Я иду меж улиц серых,
Мимо синевы домов,
Лунных зайчиков несмелых,
Вышедших из облаков.
Очарован звёздной дымкой
И обижен жизнью я.
Крылья алые расправив,
Выйду из небытия!
Моё настроение менялось быстрее туч, шумно гонимых холодным снежным ветром. Как надоело всё, когда они говорили всякую ерунду! „Ну не нравится — не читайте! Зачем только злить?!“
Да, речь идет о моем романе. Мнения читателей настолько противоположны, что признаться, не знаю, кому верить. Я, конечно, и сам понимаю, что так оно всегда и бывает, но всё же… А всему виной характер! После одного плохого отзыва не верю десятку тех, кому понравилось. Странный, скажете, а я отвечу по-своему: я — вампир, и оттого воспринимаю всё не так, как вы.
Вот сейчас, не могу понять, о чём думаю. Вроде об одной книге, и в тоже время воображение уже рисует другую. Я не прошу этого, наоборот — оно даже отвлекает меня! Но поделать ничего не могу. Неизвестно чего сижу на морозе, неотрывно взираю на снежинки, плавно приземляющиеся на мои белые крылья, и не знаю: идти в дом или померзнуть еще.
Со времени моей встречи с Лили прошло уже несколько лет. Сложно сказать, рад я нашей встрече или нет. Не спорю, что это именно она подарила мне жизнь, а с нею весь этот мир, но и она же обрекла меня на такую жизнь. Я в полном отчаянии: понимаю, что она любит меня и всё время извиняется за свершенное, но и простить не могу. „Спорю, что если бы она прочла эти мысли, обиделась бы окончательно и, кто знает, сделала что-нибудь с собой. А она может, оттого мне стоит быть поосторожнее…“
Мой роман пошёл на ура, был встречен тысячами фанатов и поклонников. Дошло до того, что неизвестные приходили в дом без какого-либо предупреждения. Это, конечно, мило и забавно, как вам покажется, но не всё так прекрасно. Каждый такой приход оборачивается мне вырванными перьями. Нет, в драках, к счастью, мне не приходилось участвовать, но девушки, которым я безумно нравлюсь, со слезами умоляют подарить хотя бы одно перышко. Вот и приходится…
Возможно, и я бы так поступил, будь человеком, но я — не он, и понимаю, чем это чревато. Не каждый писатель сам является порождением своей книги. Да куда там! Никто. И, впрочем, это хорошо. Представьте, что было бы, если бы каждый мог творить подобное? Кем бы они стали и, что произошло бы потом?
Раньше я мог убирать крылья по мановению руки, но раненые, увы! А когда ходишь с ними — не мудрено, стать ходячей „лавкой сувениров“. Страшно даже представить, что может со мной случится, если они не прекратят это делать…
И вообще я изменился. Пришлось стать быстрее и ловче, не бояться неожиданностей и лишиться страха за жизнь. Из-за Лили. Нет, это не она сделала так, это я. Сидел как-то вечером, грелся рядом с камином, неотрывно смотрел на огненные языки и понимал, что что-то со мной произошло. Искал ответа в ночи и у звезд, да так и не находил.
Я не работал, из-за былых ранений и в силу характера, сидел дома и радовался жизни, занимаясь творчеством, а Лили продвигала меня. „Дома? И чего это я так решил его назвать? Скорее особняк! Вот до чего всё дошло!“ И каждый день сладкие столы, горы конфет, напитки и гости. Спасибо Кьюрелли, радушно принимающих в свой дом фанатов. Признаться, быть известным не в моем вкусе — все ходят, все спрашивают, интересуются совершенно непримечательными фактами, как-то, откуда у меня крылья? Раздражают. Я бы лучше сидел дома, пил сладкий шоколадный чай и, глядя на лунную метель, сочинял стихи. Но поздно уже что-либо менять, да и не хочется как-то.
Возвращался как-то недавно, когда осень была, а листья вальсом кружили над самой головой и думал обо всём, что со мной было. А ведь столько всего… страшно представить, КАК я ещё жив! Другой бы давно умер, хотя бы в силу того, что каждый роман имеет свой конец, а я… Видать, это всё Лили, а я ненавидел её… Чего, спрашивается? Сам не знаю. Не мог простить за убийства себя и Бекки. „И не прощу. Никогда. Могла бы переписать, изменить всё, как однажды говорила! Отчего-то ничего так и не сделала, не так велика ее сила, выходит? И чем девушкам нравятся такие замученные персонажи? Истекающие кровью? Убитые? С кинжалом, пронзившим сердце? Мне не понять…“
Я не видел впереди себя ничего, кроме неизвестности, золотых листьев или снежинок, градом летящих с неба. До того всё надоело, стало серым, обыденным. Даже Эрдели, этот веселый паренёк, до того напоминающий Энзели. Думаю и уповаю, что причина этому погода, иначе отчего бы у меня быть такой странной беспричинной депрессии?
„Что держит меня на этом свете? Прошлое — нет. Сарро — сложно сказать.“ За эти годы он ужасно изменился, и не осталось в нём больше ничего того, что было так дорого раньше. Злой, нервный, без конца раздраженный с поводом и без, я едва мог представить его таким, каким он был в школе! Говорит, это всё из-за Кьюрелли. Что он любит её — не спорю, ибо это видно. «Хотя, а как же Сандра? Как же „вечная любовь“, из-за которой так мучусь я? Неужели она не больше, чем красивая сказка? Нет. Пусть это будет не так…»
Он жаловался, что Кью заставляла его делать всю работу по дому, убирать перья и конфетные фантики, в частности. А он был против, уходил, запирался у себя в комнате, был ужасно бледен и, ясное дело, страдал. Я не мог ему ничем помочь, так как он гнал и меня. Помню алый взгляд на Лили, до того налитый злостью и ненавистью, что меня передёрнуло. „Так вот в чём причина! Вот кто поистине ненавидит её! Сарро.“ Из-за Луны и Сандры. Особенно, Луны. Я никому не говорю об этом, но это очевидно. Ведь когда он начинал погружаться в себя и находить утешенье лишь в крови, он повторял, как в бреду, её имя… Грустно смотреть на то, в кого он превратился, в какого жалкого монстра, но изменить его под силу лишь Лили. „А что она? Сидит, вжавшись в мои перья, и в ус не дует. Скоро, да что там, уже приклеилась к ним…“
Помню, сидел один вечер в таком плохом настроении, что даже шоколад не помогал. Ничуть. Даже кровь пробовал. Результат тот же. Я не знал, в чём причина и страстно хотел, что бы вернулась Лили, а она как раз была вызвана на какое-то собрание. Я думал о жизни, своей и ее, о том, КАК она смогла создать меня, если это можно так выразиться. Я вспоминал всё, и хорошее, и плохое, и не мог понять, радость ли мне принесла эта встреча или нет? „И что бы было, останься мы навсегда в Альфагессе? Если бы не встретились с Ли? Погиб ли Сарро от неизвестной слабости, что преследовала его тогда, и выжил ли после того обстрела? …“
Мне вспомнились и алые розы, посаженные им у нас за окном. „Решил повторить мой сад? Забавно. И цвет не случаен — кровь, как ни крути.“ Я тоже был не промах, отыскал где-то саженец синей и посадил его в самый центр сада. Как ругался Сарро, увидевший его! Мне не передать! И отчего-то так смешно было! И радостно, и тепло на сердце, как прежде.
Ждал Ли и не мог дождаться, тоскливо так было. Очень. „Неужели она меня бросила?“ Стрелки часов упорно не хотели спешить… Я даже одолжил зачем-то у Сарро его плащ и пытался вспомнить, каким был в молодости. Но ноги сами поджимались, а голова ложилась на колени. Я не мог ничего с собой поделать…
Настолько холодным запомнился мне тот декабрьский день.
Вот и сейчас, стоял, распахнув глаза к небу, а форточку — холоду, и не мог понять, что произошло. Из гостиной уже слышался острый запах сладких мандарин, так сильно режущих мой нос на морозе.
-Сколько можно смотреть на звёзды! — обрушился на меня голос Ли, — О чём можно думать днями напролет? Зачем ты выставил крылья на такой мороз, ты же простудишься! …
„О чем думаю я? Даже не знаю.“ Ловлю на том, что без конца вижу её. Во снах, в каждой тени, запорошенной белыми блестками, в каждом цветке.
-Лили…
Не нахожу причины, по которой бы я без конца думал о ней…
-Шоколадные конфеты еще есть? — весело спросил девушку, улыбаясь и мчась в её сторону.
-Для тебя — всегда есть! — ответила она, лучась от внеземного счастья.
„Быть может, я всё же прощу ее? …“ — подумал, а её рука уже нежно обвилась вокруг моей и скользнула по перьям.
„Она неумолима!“— улыбнулся сквозь внезапно подступившие слезы.