Дарин: родина в марте всегда знобит |
Peresmeshnik: Пардон, был занят. Родина...Знобит. |
Серегина: Пожэии не надо больше! |
Серегина: поЭзию! |
Серегина: Ну, за пожзию! |
Серегина: А что, сегодня день поэзии? |
Дарин: малая родина не отвечает тогда я вас покину |
Дарин: привет, Пересмешнику как там моя малая родина? |
Серегина: Добрый день |
Peresmeshnik: Приветствую |
Дарин: это я понял |
Серегина: Я просто заботливая |
Дарин: это-то мы учтем и, если что врача вызовем. Но дарины от гриппа не помирают, нас так просто не возьмешь! |
Серегина: Ну и хорошо Дарин, противник-то противник, но от гриппа, бывает, и помирают. Врача, если что, вызывай. Для этого полис не нужен. |
Дарин: слеза верлена отлично помогла от больной головы Оо |
Серегина: Верлен, конечно, натуральный продукт наплакал, этода. |
Дарин: курить курит. |
Дарин: фи, пиво! вы шутите? мы тут слезу верлена с нового года пьем |
Серегина: *курит |
Серегина: И не урит? |
|
Нежно-зеленое создание задвигало губами-жвалами, «поддерживая» разговор. На душе потеплело. Температуры внутри и снаружи уже не рождали болезненный перепад, переносить 40-градусную жару стало ощутимо легче.
Я с облегчением закрыл глаза и пропустил взрыв. Даже звук не услышал — уши заложило. Только тело ощутило страшную дрожь земли. Время будто замерло. Казалось, целую вечность я стоял, слепой и глухой, с удивлением прислушиваясь к своим ощущениям. Паники не было. Только слабость от понимания — случилось что-то страшное.
Вспышка и уже следующая картинка: я бегу, сердце в истерике бьется о грудную клетку, просит пощады, но останавливаться нельзя. Почему нельзя? Ответ на вопрос некогда искать. Надо бежать. И я бегу. Спотыкаюсь, подхватываюсь, и уже лечу — открылось второе дыхание. Окружающие предметы смазаны, нечетки, падают с неба огромные черные хлопья пепла. Но я не сбавляю темпа. Дорога хорошо знакома, даже с закрытыми глазами не собьюсь с пути.
И вновь картинка: полные страданий глаза, боль плескается в них, кружится вихрем, переполняет и выливается через край. Я заворожено наблюдаю, как жизнь утекает, сменяясь стеклянным блеском. Хочется завыть от осознания потери. Но нельзя поддаваться эмоциям — стольким еще надо помочь. Надо. Помочь. Сжимаю челюсть. Разбиваю кулак об осколок стены. В чудом уцелевшем зеркале мелькает полный отчаянной решимости взгляд карих глаз. «Соберись, Артур!» И спешу дальше. На крики. И стоны. Сколько еще таких глаз видел… Но чаще все же в коричневых, голубых и зеленых озерах рождалась надежда. Она питала мои силы, и я вновь и вновь нырял в провалы, выносил на свет переломанные, измазанные в красном, тела. Тяжело. Страшно. Не хочу.
Свет мигает. Я лежу в траве, за густыми кустами. Минутный отдых необходим. Уши заложены, так что не слышу глухого рокота обвалов. За растительностью не видно черных остовов домов. Хорошо. Расслабился и наслаждаюсь бездельем каждой клеточкой тела. Солнце темнеет. Надо мной склоняется Ирина. Зеленые глаза ждут ласки. Иссиня-черная прядка щекочет подбородок. Я прячу девушку в объятиях, скрываю от бесконечного стресса. Нежно целую переносицу, скольжу языком по губам, щекочу дыханием пульсирующую жилку на тоненькой шее. Ирина сладко вздыхает и прижимается всем телом. Она ненасытна. Снова и снова требует любви. Наслаждение растягивается бесконечно долго. «Артууууууур!» Крик удовлетворенной женщины врывается в заложенные уши. Звуки снова наполняют мир. Трещат цикады. Раздается глухой гул падающего здания. Взгляды вновь серьезны. Пора за работу.
Отключать сознание уже не выходит. Барьеры рушатся под натиском царящей вокруг боли. Третьи сутки без сна. Легкие забиты дымом и пылью. Стоны терзают сердце. Бесконечная боль пульсирует в голове. Падаю на колени и мычу от отчаяния. Андрей помогает встать и уводит в тень. В пластиковый стакан наливает спирт, молча протягивает. Обжигаю глотку. И оживаю. Становится легче. «Держись, дружище. Мы нужны им». Дружище… Где-то я это уже слышал. Или говорил. Там, в другой жизни. Но некогда вспоминать. Еще один завал расчищен. Еще кого-то надо вытащить на свет. Завывают сирены «скорой». Невыносимый звук! Тянусь за новой порцией. Вливаю живительную влагу и ныряю в пучину невыносимого ужаса.
И вновь занимаюсь сексом. Не знаю ее имени. Потеряла родных, у самой же ни царапины. Только сидела внутри несколько суток, запертая обвалившимися стенами. Жизнь спасена, а внутри чернота. Жестко выбиваем ритм друг в друге. Царапаем спины, кусаем плечи. Крошево бетона скрипит то под ее, то под моей спиной. Нам не нужен свет. Нет нужды в мягкой постели. Мы любим и мстим. Мстим и любим. За кровь и смерть снаружи, за навечно поселившуюся боль внутри. Она хрипит и теряет сознание. Я в изнеможении опускаю голову на ее белокурые волосы. Пустота в теле. Пустота в душе. Лучше так. Иначе уже невыносимо.
И вот, наконец, все позади. Закончился бесконечный кошмар. Он еще долго будет царить в душе. Но разве это важно по сравнению с тем, что было в реальности? Я захожу во двор и первым делом спешу в глубокую тень. Там меня ждет богомол. Хочу рассказать ему…
Стена, яблоня, дорожка асфальта. Под кустом клубники зеленеет живая веточка. Огромная жирная богомолиха перекусила жвалами моего товарища и поедает его с головы. Ей надо кормить будущих детей. На это и пойдет энергия отца. Это жизнь. Понимаю. Только… почему мне так горько?
Александр Каа(15-01-2009)
«так что» — поэтому.
А если запятую на слово вперёд передвинуть?
«так, что»; разумеется, и само слово «так» можно синони-минировать: «до такой степени» или ещё как либо.
Не знаю, не могу сообразить и объяснить, но, мне кажется, ступенчатое разъяснение здесь излишне.
«Спрятался в самой глубокой тени: ее давали дом и яблоня, к тому же сквозняк».
К чему — к тому же? К тени? К дому? К яблоне? Получается, сквозняк даёт тень. Либо с пунктуацией не лады, либо необходимо перестроить предложение, а то и — разбить и дополнить.
«Нежно-зеленое» — красно-квадратное. Хотя… что-то слышал о нежных цветах.
«поддерживая» разговор» — а если подать сравнением, тем самым избежав так удручающе шевелящихся вокруг слова кавычек: например, «будто поддерживая разговор».
«Спотыкаюсь, подхватываюсь» — если с первым глаголом всё достаточно просто и ясно, со вторым же — беда.
«стольким еще надо помочь. Надо. Помочь» — этот приём мне понравился.
«черных остовов домов» — я бы понял скелетность зданий, если бы не сухое строительное «остовов». Может, просто: «домов». Или заменить «остовов». К тому же фонетически разболтано: «-ов-ов», почти как «-ав-ав»
«растягивается бесконечно долго» — долго растягивается? Или Вы имели в виду протяжённость, то есть на какой-то промежуток времени, даже если на бесконечный? Тогда — мысленно перечитайте.
«Третьи сутки без сна» — где-то я это слышал. Не суть, просто вспомнилось.
Конечно, у каждого автора есть своё(и) затасканное слово. В очередной раз наткнувшись на слово «бесконечный (и т.д и ё-п-р-с-т), я не мог не сказать об этом.
«Где-то я это уже слышал. Или говорил» — кроме иных находок, тоже хорошо.
«дорожка асфальта» — что-то здесь не то. Заасфальтированная дорожка — да, асфальтная — наверное. Но не с пылу же с жару просыпанная асфальтом (или чем-то иным) дорожка.
«Хочу рассказать ему…» — вялая недосказанность, вряд ли успокаивающая читателя. То есть рассказать можно и о финансовом кризисе; мало ли что может придти человеку в голову, когда человечность выходит из неё. Не слишком точечно и упреждающе.
О содержании или, как бы сказали сведущие люди, о сюжетной линии — молчу. Ко все прочему, не рассказ это вовсе. Миниатюра — да. Причём миниатюра — формально и жанрово. Но мне это нравится.
«жвалами» — честно сознаюсь, не знал — и, наверное, до сих пор не знаю этого слово.
Или в моей полосе не живут богомолы, или я больно-то не знаком с их внешним видом, но, помнится, только однажды я видел огромную (относительно кузнечика) зелёную тварь.
Конечно, местами я просто придирался, но, уж простите, я без этого — никуды, да.