Я перестал расти лет в шесть или в семь. Должно быть, в первый школьный день, после того, как учительница фрау Шмидт ударила меня линейкой по рукам. Ее потом уволили из школы за то, что она била детей, а у меня пальцы неделю не сгибались и очень сильно болели.
Или в тот момент, когда моя мама переехала на машине бродячую собаку. Бог ее знает, откуда она взялась — шавка эта, выскочила из подворотни прямо под колеса. Раздавленные в жидкую кашицу собачьи внутренности напоминали вишневый мусс, который я раньше любил есть на завтрак, вместе с йогуртом. До сих пор не могу вспоминать о нем без тошноты.
Или когда я стоял у доски и, как девчонка, комкал в кармане носовой платок. Слова выходили такими же скомканными, сопливыми и бессмысленными, а я казался себе глупым и неуклюжим и от стыда готов был спрятаться под учительский стол.
А может быть, ранним февральским утром, когда отец упаковал большой, пахнущий кожей и канцелярским клеем чемодан и, даже не кивнув мне, хотя я таращился на него спросонья во все глаза, шагнул за порог в мелкую злую поземку. Мама говорила потом, что он умер, и я верил ей. Для того чтобы уйти, даже не сказав «прощайте» самым близким людям, надо по меньшей мере умереть.
Или когда Ханс из третьего «в» порезал бритвой мои новые резиновые сапожки. В их гладких боках отражались осенние лужи и пронзительная желтизна запаркованных в паре метров от нашего подъезда почтовых машин.
Не знаю, когда и отчего. Стресс, мутация или гормональный сбой. Но с первого класса я не вырос ни на дюйм. Мои сверстники вытягивались, крепчая, точно молодые дубки. Днем их влекло солнце, а вечером — луна. На школьных праздниках я чувствовал себя заблудившимся в дремучем лесу и вставал на цыпочки, пытаясь хоть что-то разглядеть за спинами одноклассников. Не скажу, что ребята меня сильно обижали, и не думаю, что они принимали мою беду всерьез, но мне было страшно среди них — забытому и маленькому. Само время презрительно оттолкнуло меня, обронило с повозки, точно бесполезную вещь.
Мне так хотелось хоть немного, хоть чуть-чуть подрасти. По утрам у зеркала я за уши, за волосы, за что попало тащил себя вверх. Выше, выше... и постепенно у меня начало получаться. Просыпаясь до зари, я за полчаса — час выращивал себя настолько, что в школе почти не отличался от других. Потом научился делать это в постели, в полудреме, щурясь на тусклое окно, из которого сочилась по капле, оседая туманом на занавесках, влажная рассветная серость. Выстраивал, удлинял, вытягивал сантиметр за сантиметром собственное тело, а затем лежал, расслабившись, на спине, привыкал и осваивался в нем, как рука в новой перчатке. Целый день я представлял себя большим и сильным. Что бы ни делал, я не переставал думать о себе как о высоком, физически развитом мальчишке, подростке, молодом человеке, ни на секунду не выпуская из сознания образ-мысль. Но во сне контроль ослабевал — и я снова становился щуплым первоклассником. Как я боялся, что кто-нибудь увидит меня таким!
Уже в старших классах я ходил в костюме, а на работу — при галстуке. Так усердно притворялся взрослым, что сумел обмануть даже маму.
— Каков жених вырос! — хвасталась она мной перед подругами. — Умный, ладный, да серьезный, всем на зависть. Жених...
У мамы глаза теплые и тягучие, словно янтарь, а у Алисы, как речные камешки — скользкие и прохладные, с жемчужной поволокой. Взгляд как будто слегка растерянный. Крашеная челка. Зато в профиль они с моей мамой невероятно похожи. Я познакомился с Алисой на поминках у шурина двоюродного дяди, и представили ее мне, как какую-то сестру, сколько-то там «юродную». Родство меня не испугало: если я жених, то лучше невесты не отыскать. Одно условие поставил я Алисе — засыпать будем в разных комнатах. Она его — удивленно — но приняла.
Первые три года жена мечтала о ребенке.
— Мы назовем его Марек, нашего мальчика. В честь моего брата, но похож он будет на тебя, — говорила она, улыбаясь и складывая кисти лодочкой, как будто крошечный Марек уже спал у нее на коленях. — У него будет ямочка на левой щеке, как у тебя, Паскаль, и волосы — золотые, будто сушеная трава.
Потом Алиса перестала мечтать и стала бегать по врачам. Осунулась и погрустнела, но еще на что-то надеялась и по вечерам, за ужином, рассказывала об анализах, о консультациях у профессоров, о зачатии в пробирке. Только я знал, что ни к чему все это. Что бы там ни болтали профессора, вина за бесплодный брак — на мне.
— Давай возьмем малыша из приюта? — молила Алиса. — Какая разница... не те отец и мать, кто родили. Паскаль, пожалуйста! Мы могли бы найти мальчика, похожего...»
— Нет! — отвечал я твердо.
Нет, пока я в доме хозяин, чужого ребенка здесь не будет. Рядом со своим собственным сыном я мог бы снова начать расти — с ним вместе — ожить, как измученный зноем побег в тени молодого платана. Наконец-то потянуться к солнцу. Рядом с чужим ребенком я боялся опять ощутить себя потерянным и брошенным, заблудившимся в дремучем лесу.
Иногда я просыпался посреди ночи от громких рыданий Алисы. Разглядывал свои детские руки, скрещенные поверх одеяла, бледные и как будто насквозь просвеченные луной. Из комнаты жены доносились шаркающие, медленные шаги — поступь усталого, измочаленного жизнью человека.
«Ну вот, — думал я, — вот и Алиса состарилась. А я так и не повзрослел...»
Однажды я по рассеянности оставил дверь спальни незапертой. Очнулся от негромкого скрипа — совсем рядом, словно проседала под чьей-то тяжестью плохо закрепленная половица. Распахнул глаза и встретился взглядом с Алисой. Я чуть не вскрикнул от испуга, но жена смотрела отстраненно, словно не на меня даже, а вглубь себя, как будто я был частью ее сна.
Ее выстраданного, желанного, волшебного сна.
— Марек, — она, как подкошенная, опустилась на кровать, и обвила мою шею руками. Зажмурившись от удовольствия, гладила осторожными пальцами мои щеки, а зрачки ее в полутьме переливались тягучим янтарем.
— Мальчик, сынок, вот ты где... Я тебя искала. Мне приснилось... мне сейчас приснилось, что тебя нет.
Она баюкала меня бережно, как фарфорового пьеро, а я не смел вздохнуть, боясь разбудить ее ненароком.
— Спи, Марек, — прошептала Алиса и, поцеловав меня в лоб, вышла из комнаты. Шаги ее теперь были скользящими и легкими, словно она танцевала в обнимку с мечтой.

Я больше не запираю от Алисы дверь. Каждую ночь спящая жена приходит ко мне — не опустошенная, как днем, а сияющая и молодая, с лицом, озаренным радостью. Она гладит меня по голове, по русым вихрам, золотым, как скошенные стебельки, а я лежу в ее объятьях, наслаждаясь странным и незаслуженным счастьем.



© Copyright: Джон Маверик, 2011

Когда крысолов преследует убегающую крысу, она только делает вид, что петляет и прячется, а на самом деле, она бегает по кругу и пожирает время.

1

23 сентября 2003 года.

Эта история началась на уроке рисования. Пока все дети старательно выводили карандашами зеленое яблоко, я робко пытался набросать восхитительный профиль Мими, которая сидела за третьей партой. Мне было восемь лет, и я был по уши влюблен. А знаете, я ведь строил самые честолюбивые планы и мечтал не о новом велосипеде, а как минимум жениться на Мими. Нет, конечно не в третьем классе, но уж в седьмом то обязательно.
Я вглядывался в любимый профиль, смотрел, как она меняет карандаши и мысленно посылал ей сигнал — оглянись. И вот однажды, мой мысленный посыл, видимо, дошел до адресата. Она оглянулась и пристально посмотрела на меня. Думаю, с этого все и началось.
Будучи ребенком застенчивым, после уроков я спешил домой. Мама работала в вечернюю смену и большую часть времени я проводил дома сам. Обедал, делал уроки и садился за компьютер. У меня даже аська есть, но вот общаться мне не с кем. Так уж вышло.
После занятий я вышел из школы, пересек школьный двор, прошел мимо булочной, завернул за угол, а там и до дома рукой подать. Возле магазина обуви я встретил тетю Лизу. Сейчас она поздоровается и скажет — о, Себастьян, какой ты уже большой, наверное, уже в университете учишься? Потом погладит меня по голове и пойдет дальше. Так было всегда, сколько себя помню. Тетя Лиза женщина добрая и одинокая. Нет, муж у нее есть, но можно считать, что его и нет. Так как большую часть семейного времени он проводит в объятиях своей пышногрудой секретарши. Сволочь.
Увидев меня, тетя Лиза сказала:
— О, Себастьян, какой ты уже большой, в университете учишься?
После чего ее рука легла мне на голову. Я устало ответил:
— Здравствуйте, тетя Лиза. Я пока в третьем классе.
— Не может быть! А выглядишь совсем как взрослый юноша. Передавай привет маме.
Мне было жаль эту женщину, но подобные вопросы и поглаживания по голове, несколько раздражали и я всегда спешил уйти. Так было и сегодня:
— Обязательно передам, до свидания.
Теперь от квартиры меня отделяла обычная последовательная цепь вечных действий — код на двери подъезда, вызов лифта, нажатие кнопки с цифрой 11, звон ключей, открытие двери с заедающим нижним замком, беспорядочный сброс обуви и приветствия зонтика. Да-да, я каждый день здороваюсь с зонтиком. Даже не помню, с чего это началась. Сегодня я просто коротко бросил — привет. Теперь оставалось помыть руки, включить телевизор и перекусить. В моей комнате царил беспорядок, компьютер был включен.
Тщательно, как учила мама, я вымыл руки и, выключив воду, услышал компьютерное — О-оу!
Меня прямо током ударило! Своего номера я не давал никому, друзей у меня нет. Подойдя к монитору я прочитал — личное сообщение от Крысолова.
— Мало кто может сказать, что среди его друзей есть крысолов.
Я быстренько напечатал ответ.
— Я тоже не могу сказать.
— Теперь можешь. Ничему не удивляйся. Сегодня в 19.00 я буду у тебя.
После этого, неизвестный Крысолов отключился. В полном недоумении, я отправился обедать. Ничему не удивляться? В 19.00 ко мне придет Крысолов? Ну, по меньшей мере все это странно. Хотя, мало ли в сети придурков?
Вас, наверное, удивляет, что восьмилетний ребенок с такой легкостью оперирует такими словами как — честолюбивые, посыл, пышногрудая, беспорядочный, последовательная и так далее. Все это объяснимо, поверьте. Впрочем, скоро вы сами все узнаете.

23 сентября 2003 года, 18.55.

Я так напряженно ждал девятнадцати часов, что не заметил, как заснул. Только вот проснулся не совсем обычно. Я стоял на коленях перед унитазом, и меня сильно рвало. Просто выворачивало на изнанку. Ужасно болела голова, все качалось и кружилось. Так плохо мне еще не было. Выйдя из туалета, я обратил внимание на то, что стал намного выше, я не узнавал квартиры. Что со мной? Где я? Что случилось? Проходя мимо грязного зеркала, я посмотрел на себя и закричал от ужаса! Из зеркала на меня смотрел взрослый мужчина, он был небрит и его качало из стороны в сторону. Я в панике забежал в комнату, на столе было огромное количество бутылок, остатки засохшей еды, полная пепельница окурков и альбом с фотографиями. Я уже был готов грохнуться в обморок, но меня спас звонок в дверь. На ватных ногах я добрел до двери и, не глядя в глазок (мама бы меня убила), открыл. На пороге стоял странного вида человек, примерно моего возраста. Господи, что я несу, моего возраста? Мне же всего восемь!
Человек критически посмотрел на меня и, покачав головой, сказал:
— Мда, тот еще видок.
Чувствуя, что меня может снова стошнить, я сделал глубокий вдох и спросил:
— Кто вы?
Гость без приглашения прошел в комнату и, расчистив себе кресло, сказал:
— Я Крысолов.
Так, стоп, я сейчас сойду с ума! Часы показывали ровно семь часов вечера, но….
— Успокойся и сядь.
От абсолютной беспомощности я плюхнулся на прокуренный диван, а Крысолов закурил сигарету и сказал:
— Тебя зовут Себастьян, тебе восемь лет, вернее было восемь, когда ты прочитал мое сообщение. Сейчас тебе двадцать семь, от тебя ушла жена, и ты впал в беспробудное пьянство, слабак!
Это было выше моих сил, и я провалился в обморок. Я пришел в себя оттого, что ненормальный Крысолов бил меня по щекам.
— Спокойно, спокойно. Успокойся и выслушай меня. Ты попал в очень сложную ситуацию, твое время кусками пожирает Рубиновая Крыса.
— Дядя, вы псих? Сейчас придет моя мама и вызовет полицию!
— Твоя мама теперь живет в другом городе с твоим отчимом, лучше просто сиди и слушай то, что я тебе расскажу. А рассказать мне предстоит немало.
Спустя четыре часа я узнал, что прожорливая Рубиновая Крыса пожирает не только мое время, но и время Мими. Кстати, мечта моего еще недавнего детства осуществилась, и полтора года назад я женился на Мими. Вот только гордиться мне, все же, было нечем. Я стал заносчивым, слабохарактерным мерзавцем, который, по сути, просто портил жизнь окружающим. По ходу неутешительного рассказа, моя память начала восстанавливать неестественные провалы. От такого наплыва информации и жизненных знаний, моя голова готова была взорваться, ведь я все еще, как мне казалось, был робким третьеклассником.
Рубиновая Крыса была жестоким и хитрым существом, на чью жизнь она нападет, не знает никто, а вот остановить ее может только мой таинственный друг — Крысолов, которого в миру звали Эдуардом. Эдик хвастливо утверждал, что сумел отловить семь таких тварей, что живет он на пике временных интервалов и к нашему миру принадлежит лишь от части. Он заранее предупредил меня, что следующее мое перевоплощение может иметь противоположную направленность, и что я, скорее всего, вернусь в детство, но только с очень важной оговоркой — весь жизненный опыт, все обрушившиеся на меня знания из новой взрослой жизни, останутся при мне. Веселенькая перспективка!
Да, мне предстояло многому научиться и многое понять. Для начала хотя бы то, что сейчас 19 ноября 2024 года.

2
С того времени минуло почти две недели, за которые я несколько адаптировался и заново открыл в себе тягу к спиртному. Также, я с интересом освоил некоторые физические функции, которые в силу моего прошлого малолетства, были мне еще не ведомы. Практических экспериментов я пока не проводил, но внутри меня жила полная уверенность в собственных силах. Еще я с удивлением узнал, что превосходно говорю на французском, не лишен актерских навыков, питаю слабость к хорошим машинам и покеру.
Просмотрев фотографии собственной свадьбы, я не мог не отметить красоту Мими. Мими, теперь это имя вызывало во мне чувство вины, так как по словам Крысолова, во всем был виноват я, виски и еще что-то, что он отказался назвать. Как странно, я чувствую вину за то, чего не сделал, ну, вы меня понимаете.
Я уже думал, что этот кошмар никогда не кончится и постепенно начал привыкать к взрослой жизни, но однажды перебрав с виски, я отрубился, а когда пришел в себя, то с удивлением обнаружил, что сижу в школьной столовой вместе с Крысоловом Эдиком. На мне была опрятная форма, а на столе стоял вишневый йогурт. Мне вот только йогурта сейчас и не хватало! Опережая мой возглас, Эдик сказал:
— Тихо, алкаш, тихо. Не ори. Тебе снова восемь, ты в школе.
Я огляделся:
— И че теперь?
— Теперь? Теперь никакого виски, только уроки и вера в Санту!
— Кончай, старик, пару часов назад мне было двадцать семь и я был в стельку пьян.
Крысолов посмотрел поверх моего плеча и протянул:
— У-у-у, держись.
Как только я повернул голову, так сразу же получил звонкую пощечину. Передо мной, в сарафанчике и гольфиках стояла Мими. Обойдя Эдика, она села напротив меня, закинула ногу за ногу, гневно сверкнула глазками и бросила:
— Похотливый ублюдок! Мразь!
Я вытаращил глаза и постарался изобразить детское возмущение, но Крысолов прервал мой начавшийся актерский этюд:
— А как ты хотел? Я ведь предупреждал, что Рубиновая Крыса пожирает и её время. Так что ты не одинок.
В голове у меня образовалась каша, видимо, сказывалось похмелье прошлой взрослой жизни:
— Да я….
Крысолов снова меня перебил:
— Да я, да я. Как видишь, Мими тоже не в восторге от твоего взрослого поведения.
Мими не выдержала. С каждым словом она говорила все громче и громче, на нас стали поглядывать обедавшие дети и учителя:
— Ты просто мразь! Если бы я только знала, если бы…. Хотя нет, все очень даже замечательно, так как я теперь и так все знаю. Запомни, кобель, даже не думай звонить мне и пытаться объясниться, ты загубил мою жизнь, поставил под угрозу карьеру! Ты ничтожество, ты и эта задрипанная блядь Сюзанна!
— Какая Сюзанна, детка, неужели всему виной мой легкий флирт со статисткой?
— Флирт?! Ты думаешь я не…..
Договорить Мими не успела, на наш крик пришла мадам София:
— Что здесь происходит?
Вопрос был адресован преимущественно Эдику, но Крысолов, который живет вне времени, едва ли мог нам помочь, поэтому я принял удар на себя:
— А, мадам София, прекрасно выглядите (Эдик пнул меня ногой под столом), а мы вот самодеятельность репетируем. Меня и Мими пригласили участвовать в благотворительном спектакле.
— Вот как? Очень интересно. Однако, какой странный спектакль, судя по тексту он вполне для взрослых.
Тут меня прорвало:
— Ну конечно! Наш режиссер гей-эстет (пинок под столом), хотя я склонен думать, что здесь не без педофилии, правда лично мне намеков не было. Так вот, он считает, что благодаря детской непосредственности, из их уст, взрослый текст звучит весьма интересно. А вот над эмоциями нам еще предстоит поработать. Да, Мими?
Взгляд моей будущей супруги был испепеляющим:
— Ну, типа того! Спектакль действительно интересный, а главное вполне жизненный!
Такого мадам София не ожидала:
— Я как-то раньше не замечала в вас склонности к театральным постановкам.
Мими просияла:
— Ну что вы, Себастьян обожает французскую классику! (вот сучка)
София всплеснула руками:
— Вот как? Себастьян, что же вы молчали? И кого из классиков вы предпочитаете?
Я решил не ударить в грязь лицом:
— Знаете, я немножко устал от расцвета французского реализма, а вот символизм меня вдохновляет, вы только послушайте. На чистейшем французском я прочитал:
Из ржавой ванны, как из гроба жестяного,
Неторопливо появляется сперва,
Вся напомаженная густо и не слова не говорящая,
Дурная голова.
Мадам София стояла открыв рот, а я без стеснения рассматривал ее зрелый бюст. Видя, что я не растерялся, Мими встала из-за стола и, подойдя к Софии, сказала:
— А вам, милочка, нужно прятать бедра под юбки более свободного покроя. И не перебарщивайте с помадой, на излишне яркий внешний антураж ведутся только похабные неудачники!
Оставив Крысолова улаживать столь непростую ситуацию, я бросился за Мими:
— Мими, постой, ну подожди же!
— Пошел в задницу, малолетний говнюк!
— Мими, ты не справедлива! Мне всего восемь, я еще не успел сделать тебе ничего плохого, все еще можно изменить!
— О, да, по части измен ты великий мастер! У вас, любитель Рембо, еще и отвратительный вкус, раз вы клюнули на эту подстилку Сюзанну!
Я решил включить дурака:
— Боже, Мими, только не начинай! Я даже не знаю как сексом заниматься!
— Не знаешь?! Какая жалость! Ну да ничего страшного, эта шлюшка тебя быстро научит!
— Но дорогая….
Мими уже этого не слышала, она закрыла уши ладошками и не оборачиваясь пошла проч.
Настроение было ужасным. По дороге домой я нервничал и думал о том, как мне разговаривать с мамой? Плюс ко всему у меня болела голова, хотелось пива и я очень переживал по поводу Мими.
Возле обувного магазина, я, как обычно, встретил тетю Лизу, она положила руку мне на голову:
— О, Себастьян, какой ты уже взрослый! В университете учишься?
Для такого дня, это явно было лишним, и я не выдержал:
— Послушайте, Лиза, неужели вы и правда думаете, что я уже студент?! Какая непроходимая тупость! Вы что, дура?! Лучше следите за своим муженьком, а то лет через десять останетесь одна! Над вами уже весь город смеётся!
Когда по её щекам побежали крупные слезы, рука все еще гладила меня по голове. Не выдержав, я резко развернулся и побежал.
Я бежал до тех пор, пока кто-то не схватил меня за руку. Это был Эдик. Он грубо толкнул меня в грудь и сказал:
— Подонок.

3
1 февраля 2028 года.

Мими оттолкнула меня и залепила пощечину. Я толкнул её к стене, но она резко схватила меня за волосы:
— Животное, ты грязное животное!
Я рванул на ней блузку:
— Заткнись!
Повалив Мими на кровать, я начал срывать с нее одежду. Она сопротивлялась, пыталась высвободиться и царапала мне грудь:
— Мерзавец, не прикасайся ко мне!
Её сопротивление было слабым, она часто дышала и была прекрасна. Я чувствовал что-то странное, неведомое, что-то, что восторженно кружило голову. Внезапно Мими затихла. Я начал ласкать ее грудь, потом живот, я спускался все ниже и ниже. Боже, как она хороша!
— Я люблю тебя.
— Заткнись.
— Я люблю тебя, Мими.
— Я люблю тебя.

***

Что за фигня? Я снова сижу с Крысоловом в школьной столовой. Такого оборота я не ждал:
— Эдик, дружище, ты что, мудак? Как можно было меня прервать в такой ответственный момент! Что за скотство!
— Заткнись, великовозрастный малолетний маньяк! Тебе еще рано пробовать такие вещи.
— А по-моему в самый раз!
Эдик посмотрел поверх моего плеча и, как уже бывало, протянул:
— У-у-у.
Я закрыл глаза, повернул голову и стал ждать пощечины, но ее не последовало. Мими выглядела странно, казалось, что она сгорает от стыда:
— Ну, Эдик, у тебя и перепады.
Она дерзко посмотрела на меня и с улыбкой сказала:
— Животное.
То чувство, которое я при этом испытал, было неописуемым. Я практически сиял.
Крысолов посмотрел на нас, улыбнулся и прошептал:
— Я убил ее.
Мы переглянулись.
— Да-да, я убил эту хитрую бестию.
— Не может быть! Так что, теперь все кончено?
В голосе Эдика была грусть:
— Да, теперь все… хотя нет, теперь все только начинается.
На глазах у Мими выступили слезы:
— А мне даже жаль, что все закончилось. Я столько всего узнала, почувствовала, нашла.
— Постарайтесь сохранить все это в памяти и не причинять друг другу боли. Хотя очень скоро вы все забудете. Ну, мне пора. Я вернусь на несколько дней назад, мне нужно еще кое-что уладить в вашем нарушенном прошлом.
Мне не хотелось прощаться:
— У меня есть к тебе просьба, для тебя это пустяк.
Я нагнулся и прошептал свою просьбу Крысолову. Он улыбнулся и сказал:
— Не волнуйся, я все сделаю. Я знал, что ты не забудешь.
— Куда ты теперь?
— Как куда? Ловить Рубиновую Крысу.
— Но ведь ты ее поймал?
— Я поймал вашу, а теперь ловлю другую. Я не люблю долгих расставаний, прощайте.
И Эдик исчез, ушел так же внезапно, как и появился в моей жизни. Мими стала кокетничать и сказала, что еще не раз подумает, прежде чем выходить за меня. Хотя мы оба понимали, что наша любовь неизбежна.
Я радостно мчался домой, у меня впереди было целое детство. Возле обувного магазина я снова встретил тетю Лизу. Она положила мне руку на голову, её глаза были заплаканными:
— О, Себастьян, как ты повзрослел, от девушек, наверное, отбоя нет?
Знаете, за всю свою «долгую» жизнь во времени, мне еще никогда не было так стыдно. Стараясь не заплакать, я погладил руку этой доброй женщины и сказал:
— Вы очень добрая, у вас все-все будет хорошо, я обещаю. Приходите сегодня к нам в гости, мама совсем недавно спрашивала о вас.
Тетя Лиза улыбнулась:
— Правда? Обязательно зайду, спасибо за приглашение.
— Просто я подумал, что вам, наверное, бывает одиноко.
Лиза снова погладила меня по голове:
— Если тебе когда-то станет одиноко и дома тебя никто не ждет, то поставь в прихожей зонтик и здоровайся с ним.
— С зонтиком?
— Конечно, я всегда так делаю.
— Спасибо, тётя Лиза, до свидания.
— До свидания, ты очень добрый мальчик.

***

Я пришел домой, поздоровался с зонтиком, а на мониторе уже мигало сообщение от Мими — что ты у него попросил?
Немного смущаясь, я написал дословный ответ — пожалуйста, помоги тете Лизе.

P.S. Осторожно, мечты сбываются!

Индивидуальность в портрете
— нарисуй меня, не обобщая — сказал я портретисту

Самосознание
— ты дичь, а я фрагмент декора — сказал павлин утке

Палитра пробела
— многозначность текста порождает неисчерпаемость палитры пробела

Чувство меры
— писать колоритно — не значит напестрить — говорил художник


Покорение Фудзиямы
— на вершину мало взойти, с вершины надо еще уметь спуститься! — сказала улитка, стоя на вершине Фудзиямы

Пути юмора
— у юмора до каждого человека — свой маршрут — говорил Райкин

Предпостпредрассудки
— предрассудок вышибают предпредрассудком или постпредрассудком

Грехопадение
— прежде Адам грехоспотыкнулся, и только тогда уж грехоупал

Осмысленная пустота
— нет двух тождественных пробелов, каждый пробел по-своему осмыслен пустотой

Следы в душе
— душа — не проходной двор, поэтому мойте телевизор перед просмотром, чтобы следы в душе были чистыми

Счастье улитки
— счастье не в том, как высоко вы взобрались, счастье в том, на сколько вы там, где ваше место — говорила улитка, стоя на вершине Фудзиямы


Подражание Маяковскому
Расстоянье любви не преграда,
Даже звезды влюбляются в звезды!
Звезды тянутся к звездам,
И иногда даже падают от любви!

Снадобье-сненадобье
— кола — это снадобье, а фанта — сненадобье

Духовное восхождение
— покорение вершины невозможно без духовного восхождения — говорила улитка, взбирающаяся на вершину Фудзиямы

Драка контекстов
Смысловой мордобой,
Два контекста дерутся,
Текст скомкал лист…

Насреддин и дикие ягоды
— Насреддин, почему ты пуляешь вверх из трубочки дикими ягодами? — спросил слуга Эмира
— о, любопытный слуга, будешь много спрашивать, буду в тебя пулять из трубочки дикими ягодами — ответил Насреддин

Стрельба по лягушкам
— Насреддин, зачем ты натягиваешь на репчатый лук железнодорожную стрелу? — спросил слуга Эмира
— о, любопытный слуга, как же тебе не ясно, что я принц и принцессу ищу — ответил Насреддин

Карто фагия
— и шестерки иногда козыряют — говорил картежник

Мост и пропасть
— есть и такие, которые прежде строят на ровном месте мост, а потом роют под мостом пропасть


Насреддин и теленок
— Насреддин, почему ты колешь иголкой теленка? — спросил слуга Эмира
— а мне жена сказала его заколоть! — ответит Насреддин

Сахарийский сахарок
— Насреддин, а куда ты с собой столько пустых мешков везешь? — спросил слуга Эмира
— а я в Сахару! — ответил Насреддин
— а зачем с мешками? — удивился слуга Эмира
— как зачем? за сахаром! — ответил Насреддин

Перед свиданием
Когда он переодевался, он всегда отворачивал зеркало. Себя он стеснялся всегда.

Интуиция
— чтобы стать осмотрительнее, надо закрыть глаза

Зри в суффикс
— не величием надо быть, а величиной! — говорил Петр I

Налет смысла
— сотри с книжного листа ластиком налет смысла, чтобы достичь смысловых основ, содержащихся в пустоте — сказал ученику учитель Дзы

Адекватность
— не понял? адекватно или не адекватно? — спросил у лягушки философ

Мерзопись
— все рисуют красиво, но мало кто может нарисовать так, чтобы все смотрели на картину с омерзением — говорил художник

Высокомерная улитка
— это еще не гора, это только пригорок! — сказала улитка, стоя на вершине Фудзиямы

Душа в пятках
— у меня пятка болит — сказал хирургу бегун
— покажите ваши пятки психиатру, в пятках у бегунов душа — ответил хирург

Философия пахаря
— на следующий год стоит сеять, даже если в этом году посев пожрала саранча — говорил пахарь

Мартышка о книгах
— книгу сложно разжевать, еще сложнее — переварить — говорила мартышка

Философия жирафа
— у каждого своя середина между самопревышением и самопринижением — говорил жираф

Кипящие чувства
Два чувства к солнцу прилетели,
Поссорились и закипели!
Так солнце загорелось пламнем чувств!

Каждому свое
— откопать живого жука приятнее, чем откопать сундук с сокровищами — сказал кладоискателю учитель Дзы

Помещик-самодур
— если кобыла устала, запрягай кучера — говорил помещик-самодур

Заполнение пустых мест
— возьми чистый лист и заполни смыслом пустые места — сказал ученику учитель Дзы

Точка
— возьми лист с текстом и сведи все буквы в одну точку — сказал ученику учитель Дзы

Что посеешь, то и пожнешь
— рожь не пожнешь, если посеешь пшеничное зерно — говорил пахарь

Всему свое время
— я считаю, что быстро вообще ничего не бывает — сказала улитка, стоя на вершине Фудзиямы

Философия шахматиста
— с первого хода мат не поставишь! — говорил шахматист

Закон бутерброда
— если бутерброд намазан маслом с двух сторон, то при падении он зависает в воздухе

Буквы на листе
— не важно, что написано на листе, которым ты отмахиваешься от жары — говорил учитель Дзы

Сберчестьбанк
— а вы честь сберегаете? — спросил юноша в сберегательном банке

Кар-ма
— а что такое «карма»? — спросил философ у вороны

Расторопыга
— расторопный тот, кто не торопится

Медвед
— меняю свою точку зрения на банку меда — сказал Медведев

Излжение
— любое изложение понятого всегда содержит долю лжи

Человек-соткан
— человек соткан из цитат

Медвед
— да, я люблю мед! — сказал Медведев

Семена под лавочкой
— Насреддин, ты почему посадил семена яблони под лавочкой? — спросил Эмир
— о, великий Эмир, а я лавочку не заметил — ответил Насреддин

Смычок виртуоза
— можно стащить смычок виртуоза, но талант не украсть


Хлесткое слово
— хлесткое слово хлеще хлыста

Круги на воде
— даже самый маленький камень оставляет на воде круги

Шуточная болезнь
— вы занемогли в шутку, будьте посерьезнее и выздоровеете! — сказал пациенту доктор



Этапы восхождения
— восхождение всегда поэтапно и первый этап — самый важный этап в восхождении — сказала улитка, взобравшись на бугорок перед вершиной Фудзиямы


Насреддин и горшок
— Насреддин, почему у тебя на голове крышка от горшка! — спросил Эмир
— о, великий Эмир, иногда полезно почувствовать себя горшком — ответил Насреддин

Насреддин и сундук
— Насреддин, почему ты закрываешь на замок пустой сундук? — спросил слуга Эмира
— чтобы никто ничего не положил в мой сундук — ответил Насреддин

Насреддин и противоречия
— Насреддин, почему ты весь поцарапан? — спросил слуга Эмира
— потому что когда я учил кота читать, мы с котом обнаружили в тексте много острых философских проблем — ответил Насреддин


Противоречия в наперстке
— Насреддин, почему ты листаешь книгу наперстком? — спросил Эмир
— о, великий Эмир, в книгах всегда содержатся острые противоречия — ответил Насреддин

Фантосмалогия
— человека можно замаскировать под осла, но осла под человека не замаскируешь — говорил Фантомас

Сверхестественное
— съесть бочку меда — это естественно, но полторы бочки меда — это уже сверхестественно — говорил медвед


Фантомасофия
— новая маска лучше изношенного лица — говорил Фантомас

Философия кузнеца
— рабочий молот ржавым не бывает — говорил кузнец

Маяк судьбы
— Насреддин, почему ты надел очки на нос корабля? — спросил Эмир
— о, великий Эмир, чтобы разглядеть маяк судьбы — ответил Насреддин

Говорящий ишак Насреддина
— не каждый, кто росл, красив, не каждый, кто красив, силен, не каждый, кто смекалист, красив и росл, но каждый человек норовит тебя оседлать — говорил ишак Насреддина

Утехи и умники
— умных утешает работа, дураков не утешают и утехи

Выскочки
Все кузнечики — выскочки, говорил энтомолог Иванов.
Нет, все кенгуру — выскочки, противоречил ему териолог Петров.
Все прыгуны, кроме меня — выскочки! — знал Сергей Бубка

Вечность недолета
— сколько до солнца не лети, все-равно всегда чуть-чуть не долетишь — говорил орел

Обычный форсмажор
— струны рвутся и на концертах — говорил музыкант

Осмысление паузы
— в паузе между чтением двух книжных листов всегда старайся вникнуть в смысл пробела — говорил ученику учитель Дзы

Лица книги
— в книге столько лиц, сколько в книге листов — говорил учитель Дзы

Блуждания в смыслах
— если ты в тексте не заблудился, значит ты еще и не начал осмыслять текст — говорил учитель Дзы

Нити смысла
— ходить по лабиринту текста с клубком ниток бесполезно, так как по тексту бегают коты — говорил учитель Дзы



Шкурный интерес
— миром правит шкурный интерес — говорил Медведев

Влужуныр
— даже самый хороший ныряльщик не сможет нырнуть в лужу

Ноша премудрости
— Насреддин, почему ты ходишь сгорбившись? — спросил Эмир
— о, великий Эмир, я несу ношу премудрости — ответил Насреддин

Предел возможностей
— все может изобрести человек, кроме фильтра для молвы

Философия перекати-поле
— не я направляюсь туда, куда дует ветер, а ветер дует туда, когда я направляюсь — говорило перекати-поле

Разгадать человека
— как бы хорошо ты не гадал, человека не разгадать — говорила гадалка

Сыскное дело
— каждый может колоть дрова, но расколет их только сыщик — говорил Шерлок Холмс

Колодезь истины
— если не плевать в колодезь истины, он засохнет
— пустой лист — колодезь истины — говорил учитель Дзы

Пустой лист
— максимум словопрений вызывает пустой лист — говорил учитель Дзы

Словопрения
— чем чище лист, тем больше словопрений — говорил учитель Дзы

Недосказанность
— чем полнее исписан лист, тем больше в нем недосказанности — говорил учитель Дзы


Многоугольный колобок
— я не идеально круглый, я многомногоугольный — говорил колобок

Подражание высоцкому
Я не люблю пустые смс,
Заумные месаги не люблю я тоже,
Я не люблю, когда безличен смайл,
И вычурные смайлы не люблю я.

Оранжевый мир
— если у тебя плохое настроение, возьми кисточку и перекрась черную тоску в оранжевый цвет! — говорил учитель Бзынь

Треугольник
— из двух линий тоже можно построить треугольник, правда одну придется сломать

Параллели любви
— если отношения между двумя параллельными прямыми дойдут до любви, прямые могут и пересечься

Пьяная теорема
— если на треугольник пролить вино, сумма углов треугольника не станет больше 180 градусов — говорил Пифагор

Райская птица
— долететь до рая — это еще не значит стать райской птицей — говорил воробей


Курай
— путь к раю иногда лежит через кастрюлю супа — говорила курица

Глубина себя
— важно достигнуть не глубины, но самоуглубления — сказала попавшая в лужу рыба

Философия робота
— жизнь — это напряжение, снятие напряжения приводит к металлолому —
говорил робот


Самовзращивание
— жизнь — это взращивание в себе себя — говорил колос

Роботософия
— собери себя сам — говорил робот

Грушеяблоня
— с яблони грушу не сорвать

Хлебосоль
— без соли хлеб не замесить — говорил колобок

Плакат
— а ты авторизовал мою аську?

Засцена
— закулисье, случайно открывшееся во время спектакля, становится сценой

Сунь-Укун
— обезьяна может схватить действительность, человек — нет

Зеркало жизни
— переверни зеркало, в которое ты смотришь — сказал ученику учитель Дзы

Гусь свинье не товарищ
— рисунок, на котором нарисован толстый, тяжелее чем рисунок, на котором нарисован худой

Монополярный мир
— у земли один полюс, противоположностей не существует — шутил учитель Дзынь


Многопупковость
— у земли не один, а много пупков — говорил учитель Дзы

Шрамы
— ни один пластический хирург не сгладит шрамы души

Маяковский и небо
Выпрямляйся, небосклон,
Мы с тобою равны!
Не уместен твой поклон,
Стой, как я, ты — прямо!

Всесилие и бессилие
— человек может установить платину через океан, но человек часто не в состоянии остановить свой гнев

Стены и крыша
— глупцы прежде строят крышу, а потом — стены

Глобальное потепление
— если все люди зимой одновременно улыбнутся, климат потеплеет

Предусмотрительность
— даже если бы у человека было бы десять глаз, человек бы не стал более предусмотрительным

Американская логика
— из того, что мафия единогласно проголосовала за шерифа, еще не следует, что шериф — это мафия

Разная правда
— правда бывает разная, например комсомольская

Меж двух зеркал
— жизнь — это бесконечность отражений стоящих друг напротив друга двух зеркал: зеркала постоянства и зеркала перемен

Прообразивность
— за любым образом всегда больше одного прообраза

Хождение по лужам
— Насреддин, а как ты ходишь по воде? — спросил слуга Эмира
— да нет, это все слухи, я как все — хожу не по воде, а только по лужам, да и то, только тогда, когда я в сапогах, а дороги в грязи — ответил Насреддин

Гимнастика Маяковского
Изгибы «я» не выпрямлю, не сглажу,
Изгибы «я» гну так, чтобы вогнуть себя в себя…

Пару слов о политике
— нет ничего более похожего на свете, чем ежегодные послания президентов

Нарумяненный робот
— пятна румян на щеках робота, разглядывающего себя в зеркале

Изношенная роль
— месье, пора бы Вам подшить изношенную роль!

Азбука жизни
— у всех языков разные азбуки, но азбука жизни везде одинаковая

Дырявая правда
— Насреддин, почему ты тащишь правду в дырявом мешке? — спросил Эмир
— о, великий Эмир, правда никогда не бывает полной, поэтому правду можно поместить только в дырявый мешок — ответил Насреддин

Традиция и противоречия
— ну как же ты не примешь постриг, если ты уже лыс — сказал лысому юнцу старец

Последние слова
— не все слова, что на букву "я", последние, и не все последние слова — на букву «я»

Шаг о двух ногах
— шагнул одновременно двумя ногами, не прыгнув при этом

Осел в лукошке
— Насреддин, а что это твой осел сидит в лукошке? — спросил Эмир
— о, великий Эмир, просто мой осел считает, что он кошка — ответил Насреддин

Новый вид спорта
— чемпион по бегу сидя


Упертая упертость
— Насреддин, правда ли, что никто не может переспорить твоего осла? — спросил Эмир
— о, великий Эмир, если мой осел уперся, то этого уже не изменить — ответил Насреддин

Игра в дурака
— игру можно и проиграть, если в начале игры все козыри на руках

Лицедейство
— истинное лицо — это всего одна из многих масок — говорил Фантомас

Смыслочерпий
— и миллиона ведер не хватит для того, чтобы вычерпать даже одну миллионную безсмыслицы

Спор двух попугаев
— после получасового спора два попугая согласились с обеими точками зрения

Путь через гору
— извилистая кривая обхода лучше, чем плавная линия восхождения — сказала смотрящая на вершину Фудзиямы улитка

Экзестенция
— формы существования зависят от времени года — говорил снеговик

Думающий осел
— Насреддин, почему все говорят, что твой осел всегда думает? — спросил Эмир
— о, великий Эмир, это потому, что мой осел всегда молчит — ответил Насреддин

Спор по ослиному
— Насреддин, почему это вы с ослом друг на друга мычите? — спросил Эмир
— мы спорим — ответил Насреддин

Серенады осла
— Насреддин, а как ты научил своего осла петь серенады? — спросил Эмир
— о, великий Эмир, мой осел просто влюбился и запел — ответил Насреддин


Светоч ума
— Насреддин, почему говорят, что твой осел — светоч ума? — спросил Эмир
— о, великий Эмир, ум моего осла именно в том, что он глуп как осел — ответил Эмир

Препятствия
— свет светофора чаще меняется на полдороги

Нервы
— струна не зазвучит, пока на нее не нажмешь

Перегрев
— чрезмерная теплота чувств ведет к перегреву — говорил робот

Логика суждений
— добрые суждения никогда не бывают строгими

Подобие
— все в мире двояко — говорил похожий на двойку гусь

Плоды и сорняки
— Насреддин, почему ты перемешал семена плодов с семенами сорняков? — спросил Эмир
— о, великий Эмир, чтобы выросли плоды, надо, чтобы выросли и сорняки — ответил Насреддин

Насреддин и пергамент
— Насреддин, почему ты играешь в крестики-нолики на прекрасном пергаменте? — спросил Эмир
— о, великий Эмир, прекрасные мысли не стоит записывать, записи достойны только примитивные значки, а записанная мысль перестает быть прекрасной — ответил Насреддин

Следы на песке
— Насреддин, а где следы от твоего осла? — спросил Эмир
— о, великий Эмир, мой осел не оставляет следов на песке — ответил Насреддин

Камни в огород
— в чужой огород драгоценные камни не бросают

Сдвиги
— без сдвигов нет прогресса — говорил психиатр


Голое согласие
— во всем надо хоть немного сомневаться, голое согласие не прилично

Нити смысла
— если в нитях смысла нет путаницы, значит это нити бессмыслицы

Халат Насреддина
— Насреддин, почему ты одел наизнанку халат? — спросил Эмир
— о, великий Эмир, просто у моего халата две изнанки, он так пошит — ответил Насреддин


Атыист
— а ты аист? — спросил у аиста философ
— нет, я не аты-ист — ответил аист

Бранное поле
— хорош тот солдат, который бранится без мата — говорил Суворов

Споры
— жизнь рождается в спорах, согласные не размножаются — говорил гриб

Прочность
— цемент не нужен, коли строишь шалаш из сена

Цензурныя бессмыслица
— увы, но часто, если отсечь нецензурное, вообще теряется смысл

Проложенные пути
— сколько пути не прокладывай, проложенных путей не проложить — говорила рыба

Возможности человека
— солнца пальцами можно коснуться — говорил Маяковский

Нечто и ничто
— буква — это ничто, образующая нечто

Открытость Насреддина
— Насреддин, а что это ты споришь с моим ослом? — спросил слуга Эмира
— а мне есть о чем поговорить с любым встречным — ответил Насреддин

Зерна смысла
— Насреддин, почему твой осел спит на соломе, а ты — на земле? — спросил Эмир
— о, великий Эмир, мне нужны зерна смысла, а в соломе их нет — ответил Насреддин


Поле Насреддина
— Насреддин, а почему на твоем поле растет трава, хотя на всех соседних полях — зерно — спросил Эмир
— о, великий Эмир, потому что на соседних полях посеяли зерно, а я посеял траву — ответил Насреддин

Кулаком по столу
— надо треснуть зажиточным крестьянином об стол — говорил Ленин

Речемутие
— речь не бывает прозрачной, вода смысла всегда мутна

Пространство пробелов
— пробелы не пусты, пробелы всегда заполнены смыслом, пустых пробелов не бывает

Познание
— все, что можно познать — не познаваемо, познаваемого не существует

Задверье
— открыл дверь, но остался в задверье, потому что две двери
— иногда, открывая дверь, все-равно остаешься в задверье, если две двери

Мухослоны
— многие мухи — это бывшие слоны

Философия паука
— каждый опутывает себя своими привязанностями — говорил паук

Неваляшка
— ой, я перевалялась! — сказала неваляшка
— а так хочется упасть — сказала неваляшка

Мышиный софт
— а ты веришь в мышиные драйверы? — спросила у мышки мышка

Точка замерзания
— точку замерзания не переплыть — говорила рыба

Колодец смыслов
— жизнь — это нескончаемое извлечение себя из бездонного колодца смыслов

Всеразъедающая ирония
— ирония разъедает все — говорил химик

Тропы трепа
— не истрепанных слов нет, но тропинок трепа бесконечность

Шепотом не поют
— шепотом не поют

Лужерыбалка
— в луже рыбу не поймаешь

В поисках справедливости
— все ищут справедливость, но ни на одной карте не указано, где она

Высота
— а все-таки высшая точка — во мне и не стоило взбираться так высоко — сказала улитка, стоя на вершине Фудзиямы

На крыльях
— не каждый окрыленный окрылен, чтобы летать — говорил страус

Орлушка
— а стоит ли летать, если ты еще не оперился? — спросил у папы орлушка

Крысодрайверы
— у крыс тоже есть драйверы — говорила мышка

Есть ли драйверы?
— драйверов не существует — говорила мышка

Маски и макияж
— и на маски накладывают макияж — говорил фантамас

Мельницы Насреддина
— Насреддин, а почему у тебя две мельницы? — спросил слуга Эмира
— потому, что одна мельница мелит хлеб, а другая мельница мелит чушь — ответил Насреддин

Углы зрения
— углы зрения не вместить в рамки от 0 до 360

Кривизна зеркал
— все зеркала с кривинкой, идеальных зеркал нет

Изречение
— у каждого зеркала свой ракурс, идеальных зеркал нет

Силы судьбы
— нет формулы у сил судьбы

Философия сороконожки
— чтобы упасть, достаточно споткнуться и одной ногой — говорила сороконожка

Фейербах на сносях
— нет формул в женской логике — говорил Эйнтшейн

Неуместная нежность
— лучше вообще не гладить, чем гладить против шерстки — говорила кошка

Оковы брака
— иногда от цепи супружеских отношений остаются только обручальные кольца

Попугая не перепопугаить
— попугая не перепопугаить
— попугая не переругать

Банки жен банкиров
— и жены банкиров закатывают банки

Игра в жизнь
— жизнь — это игра в шахматы, в которой мужчины бывают разными фигурами, а женщины — всегда королевы

Философия собаковода
— есть предел, дальше которого ошейник ослаблять нельзя — говорил собаковод


Философия перекати-поля
— опора и не в себе самом, опора и не в ветре, опора где-то посередине — говорило перекати-поле
— не ищи опору в себе самом, но и на ветер не опирайся — говорило перекати-поле

Философия дедки
— если удалось выдернуть репку, это еще не значит, что удастся выдернуть и редьку — говорил дедка

Яйцо и цыпленок
— из одного яйца два раза не вылупишься — говорил цыпленок


Афоризм с тузом
— не всякий туз игру делает

Звёздное небо генерала
— небо — это грудь генерала — говорил Брежнев

Роли и маски
— легко сменить маску, трудно сменить роль — говорил фантамас

Я и моя тень
— сколько сам не меняйся, свою тень не изменить

Запяточка
— запяточка — гибрид точки и запятой

Без права на ошибку
— любое мнение может быть ошибочным, кроме мнения начальства

Анализ чувств
— ни в одной химической лаборатории не делают анализ чувств

Преемственность
— иногда кучер погоняет лошадью, а иногда и лошадь кучером
Дуализм
— когда малюешь ангела, бывает, что намалевывается и черт

Швыроед
— иногда едят ягоды — чтобы насытиться, а иногда — просто чтобы косточками пошвыряться

Долг платежом красен
— не любишь терять свое? — люби и возвращать найденное тобой чужое


Неисповедимость путей
— что для одного — дорога, то для другого — тупик

Мифы о путях
— прямая дорога — это миф

Секунды счастья
— даже несколько счастливых секунд делают весь день счастливым

Бумажная вода
— нарисовав стакан с водой, я наклонил рисунок, и бумажная вода пролилась

Переподтасовка
— любая перетасовка — это всегда подтасовка — говорил шулер


Репкаредька
— а почему они на грядку с репкой привили черенок с редькой? — спросила мышка
— чтобы получилась репкаредька — объяснила жучка

Почва
— не бывает почвы без сорняков

И станет тканью нить
— без портного нить не станет тканью

Парадоксы пиротехники
— сколько спичкой в зубах не ковыряйся — огонь не зажжешь

Свет и тьма
— нельзя сеять свет, не насадив тьму — говорил Всевышний

Формула правды
— правда — это часто смесь около половины слуха с около третью молвы

Два лаптя — пара
— коли сплел один лапоть, плети и второй

Светлые стороны
— если на темную сторону посветить, она станет светлой — говорил философ с фонариком

Ураган в душе
— и во время безветрия в душе может быть ураган — говорило перекати-поле

Параллельная любовь
— если две параллельные прямые друг в друга влюбились, значит у них есть точки пересечения

Паутина слов
— человек запутан в паутину связей между словами, которую он сам для себя плетет

Гармоничность
— ты не гармоничен! — сказала аккордеону гармонь

Возвышенность
— если тебя сдуло наверх, это не значит, что ты стал возвышеннее! — говорила пылинка

Милицейский массаж
— обыскивайте, но без массажа! — сказал милиционеру задержанный

Шарикософия
— духовность не зависит от того, надули тебя или нет — говорил шарик

Философия слепого
— нельзя увидеть то, что не ощупал — говорил прозревший слепой

Настроение
— меня не настроить, если у меня плохое настроение — говорил музыкальный инструмент

(с) Юрий Тубольцев, u-too.narod.ru , https://nodlp.com

Диктофонная запись 1
– Почему вы это сделали?
– Нам казалось, так будет лучше для нее самой.
– Вы понимали, на что шли?
– Не знаю, наверное, не совсем.
– Назовите свои имя, фамилию и отчество.
– Я уже называла.
– Пожалуйста, повторите.
– Конова Мария Николаевна.
– Год и число рождения.
– 10 ноября 1980 года.
– Хорошо.
– Что?
– Ничего. Для вас ничего.
– Меня посадят?
– Вас всех посадят.
– Но мы помогли ей.
– Чем?
– Спасли от жизни. Она… Она бы не выжила в условиях этой жизни. Нашей жизни.
– Вашей жизни?
– Да. Выживает сильнейший. Она бы рано или поздно, но все равно погибла.
– Какая чушь!
– Нет, это так. Если бы вы знали ее, вы бы… вы бы…
– Я бы?..
– Вы бы сами убили ее, дабы спасти.
– Вы взяли на себя смелость решать за Бога, кому стоит жить, а кому нет?
– Не я одна.
– Как это произошло?
– Она довела нас до ручки.
– Что она сделала?
– Призналась моему парню в любви.
– Кто ваш парень?
– Никита.
– Самсонов?
– Он самый.
– И что дальше?
– Мало того, что она опять надела свое «бабушкино тряпье», так она еще… Она никогда ни с кем не разговаривала. Вечно ходила с опущенной головой, хмурая, молчаливая, бледная. Всех бесило ее спокойствие. Она была как бы выше нас. В своей нищенской скромности. Это нас бесило. Ей было впадлу разговаривать с девками о пацанах. Ей было впадлу показать новое белье. Не уверена, что оно у нее было хотя бы непотрепанным. Она была, как монашка, серьезная, честная, нелюдимая. Мымра, одним словом.
– Кто придумал ей эту кличку?
– Я… Я уже даже не вспомню, как-то сама вдруг появилась и прицепилась. К ней, я скажу, она подходила, как ничто иное, как ее серое платье старухи, как ее вечно грязная коса с желтой лентой, ее ногти. Боже, видели бы вы ее обгрызенные ногти! Мне, честно, было ее порой жалко, но она сама во всем виновата. Когда кто-нибудь начинал ее жалеть или по-доброму заигрывать, шутить с ней, как-никак мы вместе учились целых два года, она грубила, просила нас перестать, а то и плакала. Уходила куда-то в неизвестность и пропускала занятия, нам за нее влетало.
– В день убийства вы разговаривали с ней?
– Вы имеете в виду лично меня или нас всех?
– Лично вас.
– Я заступилась за своего парня. Я понимаю, любовь штука такая, но зачем же навязывать себя? Она… Да ни одна нормальная девушка не подойдет к парню первой и не скажет: «Люблю».
– Может, она сделала это из-за отчаяния?
– Она сделала это назло, специально.
– Почему вы так считаете?
– Поверьте мне, она хотела умереть. Честно, клянусь. Она сама меня попросила об этом.
– О чем об этом?
– Мы… Я… Я ее ударила по лицу, слегка, за Никиту-лоха. Вечно он не мог за себя постоять. Сказала ей, чтобы не совалась, куда ее не просят. Потом замахнулась, чтобы ударить еще, а она… Она не отвернулась, не прикрылась, понимаете? Она будто бросила мне вызов. Подставила другую щеку. Меня это взбесило. Я заорала ей в морду, всю жизнь белую, как у коровы, не накрашенную: «Чего ты хочешь, сучка, чего?!» И она ответила мне: «Умереть».
– Как она сказала?
– «Умереть. Я хочу умереть».
– Что было потом?
– Потом я толкнула ее и сказала, что… Что в чем-в чем, а в этом мы ей помочь сможем. Развернулась и ушла.
– Где были все остальные?
– Кто?
– Ваши друзья.
– Рядом.
– Перечислите их поименно.
– Никита, Жанка, Лиза, Коля, Ната.
– Потом?
– Потом я рассказала о ее просьбе. Понимаете, мы поняли, что это на руку нам всем. Она же страдала, мучилась по жизни — никому не нужная серая мышка. Мымра.
– Вы решили, что..?
– Мы решили ей помочь.
– Как?
– Убить ее.
– И что дальше?
– Но это было не убийство. Она нам разрешила. Вы же… вы же читали ее записку?
– А вы читали?
– Я? Да.
– Сможете повторить по памяти?
– Нет.
– Хорошо. Итак, вечер пятницы. Вы вшестером собрались на задней площадке школы. Как среди вас оказалась жертва?
– Мымра?
– Мымра.
– Сама пришла.
– Как, вот так вот, ни с того, ни с сего, взяла и пришла?
– Да, клянусь вам.
– Девочка, которая два года избегала встреч с вашей компанией, вот так вот вдруг, ни с того, ни с сего взяла и сама к вам пришла?
– Она пришла сама, она хотела… Хотела умереть. Мы… (плачет).
Конец записи.

Диктофонная запись 2.
– Она была Мымрой, самой настоящей Мымрой, господин следователь. Или вы психиатр?
– Назовите свое ФИО, год и число рождения.
– Гоненко Николай Владиславович, 1980 год рождения, 1 марта.
– Что убитая сделала лично вам?
– Она меня бесила.
– Просто бесила?
– Ну, я один раз попытался с ней закрутить. Помацал ее чуть в углу — она такой визг подняла, кричала, как безумная, что-то похожее на молитву. Потом и того — грохнулась в обморок.
– Что сделали тогда вы?
– Я убежал.
– Она, что сделала она?
– Вот именно что ничего. Она даже родокам своим не рассказала.
– Разве это плохо для вас?
– Даже и не знаю, я неделю ходил, как в Чечне. Думал: все, п…
– Не выражайтесь, пожалуйста.
– Ну вот, а она…
– И из-за этого вы решили присоединиться к своим друзьям и тоже пырнули ее ножом?
– В общем-то, да. То есть нет, была еще куча всяких мелочей. Она же была Мымра.
– А вы знаете, что означает это слово?
– «Мымра»-то?
– Да, «мымра».
– «Мымра», она и есть «мымра». У нас в школе была только одна Мымра, и она два года училась в нашем классе.
– Вы не знаете точного определения?
– «Мымра» — это как вроде кикиморы, чмориха такая, гонза затюканная, неряшливая.
– Спасибо. Вы знали, что убьете ее, вечером в четверг?
– Мы давно поговаривали об этом.
– Об убийстве?
– О наказании, точнее. Мымру нужно было наказать.
– Как именно?
– Ну, поколотить.
– А про убийство — кто первый произнес это слово: «убить»?
– Убить Мымру? Не знаю, оно пришло само.
– Как это?
– Ну вот пришло, и все. Сидели, пиво пили, курили, и вдруг бац — а не убить нам Мымру?
– Это было в четверг?
– Нет.
– Когда?
– Вечером в пятницу после разговора Машки с Мымрой.
– Вы присутствовали при этом разговоре?
– Да, мы с Никитичем всегда тусуемся вместе с Машкой и Жанкой.
– Жанна ваша подруга?
– Нет, что вы!
– Лиза?
– Спали два раза, и все.
– То есть вы просто друзья?
– Да.
– А как вы оказались на школьной площадке?
– Пришли допивать пиво.
– Много вы выпили?
– Литра полтора на ряху.
– Как там оказалась жертва?
– Мымра пришла сама.
– Вы уверены?
– Бля буду.
– Что было потом?
– Мы пошли с ней на стадион. Там есть заброшенная будка. Мы там частенько попиваем, тискаемся.
– Она пошла с вами и не сопротивлялась?
– Да она даже не пикнула.
– В будке что произошло?
– Мы попытались дать ей выпить. У нас там был припрятан спирт, а, она, сука, разлила полбанки. Я стукнул ее этой банкой. Заставил покурить — она закричала, и… и… и… Все.
– Что значит «все»?
– Жанка запихала ей в рот какую-то тряпку, Машка достала откуда-то нож… (длинная пауза).
– Кто ударил ножом первый?
– Не помню.
– А если постараетесь?
– По-моему… по-моему, это была Маша.
Конец записи.

Диктофонная запись 3.
– Карлова Жанна Ивановна, 1981 год рождения.
– Это вы дали кличку «Мымра»?
– Нет.
– Она вам не нравилась?
– Кто?
– Ваша жертва.
– Она не жертва. Мы были жертвами.
– В чем выражалась ваша жертвенность?
– У Мымры были эти мерзкие туфли старушечьи, с таким тупым носом и квадратным каблуком. Когда она шла по школе, раздавался такой ужасный стук — он разрывал ушные перепонки. БУМ-БУМ, как поступь сатаны.
– А вы верующая?
– Да.
– Православная?
– Да.
– Продолжайте.
– Что именно?
– Расскажите о ваших отношениях.
– У нас с ней не было никаких отношений. Она сторонилась нас. Строила из себя целку. Невинная дева Мария в неглаженом сером балахоне. От нее всегда пахло старьем — нафталин это был, что ли? Она ставила себя лучше нас. Да, она неплохо училась, контрольные списывать не давала. По крайней мере мне. Не давала, даже когда я у нее их просила.
– А вы вежливо просили?
– Конечно.
– Она перешла в ваш класс в конце 9-го?
– Да, переехала из какого-то города.
– И вашей компании она сразу же не понравилась?
– Она не понравилась всему классу, всей школе.
– Почему?
– Не понравилась, и все. Бывает ведь так: вроде человек ничего такого и не делал, а ты его с первой минуты уже ненавидишь. Вот и здесь было так же. Она даже и говорить толком не умела, базаром не владела, шепелявила что-то. А чуть на нее наедешь, спросишь шутки ради, поугорать просто: «Че, Мымра, трусы-то постирала?», она ревет.
– Вы издевались над ней?
– Разве это издевательство?
– А что?
– Мы шутили, угорали.
– Правда, что вы приблизительно год назад сняли с жертвы нижнее белье и выкинули в форточку?
– Не я одна.
– Кто вам помогал?
– Лизка, Машка, Валька, кажется. А, нет, Натка. Да. Еще Наташка.
– Но белье снимали вы?
– Да. Девки держали ее за руки.
– Вы надели ее плавки ей на голову?
– Ну…
– Надевали?
– Я… Ну… Не совсем…
– Что значит «не совсем»?
– Я ей давала их… их… понюхать.
– Зачем?
– Она мылась-то раз в месяц.
– Откуда вы это узнали?
– От нее пахло как-то, и эти длинные жирные волосы, собранные в косу, и вечная перхоть на плечах. Она была, как позорище всем девушкам земли.
– Ох, даже так?
– Мымра!
– Вы о содеянном не жалеете?
– Не знаю.
– Вы, когда жертва отказалась с вами пить спирт, запихали ей в рот кляп?
– Да, я.
– Это были ее…
– Это была тряпка, которую я подняла по дороге к месту.
– К месту?
– Да, мы это так называли — контора, место, штабик.
– То есть это была простая грязная тряпка со свалки?
– Да.
– Вы заставили ее написать эту записку?
– Не заставили.
– Она написала ее сама?
– Не совсем.
– Кто-то водил ее рукой?
– Но она еще была жива, дышала.
– Какой по счету были вы?
– Второй.
– После Марии?
– Да.
– Вы ударили жертву в грудь?
– Нет, в живот.
– Кто ударил ее в лицо?
– Не помню.
– Честно?
– В лицо ударила тоже я.
– Вы ударили ее ножом два раза?
– Три.
Конец записи.

Диктофонная запись 4.
– Я не хотела ее убивать, честно, поверьте мне (плачет).
– Почему вы это сделали, Наталья?
– Я думала, что они не смогут, что просто попугают и отпустят. Она была неплохой девушкой. Молчаливая, стеснительная. Ну и что, что плохо одевалась, зато она была умная. И то, что в Никиту влюбилась — за… за это же не убивают…
– Почему же вы не заступились за нее? Потому что она была Мымрой?
– Нет, нет, я ее даже так не обзывала. Ни разу не обзывала. Я испугалась. Я… я знала, что если не она, то я, я тоже была мымрой. Только я подлезла в их кружок, втесалась вроде. Прогнулась. А так… Так бы на месте нее я… Я должна была… могла… могла оказаться. И быть сейчас мертвой. Я…
– Вы боялись их?
– Да.
– Кого больше?
– Всех. Но главарь у них Маша. Она очень жестокая. И Жанна. А Никита, он просто идет на поводу у Машки. Вы знаете, как втихаря ее все называют, Машу? Вдова. Имеется в виду черная. Сама же она себя называет Лилит.
– Первая Ева-демон?
– Не знаю, но что-то вроде того.
– Вы ударили ножом последняя?
– Ножом? Нет. Я… Я прибила ей ноги к доскам.
– Чья идея была распять девушку?
– Общая.
– Общая?
– Да, мы решили дать ей возможность вознестись.
– Воскреснуть?
– Ну да. Как, как… (плачет). Вы рассказали все маме?
– Я ваших родителей еще не видел.
– А расскажете?
– Вы сожалеете?
– Конечно, видит Бог, я… Я уйду в монастырь, постригусь. Я не смогу жить. У меня кровь на ладонях, до сих пор я чувствую ее. Она… Ее не смыть никогда, вовек.
– Вы заставили написать ее записку перед распятием?
– Да.
– Кто водил ее рукой?
– Мы все.
– Вы знали ее родителей?
– Только… только один раз видела (плачет). Господи, прости меня, Господи, я клянусь, не знала, я не хотела. Гвозди… гвозди мне всунула в ладонь Маша, и… и я… я думала, что… и думаю, что распятие было спасением. Кровью ее, кровью Мым… Мымры будем спасены и мы, и… и она. Она не заслужила этого — она была, а теперь ее нет. Господи… (плачет). Может, распятье ее вознесет, а? Как вы думаете, она воскреснет?
– Не знаю.
Конец записи.

Диктофонная запись 5.
– Я записываю наш разговор.
– Я уже это понял.
– Вы не против?
– Пожалста.
– Вы Самсонов Никита Игоревич, 1980 года рождения?
– Да.
– Вы, конечно же, знаете, что вас обвиняют в убийстве?
– Знаю.
– Расскажите, пожалуйста, почему вы это сделали.
– Она мне нравилась.
– Кто?
– Мымра.
– Нравилась?
– Даже больше.
– Больше?
– Я любил ее. Любил, как никогда никого не любил — ни Машку, ни мать, никого. Только ее, понимаете?
– С трудом.
– А вы вообще хоть кого-нибудь любили?
– Сейчас не об этом. Вы убили ее из-за любви?
– Если бы не я, если бы не… Я не хочу ни о чем говорить. Не хочу. Не хочу говорить ни с вами, ни с ними, ни с кем. Я буду говорить лишь с ней… Я пойду за ней…
– Что вы..? Остановитесь! Стойте! Что?.. Санитары!!! (Кричит) Кто-нибудь, у него лезвие! Никита! Самсонов! Нет, вы… нет!..
Конец записи.

Диктофонная запись 6.
– Мы боялись ее правоты. Мымра была чище нас, мы этого боялись. Боялись, что настанет время, и мы будем носить такое же тряпье, как она. Пахнуть так же нафталином, думать только о… правильном. Она была правильной — противоположностью всем нам, выскочкам, слабакам, придуркам, шлюхам. Она была сильнее, несмотря ни на что. Ни на слезы, ни на обиды. Мы не могли ей простить этого.
– Мы или лично вы?
– Я — это мы, мы — это… (длинная пауза). Воткнуть нож в человека, передавая из рук в руки, несложно, процесс объединяет. Распять тяжелее — до этого надо еще додуматься. Когда мы поняли, что натворили, мы решили очиститься распятием. Мы знали, что дает распятие, мы все читали Библию. Поэтому нашли гвозди, собрали их за стадионом. Доски сколотили. Тело, а Мымра еще дышала, само легло на крест. Но прежде чем пригвоздить, мы взяли ее руку и, вставив в пальцы Мымры ручку, написали эту записку, и чернила смешались с кровью… Я не помню всю записку целиком. Мы все были немножко пьяны. Но зато помню конец: «Боже, Боже, зачем ты меня оставил?». Этой фразой мы рассчитывали на наше, а главное, на Мымрино спасение. Мы раскаиваемся.
– Один из вас покончил с собой.
– Мы все так кончим, если она не вернется. Сны добьют нас всех до конца. Вы видели сны, полные крови?
– Нет.
– А мы видим их каждую ночь. Закрываем глаза и видим кровавые сны днем.
– Сейчас бы вы пошли на убийство… Мымры?
– На убийство — нет, на распятие — да.
– То есть вы все равно бы ее распяли?
– Да.
– Почему?
– Она же… Неужели вы так ничего и не поняли?
– Чего именно?
– Я не хочу больше говорить. Выключите эту штуку!
– Подождите, чего именно я не понял?
– Мы хотели спастись. СПАСТИСЬ! (Кричит).
– Ах, спастись, убив Мымру?
– Да, Мымру, Мымру! (Плачет).
– И последний вопрос, можно? (Молчание) Назовите себя.
(После долгой паузы).
– Имя мое Легион (сквозь плач). Потому что нас много!
Конец записи.
8 июня 2003г.

Р Е З Ю М Е

соискателя на получение должности главного юриста Гусева Б. С.

Я, Гусев Б. С., родился в тихом и зелёном городе Москва в 60-ых годах прошлого века, где и живу почти в центре по индексу 105043. Уточнить дату рождения можно у моего нынешнего работодателя, директора всего общепита в кафе «Лакомка», хоть он и не говорит по-русски, но человек очень хороший и паспорт обещал вернуть. Участковые (милиционер и доктор Сергей Николаевич) мною в известность по поводу паспорта поставлены, а я, в свою очередь, поставлен ими в известность на учёт в какое-то заведение с окнами, они сказали, что это биржа труда. Непонятно только, почему на бирже труда мне колют болезненные уколы и заставляют пить несладкие таблетки, а из работы предложили только мыть полы в женском туалете, на что я с радостью согласился, но до обеда, потому что потом я в «Лакомке» нужен, там тоже полы после обеда грязные, посетители столько грязи нанесут, что ужас.
Школу я окончил в 1998 году уже разведённым мужчиной и сразу поступил на юридический факультет МГУ на должность слесаря-сантехника. Окончив в 2000 году МГУ на той же должности за мелкую кражу, я начал работать главным юристом и уже в 2002 году в списке самых богатых людей мира, составленным журналом «Forbes», занял почётное 5 879 432 574 место с годовым доходом 4156 рублей 54 копейки, на 53 копейки опередив свою жену-сожительницу Зину, тунеядку и проститутку. За время работы главным юристом я сменил 145 организаций и принял участие в 145 судебных процессах, которые проиграл, приобретя огромный судейский опыт. Этот опыт пригодился мне в моих последующих 57 процессах, которые я тоже проиграл, опять приобретя опыт, сын ошибок трудных (да, стихи я тоже пишу). После этого главным юристом в Москве меня на работу не брали даже дворником на рынок, зато хорошие случайные знакомые предложили должность главного бухгалтера в компании «Иванкорп», которая занималась всяким бизнесом. Спустя три месяца там чего-то случилось и компания «Иванкорп» прекратила заниматься всяким бизнесом, а меня отправили в важную командировку в Читинскую область, где я и провёл последующие три года общего режима с конфискацией. Во время командировки я познакомился со знаменитым экономистом Ходорковским, который охотно начал заниматься со мною математикой, экономикой и юриспруденцией. Через три минуты после начала занятий г-н Ходорковский предложил мне выкопать подземный туннель до Израиля и покинуть Читинскую область с целью продолжения образования в Иерусалимском университете, так как я чертовски талантлив. Копать я начал незамедлительно, потому что когда ещё побываю в Израиле, но ко мне сразу подошли неизвестные мужчины в форме, поинтересовались здоровьем и сделали физическое замечание резиновыми дубинками, после чего я попал в больницу и в командировку уже не вернулся, а вернулся в Москву на свою жилплощадь по указанному выше индексу с целью получения инвалидности, которая у меня и так была после падения с высоты собственного роста по пьянке во втором классе. Из документов к этому времени у меня были военный билет моей жены-сожительницы Зины и её же детские рисунки, по которым устроиться на работу оказалось очень сложно. Меня последовательно не взяли главным юристом в Кремль, в патриархию, в Думу и в ФСБ, поэтому я и вынужден работать в кафе «Лакомка» просто юристом, но со странными обязанностями.
Уважаемый Барак Обама! Взяв меня на работу главным юристом США, Вы приобретёте не просто ценного и толкового работника, имеющего огромные связи в деловом мире Первомайской улицы (Ваня с 28 квартиры, Руслан из 33), но и кристально честного человека, любящего рэп, баскетбол, афроамериканцев и всегда стоящего на страже всего. Ведь люди типа меня, входящие в список самых богатых людей журнала «Forbes», о чём я уже писал выше, воровать прекращают, так как уже нечего и незачем, хотя лишний рубль никогда не помешает. И не забывайте, что я приеду к вам из страны, в которой ведётся суровая борьба с коррупцией и за взятки сажают всех, невзирая на должности. Даже депутата за взятку могут посадить на место мэра или губернатора, а самого мэра или губернатора сошлют в ссылку в далёкую, а если взятка большая, то и в тёплую страну.
И последнее. Зарплата в 4 (зачёркнуто) 5 (зачёркнуто) 7 тысяч рублей (зачёркнуто) долларов (зачёркнуто) евро (зачёркнуто) 8 тысяч в какой-нибудь достойной меня валюте, плюс еда, одежда и проживание у Вас в Белом Доме меня вполне устроит. Жену-сожительницу Зину я могу взять с собой, но если у вас там есть чего поновей, посимпатичней и без запаха, в наказание она знает за что оставлю в Российской Федерации и буду навещать по средам чартерными рейсами, но не каждую неделю, я же не железный. Резюме это передаю с оказией через одного знакомого грузина по кличке Армянин, его всё равно из России высылают и он в Ваши края собирается поработать. Вы ему там помогите первое время, но барсетки, свою и жены, подальше держите, он в основном по ним работает. Прошу отметить мою изумительную грамотность, которой я достиг, ежедневно анализируя сказки народов Севера в туалете на Ярославском вокзале. Жду от Вас положительного решения по телефону 367-47-21 добавочный 2, Ирина, звонить после обеда, позвать Нину Сергеевну, а она уже позовёт меня, если я не пьяный. С уважением, искренне Ваш, Гусев Б. С., родившийся в тихом и зелёном городе Москва в 60-ых годах прошлого века.


Илья Криштул

Франц заглянул в шкаф. Там лежало очень много ничего нету. Он решил, что так много ничего нету ему уже не надо, и выкинул всего ничего. Теперь шкаф был пуст до безобразия. Франц подумал, что таким образом шкаф пуст у него еще никогда не был и, улыбнувшись, закрыл рот. Улыбнувшись, второй раз, закрыл шкаф. Улыбнувшись, третий раз снова его открыл. Четвертый. Пятый. Ему понравилось. Шестой. Седьмой. Восьмой. Девятый. Рука устала, и Франц закрыл дверь последний раз. Дверь отпала. Недовольно хмыкнув, он поднял ее и выкинул. Без двери шкаф не закрывался. Недовольно хмыкнув, Франц выкинул дверь в обратном направлении. Ни сил, ни желания поднимать дверь у него уже не осталось, поэтому он просто положил шкаф на дверь. Невероятно, но факт. Франц положил шкаф не только на дверь, но и на себя. В таком положении оказалось намного больше поводов недовольно похмыкать, чем Франц и занимался, пытаясь подняться. Хмыкать Францу так понравилось, что поднимался он очень долго и несколько раз. Наконец поднявшись, Франц вышел. Шкаф вышел вместе с Францем. Дверь обещала стоять сама.

Я опять здесь, за этой стойкой. Я здесь уже месяц. Я спас Город...наверное. Я убил последнего морока в этом мире. Я...

Помню, в какой-то день мои нервы отказали мне. Я метал ножи в свое отражение, и однажды один из них достиг цели. Следующее, что я помню...

-Боевой Нож, тебе нужно научиться сдерживаться. — произнесла ворона, прикладывая ледяное полотенце к моей рассеченной брови. Ее медовые шелковистые волосы обрамляли нежное тонкое лицо с двумя глубочайшими озерами глаз. Сама забота сидела передо мной. Сама забота...
А я мог только кивать. Любое слово могло разрушить эту сказку.Любое слово было подобно святотатству.
А она прикладывала ледяное полотенце к моей брови, и, казалось, смотрела прямо сквозь меня, прямо в душу, в мое прошлое и настоящее.
-Обещай мне, что ты больше не сорвешься. Ладно? — она заглядывала мне в лицо, она была похожа на видение из сказки, она...

Ее звали Огненный Дождь.

Она была прекрасна.
Нет, не так.

Она была живой, честной, светловолосой, она была подобна розовеющим облакам за окном. Только в окнах нашего дома не были видны облака.
Какими словами можно описать человека, ворону, память о которой бьется в груди пойманной птицей? Какими словами можно передать то щемяще-грустное настроение, охватывающее меня при каждой мысли о ней? Я знаю, Огненный Дождь, ты снишься мне каждую ночь! Только я почти не помню этих снов.Почти не помню...
О боги, я пью, пью и не пьянею! Эта память сведет меня с ума...
Помню, в одном из налетов я держал тебя за руку, а ты раскрывала ладонь и огненный ливень, вырывающийся на волю из твоей руки, освещал твое тонкое лицо с бездонными глазами. Помню, тогда ты вымоталась настолько, что нам пришлось нести тебя домой на руках. О, будь проклят тот день, когда меня не было рядом! Будь проклят тот день, будь он проклят...
Я смог бы увидеть еще раз улыбку Стальной Змеи и твой теплый нежный взгляд. Я мог бы еще несколько дней улыбаться, глядя в твои глубокие, васильковые глаза и мечтать о том дне, когда я в них утону.
Наверное, каждому из нас приходили в голову такие мысли...
Это было так горько —ощущать привкус своей крови во рту, так больно —прокусывать губу в идиотском стремлении сдержать рвущийся наружу крик. Как же это больно —вспоминать, вспоминать каждый вечер, каждую минуту, проведенную там, в Племени. Как же это больно...
Иногда очень хочется кричать громко, на весь бар, но я сжимаюсь в комок, сжимаюсь, обхватываю обеими руками пустой стакан, и пытаюсь вжать в себя эту пачку салфеток. Мне больно оставлять вас на этой пыльной потертой барной стойке. Вы —это все, что у меня есть. Вам здесь, наверное, так же одиноко, как и мне.
Уговор есть уговор. Ведь если я возьму вас с собой, Он не отпустит меня сюда больше. Он знает меня лучше, чем кто-либо еще.
Прости, Огненный Дождь, хрупкая ворона с глубокими васильковыми глазами и волной медовых волос, сегодня я опять сорвался. Сегодня я опять не сдержал своего обещания.
Прости.
Я покину этот бар сегодня резко, не оборачиваясь, и уйду в этот дождь, чтобы встретить его на полпути. Чтобы встретить хоть кого-нибудь. Пусть это будет даже Ищейка. Пусть это будет даже Охотник. Мне все равно.
Прощай, моя боль, мой Огненный Дождь, сегодня— ты только моя.
Прощай.

Нет других имён.

На скафандре напишу я: “Вива, Дуче! Вива, Дуче!”.
Мотор обшарпанного грузовика выбивал разрозненную трель. Серые лица людей на секунду осветила вспышка отсыревшей спички.
— Чёрт, батареи сели.— проговорил кто-то за другой стороной жизни, где ещё хранилась насквозь дырявая надежда.— Эрих, у меня фонарь сдох.
Огонёк потух.
— Не волнуйся, все на месте.— кисло заключил второй солдат. Скрип, шорох— и автомобиль снова тронулся в путь.
— Нас что, совсем без охраны везут?— наконец спросил молодой еврей с островатым лицом.
Бывший офицер напротив тяжело усмехнулся.
— Попробуй убеги.— сказал он.— Пулю в спину пустят. Будешь сопротивляться— расстреляют вообще всех. Мы— последние, с нами церемониться не будут.
— А куда нас везут, если не секрет?— закопошился скелетоподобный старик в углу.— Долго уже. Места незнакомые.
— Повезёт— в новый лагерь. Не повезёт— здесь убьют. В зависимости от обстоятельств.— снова ответил офицер.
— А что со старым?— подал голос молодой еврей.
Бывший военный ответил не сразу, получше, насколько позволял сумрак, всматриваясь в черты лица собеседника, которого видел, может быть, в последний раз.
— Давно в лагере?
— Четыре дня.— ответил молодой, заметно нахмурившись.
— А я четыре года. И за последний месяц перевозят нас так уже в третий раз. Даже если повезёт— не слишком обольщайтесь. Рейх трещит по швам. Мы ему теперь— лишний груз.
— У меня сын наш старый лагерь брал.— хрипел старик.— Ничего, он меня найдёт, вытащит. точно найдёт.
офицер с сомнением взглянул на старика; по лицу, суровому, словно сама судьба, пробежала тень пыльного недоверия.
— Ты русский, дед?
— А то.
— Откуда немецкий знаешь?— спросил пухлый от голода человек в дальнем углу кузова.
— Это вам, дойчи, кажется, будто я на вашем говорю. Я на своём неплохо лапочу. Плоскости у нас разные, просто здесь пересеклись. Вынужденно. Время подстраивается под законы пространства.
Офицер удовлетворённо кивнул. Еврей тут же поспешил спросить его:
— Вы в лагере по какой причине?
Офицер улыбнулся и рана на губе разошлась, забагровела кровь. улыбался этот человек не часто.
— Хотелось бы ответить красиво, что-нибудь про плоскости, однако всё намного проще. Прозаичнее. Дезертирство. Поймали. Обычный путь— трибунал— лагерь.
— Дезертирство?
— Нужно было расстрелять пленных, а я не стал. Вот так их плоскость автоматной трассой пересеклась с моей. Времена были суровые, списали на дезертирство. Но вроде ничего, держусь. Общаюсь со стариком. Он хоть и сумасшедший, однако в большинстве случаев говорит глубоко зарытую в человеческих умах правду.
— Солдатик, правду я тебе ни разу не говорил. Я рассуждал о вещах, которые тебя кажутся новой волной в болоте банальностей. От этих вещей пахнет свежестью и новизной, потому пока они для тебя— правда. А к настоящей ты ещё не готов. И я не готов был. потому и сижу с вами, сына жду.
— Да кто твой сын-то, дед?— опять спросил пухлый.
— Оболочка хмурой непобедимой силы, которую Русским Духом называют. Тебе, может, это ничего и не говорит. А для остальных будет как проклятие ещё долго. Моего сына будить нельзя.
Еврей присвистнул, офицер развёл руками.
— Теперь ваша очередь рассказывать о себе.— объявил солдат молодому.
— В целом— как и у всех. Я скрывался достаточно долго, был в Швейцарии по поддельному паспорту. Потом в Финляндии. После мирного договора перебрался в Австрию. Схватили именно там по совершенной глупости: сдала соседка. Ей помешали спать мои любовные похождения. После тщательной проверки попал в тюрьму, но в город уже входили Советы. Расстреливать почему-то не стали— бросили в концлагерь на границе с Германией. Дальше вы сами знаете.
офицер ещё раз взглянул на молодого— ничто в нём не выдавало страстного любовника. Может врёт.
— Раз уж здесь отец русского духа, то ответьте, пожалуйста. на один вопрос: как Русский Дух относится к евреям?
— Он ко всем одинаково относится. Разницы нет— пиздец одинаковый. Тотальный.
Дед расхохотался смехом человека, который действительно про всех всё знает.
— Вы догадываетесь, куда нас везут?— задал он вопрос в гнетущую тишину.— Догадываетесь, просто ваши надежды выдают варианты, в которые вы начинаете верить вплоть до безумного бреда. Нас везут в зазеркалье, в тлеющий огонёк сигареты, в ночь— названий множество. нужно лишь пройти через поток ненужных потуг ржавой надежды…
— Вы о загробном мире?— заговорил еврей.
— Гм… А этот мир тогда предгробный что-ли? Ты ничего не понял. Уловил точку отсчёта— грядёт смерть. Ты сейчас словно разглядываешь картинки в книге, не понимая слов. Научись читать. Мы не попадём в какой-то другой мир, ибо он не меняется. разве может меняться ваше отражение?
— Только если поменяюсь я сам. — заговорил офицер.
— Именно!— вскричал старик.— Предстоит измениться вам.
— Это и есть пересечение плоскостей, о котором вы столько говорите?
Старик замотал косматой головой.
— Никаких плоскостей нет. Есть два мира, расположенные строго перпендикулярно друг к другу. Жители каждого из миров считают, будто они являются основанием, а все остальные— ненужной стеной. Своеобразный конфликт человека и общества. Человек всегда думает, что он главный, и окружающее общество стоит огородом, не понимает его в принципе.
— Тогда где вы?
— В линии пересечения перпендикулярных миров, мне нет необходимости выяснять где опора, а где подпорка. Но я там лишь на мгновение. Вы все тоже попадёте туда и тоже лишь на мгновение.
— Дед, ты с нами четыре года, какое мгновение? Это огромный отрезок времени.— заметил пухлый.
— Нет. Это мгновение. Как вспышка сигареты в тревожной ночи.
— Нас убьют…— шептал еврей.— Нас убьют…
Старик улыбнулся беззубым ртом.
— Чего ты хотел, попав в концлагерь? Поработать и выйти на свободу?
Автомобиль остановился, и диспут моментально оборвался. Каждый принялся прислушиваться к происходящему за тонкими стенками кузова, в другом измерении.
— Красные заняли город, разворачивайтесь.
— Мы последние из перевода заключённых. Некуда разворачиваться.
Стук мотора дополнял тянущееся ожидание.
— Пулемёт есть у вас?
— Есть. Во второй машине.
— Давай прямо в поле. Скоро здесь русские будут.
— Нас убьют…— шептал еврей.
— Вы знаете о реинкарнации?— задал вопрос старик.
Три пары удивлённых глаз, испуганных глаз уставились на сумасшедшего.
— Проще: кем бы вы хотели стать в следующей жизни?
— Выходите.— металлический голос возле тёмной лазейки на улицу.
Четыре серых призрака вышли в безбрежное пшеничное поле. Внезапно пухлый вырвался из общей цепи, побежал, побежал…
Три щелчка. Красные точки в ночи с неимоверной скоростью унеслись к исчезающему видению. Крик. И снова спокойная тишина.
— Я бы хотел стать писателем. Хорошим, плохим— не важно. Слова на бумаге, мысли между строк…— бросил офицер, всматриваясь в чёрную дыру оружия.
— А я… Просто хорошим человеком… Космонавтом…. Чтобы ходить меж звёзд… Искать лунную пыль…
— Принято.— крякнул старик.— Я буду ангелом. Простым ширококрылым ангелом.
В темноте застрекотал пулемёт. В голове офицера взорвалось понимание, и на мгновение он ощутил, о чём писать, как и когда. на мгновение он оказался в стыке пересечения миров.
Взрыв издалека был похож на огонёк сигареты.