая на разумных кораблях. Я видел огромные газовые моря, из которых били багровые молнии. Там эти существа жили, питались и размножались. Все они были одинаковой сигарообразной формы с множеством разноцветных неподвижных полосок на теле. Перемещались они, выстреливая полоски какой-то слизи по принципу реактивного движения. По сути, вся их планета была желеобразной, с ядовитой для нас атмосферой и невообразимо насыщенной свободными электрическими разрядами. Я видел целые колонии, плетущие из слизи огромные конструкции причудливых форм, которые затем затвердевали и поднимались в воздух, прорывая тугие багряные тучи. На них они и путешествовали по вселенной. Картина летящего среди звёзд корабля, изгибавшего пространство для более быстрого перелёта из пункта в пункт, до сих пор стоит перед моими глазами. Корабли мигали, исходили разноцветными волнами. Цвет был их языком. Существа эти вели, по видимому, полную смысла жизнь, колонизируя планету за планетой, развивая технологии и эволюционируя. Со временем они начали собираться в группы, множеством сливаться в одно. Так я понял, что передо мной целая колония существ. В таком синтезе, всё тело становилось и разумом и двигателем одновременно.

И я увидел ещё одно… Всё видения погасли, звуки утихли. Только образ синей коробочки, которую я всё ещё ощущал на своей ладони, застыл перед моим мысленным взором. Затем существо спроецировало на ментальный экран моего сознания образ летящего корабля, входящего в атмосферу планеты. Затем я ощутил себя, скользящим по тоннелю, сверкающему серебром и золотом. Я словно не имел тела, а был просто комком ощущения, сознанием без формы. Скорость скольжения всё увеличивалась. Звук становился всё выше и выше, перебросившись за ультра предел. Миллиарды световых иголок прошили меня и я вылетел из тоннеля, увидев океан звёзд, разноцветных туманностей, появляющихся и исчезающих из века в век. Я видел столбы пульсаров алмазного свечения, которые являлись колыбелями новых звёздных систем, видел рождения и смерти целых галактик, ощущал их физически. Я превращался в семя смысла, дающее повод всему просто быть. Я выстреливался из бесчисленного количества тоннелей, сам становясь рождающейся звездой, рождающимся младенцем спаянным с тёплой пуповиной матери. Я был голубым океаном, принимая в свои поры тёплый свет звезды на далёкой неизвестной никому планете, подобной Земле. Такой красивой, такой хрупкой… Я видел как тысячи существ, подобных моему гостю, переливаются изумительными узорами, несущими радость и гармонию без рамок разума, вселенскую, идеальную, объективную… Видение померкло. Остался лишь образ синей коробочки. Затем по моему телу прошла череда волн страшной боли. Я услышал, как я заорал кошмарным голосом, полным паники и отчаяния. Серия жутких видений корчащихся бесформенных тел, цвета радуги растворяются в бурлящих лужах. Каждая такая лужа — останки существ. Образ синей коробочки завибрировал, зазвенел высокочастотными колокольчиками, и она треснула. Из трещины посыпался чёрный порошок, моментально превращающийся в жидкость и испаряющийся, не долетая до земли. Цветастые танца инопланетных тел вертелись в дьявольском карнавале, теряя все свои цвета кроме ядерного красного, угрожающего одним своим видом раскалённого угля. Порошок сыпался на тела и они сначала взрывались всеми спектрами радуги, а затем чернели, иссыхали и превращались в дымящиеся кучки тлена. Вибрация всё нарастала и нарастала, дьявольский шум вдавливал тупой клин в желудок…. Лететь! Лететь! Бежать! Тоннель!

Я открыл глаза, услышав собственный крик. Отшатнулся и припал спиной к двери в купол. Сердце готово было вырваться из глотки. Пот тёк градом. Все индикаторы состояния тела пищали и показывали критические отметки на дисплее в очках. Существо отпустило мою руку и испускало плавный зеленоватый свет. Оно раскачивалось из стороны в сторону и словно наблюдало за реакцией человека. Я понял всё. В коробке была некая субстанция, среди людей эквивалентная наркотику. Видимо, этот представитель инопланетной расы употреблял его и крепко «сидел». Разбил свой корабль он тоже поэтому, видимо приняв наркотик и нацелившись на мой купол, наделив его божественным смыслом в своём видении. В галлюцинациях он не справился с управлением, лишь слегка погасив скорость перед самым столкновением.

Это открытие просто лишило меня возможности двигаться. Я сполз по дверям купола на ступеньки. Значит даже там, за миллионы световых лет от нас существуют некие рубежи, за которыми вступают в силу вещества, погружающие разумы в иные реальности! Наркотические препараты, животрепещущий вопрос человечества с самой зари его и по сей день, познаны не только им! Уже само то, что существует колыбель жизни где-то помимо Земли, приведёт всех в шок, а факт вымирания этой цивилизации из-за наркотических веществ… наверное столь тонкое открытие, которое я совершил, не будет замечено, не будет ни доказано, ни предано огласке. Просто стечение обстоятельство позволило увидеть инопланетную цивилизацию именно с этой стороны. Начать знакомство именно с этого момента. Как если бы инопланетяне, прилетев на Землю и решив наладить контакт со среднестатистическим представителем человечества, застали бы его в момент свершения акта суицида…

Я знаком с наркотиками на Земле, а теперь увидел их в щупальцах пришельца. Вот такая вот история. Я, признаюсь честно с просьбой не судить строго некогда заблудшего и потерянного человека, что пробовал подобные вещества на Земле. Нет, у меня не было ни чёртовой зависимости, ни ломок и подобного мрака. Я просо ощутил то, как можно видеть мир в розовых очках. Как можно уходить от проблем за бумажную стену отупения. Вернее, не уходить, а делать вид, что никаких проблем и нет. Блаженно улыбаться, пуская всё на самотёк. Убирая волю в … А они, проблемы, всё копятся и копятся. И вот наступает день и тебя прибивает градом реальности, с которой ты уже отвык справляться. Как мышцы без нагрузок веса ослабевают, так и разум без нагрузок вопросов и проблем, отвыкающий решать их, принимать на себя полностью, меркнет. И вот перед вами уже не человек, а оболочка. Безвольная, бесформенная, вечно в сомнении, вечно в забытьи. То, что расширяло сознание, то его и порвало. Так если надувать воздушный шарик гидравлическим насосом, за первую подачу воздуха шарик раздуется (и никто не поспорит что это эффективно), а при второй подаче — лопнет. Когда иллюзии окружают, когда они так божественны и дают такую творческую и духовную энергию — они становятся лучшим другом. А этот лучший друг, через какое то время, забирает из вашей жизни всё, и ночью покидает вас, пока вы спите. Проснувшись, вы понимаете, что не остаётся ничего, кроме как наложить на себя руки. Один в пустоте… И нет разума, преобразующего это во благо. Ни на Земле, ни где-либо за пределами нашей галактики.

Я обессилено поднял голову, посмотрел на существо. Оно отделило от себя шарик. Он покатился к коробке, что лежала рядом со мной. Затем шарик этот раскатался в ленту, один конец которой пролез в щель синего хранилища забытья, а другой потянулся к моей ноге. Существо замигало, подобно стробоскопу. Из моего наушника прозвенел сигнал «кислород на нуле». Лента коснулась моей ноги, но не было сил даже убрать её. Я зажмурил глаза и закричал, что было сил. Кажется, я потерял сознание.

Очнувшись, я понял, что где-то лежу, уткнувшись лицом во что-то рыхлое и волокнистое. Всё тело жутко ломило. С удивлением я обнаружил, что на мне моя льняная безрукавка, а на ногах почувствовал грубые джинсы. Я вскочил, как после сна, ощупывая тело и оглядываясь. Вокруг меня был луг, кроны деревьев зеленели неподалёку. Жужжала муха, где-то стучал дятел. Ветер шипел в листьях, обдувая мою взмокшую спину. Я ничего не мог понять. Во рту было ужасно сухо, на ногах красовались царапины и синяки. Руки грязные. Что со мной было? Где я был? Пришелец! Эта мысль передёрнула меня зарядом электричества. Где он со своей синенькой коробочкой? Что с ним? Странная пустота в голове, давление, выпирающее все мысли вон… Я сел на траву и зажал голову между колен.

Объяснение нашлось совсем скоро. Стерев пот со лба, и проведя рукой по мокрым усам и бороде, я заметил на пальцах чёрные размазанные точечки. Приглядевшись повнимательнее, я обнаружил, что это были то ли семена, то ли споры каких-то растений. А через десять минут я нашёл и сам их источник. Дело в том, что придя днём на этот холм, я лёг, не заметив в траве целой семьи маленьких чёрных грибочков с круглыми шляпками, которые лопались от одного прикосновения к ним. И тогда воздух наполнялся чёрными спорами. Amanita Astrata! Ядовитый гриб, найденный в изобилии на одном из спутников Планет группы Центавра. Весь мир слышал о крушении корабля-гиганта Каменный Зевс, экипаж которого собирал образцы почвы на той планете. На своих скафандрах люди принесли на борт споры этих грибов, что висели в атмосфере. Было достаточно вдохнуть несколько спор и начинались ни чем не сравнимые по реалистичности галлюцинации. Они могли продолжаться в среднем четыре часа, когда организм вырабатывал достаточно специального фермента, что бы погасить реакцию наркотика.

Дело в том, что споры были привезены на Землю. Гриб начал произрастать и там. Аэродромы долго боролись с ним, ведь именно они пострадали в первую очередь. На ту планету посылался не один корабль, прежде, чем учёные узнали о спорах, что регулярно завозились на Землю, а от туда— на станции, далее — на перевалочные пункты и станции-города, типа Лагуны. И вот, видимо с одной из поставок грунта, грибы эти добрались и до моих земель.

Я не мог вспомнить, что я делал, будучи опьянён сим наркотиком, так как просто не представлялось возможности отделить галлюцинации от реальности. Казалось, я преодолевал безумные расстояния, носясь по чаще, ведь все мои мышцы ужасно ныли от утомления, а ноги были изодраны и сбиты, одежда в грязи. Однако, после всех метаний, я каким-то образом вернулся на то самое место, с которого увидел поднимающиеся из леса ввысь птичьи стаи. Бегал ли я в лес? Видел ли то, что творилось за куполом? Выходил ли я? Ведь вернувшись домой я не смог открыть замок в сейфе, в котором находился скафандр под стеклом. Что же там меня ждало, за дверью сейфа? Что ждало меня за стенами купола? Наверное ответы на все вопросы я получу лишь выйдя из своего счастливого заточения. Увижу ли я свои следы на неизменной поверхности планеты? И будет ли это только след, ведущий в купол? Как бы то ни было, объяснение своему нереальному путешествию я нашёл. Специальные гербициды для вытравливания Чёрного Зевса должны (в случае положительного решения) прибыть недели через две. А пока надо просто осторожней выбирать место отдыха.

Как приятно ощутить что весь пережитый ужас не имел под собой никакой реальной основы. Бред. Галлюцинация. Всё закончено. Всё отгадано. Жалею ли я о том, что не получилась захватывающая приключенческая история с обещающим быть золотым финалом? Может быть. Чуть-чуть. Всегда чуть-чуть жалко, что чудеса имеют свойство не случаться. Чуть-чуть.

Заканчиваю писать. Глаза закрываются, лежак под звёздами манит меня страной тихих снов. Травяной чай остывает, и рука уже путает буквы.

27 июля. 22.30 по земному времени и дате.

Посещал восточную часть стены купола. То, что я увидел, заставило мои волосы встать дыбом, а сердце так незнакомо (и в то же время подозрительно знакомо) чуть не выскочило из горла. Там, за куполом снаружи, я увидел огромный котлован, которого раньше не было. И не только в моей памяти, но и в точнейших картах планеты Квадро Дельта!

Иен Лесник»