Помню, в какой-то день мои нервы отказали мне. Я метал ножи в свое отражение, и однажды один из них достиг цели. Следующее, что я помню...

-Боевой Нож, тебе нужно научиться сдерживаться. — произнесла ворона, прикладывая ледяное полотенце к моей рассеченной брови. Ее медовые шелковистые волосы обрамляли нежное тонкое лицо с двумя глубочайшими озерами глаз. Сама забота сидела передо мной. Сама забота...

А я мог только кивать. Любое слово могло разрушить эту сказку.Любое слово было подобно святотатству.

А она прикладывала ледяное полотенце к моей брови, и, казалось, смотрела прямо сквозь меня, прямо в душу, в мое прошлое и настоящее.

-Обещай мне, что ты больше не сорвешься. Ладно? — она заглядывала мне в лицо, она была похожа на видение из сказки, она...

Ее звали Огненный Дождь.

Она была прекрасна.

Нет, не так.

Она была живой, честной, светловолосой, она была подобна розовеющим облакам за окном. Только в окнах нашего дома не были видны облака.

Какими словами можно описать человека, ворону, память о которой бьется в груди пойманной птицей? Какими словами можно передать то щемяще-грустное настроение, охватывающее меня при каждой мысли о ней? Я знаю, Огненный Дождь, ты снишься мне каждую ночь! Только я почти не помню этих снов.Почти не помню...

О боги, я пью, пью и не пьянею! Эта память сведет меня с ума...

Помню, в одном из налетов я держал тебя за руку, а ты раскрывала ладонь и огненный ливень, вырывающийся на волю из твоей руки, освещал твое тонкое лицо с бездонными глазами. Помню, тогда ты вымоталась настолько, что нам пришлось нести тебя домой на руках. О, будь проклят тот день, когда меня не было рядом! Будь проклят тот день, будь он проклят...

Я смог бы увидеть еще раз улыбку Стальной Змеи и твой теплый нежный взгляд. Я мог бы еще несколько дней улыбаться, глядя в твои глубокие, васильковые глаза и мечтать о том дне, когда я в них утону.

Наверное, каждому из нас приходили в голову такие мысли...

Это было так горько —ощущать привкус своей крови во рту, так больно —прокусывать губу в идиотском стремлении сдержать рвущийся наружу крик. Как же это больно —вспоминать, вспоминать каждый вечер, каждую минуту, проведенную там, в Племени. Как же это больно...

Иногда очень хочется кричать громко, на весь бар, но я сжимаюсь в комок, сжимаюсь, обхватываю обеими руками пустой стакан, и пытаюсь вжать в себя эту пачку салфеток. Мне больно оставлять вас на этой пыльной потертой барной стойке. Вы —это все, что у меня есть. Вам здесь, наверное, так же одиноко, как и мне.

Уговор есть уговор. Ведь если я возьму вас с собой, Он не отпустит меня сюда больше. Он знает меня лучше, чем кто-либо еще.

Прости, Огненный Дождь, хрупкая ворона с глубокими васильковыми глазами и волной медовых волос, сегодня я опять сорвался. Сегодня я опять не сдержал своего обещания.

Прости.

Я покину этот бар сегодня резко, не оборачиваясь, и уйду в этот дождь, чтобы встретить его на полпути. Чтобы встретить хоть кого-нибудь. Пусть это будет даже Ищейка. Пусть это будет даже Охотник. Мне все равно.

Прощай, моя боль, мой Огненный Дождь, сегодня— ты только моя.

Прощай.