Триптих о земном и Божественном

А может, оно мне и надо было? Видимо, об этом она, примерная христианка в извечно-черном, никогда и не смела думать.

Я представил, как эта маленькая рука с трудом берет тяжелый кованый крест; как он опускается на мою спину с победоносным тупым хрустом. Как переламывает мои кости металлическими вензелями, мозжит и дробит мое тело. И вся моя жизнь летит к чертям под сенью Божьего дома! Чем ни святая кончина? Чем не мученический уход?

«Хуй!» — заговорщицки молвил я и сладко прищурился в ожидании.

_______________

Была почти полночь, когда маленького Сережу укладывали спать. Припозднились. Отмечали День Рождения отца. На ночь мама всегда читала ему сказки или сама придумывала волшебные истории, сродни библейским. Мать была набожной женщиной.

А ещё она мечтательно закатывала глаза и складывала домиком руки, изображая беспечных ангелов, и фыркала и плевалась, говоря о геенне огненной.

— Все грешники жарятся потом на сковородках! На больших таких!

— А мне приснилось, мама, что я священником был!

— Бог тебя хранит, дитя! Спи.

Сережа помнил: чтобы лучше жарилось, надо больше масла. Поэтому спал он с большой бутылью рафинированного под мышкой, которым во сне поливал своих грешников.

___________________

-Не люблю я его, какой-то он все время нервный и крикливый что ль.

-Аааа-га, в приходе никто его не жалует. Все так и говорят: «Убери гнусавого. Негоже такому Евангиле толковать». Только я-то что могу? Покуда батюшка Серафим добро не даст, ничего не могу.

Два попа понуро вели беседу. Коллега их, шепелявый Вовка, а в церковном миру отец Михаил, не радовал никого. Давно думали убрать его из церкви, да все никак подловить ни на чем не могли.

Под святыми сводами вдруг почуяли, что миром тянет. На ступенях алтарных сидел отец Михаил, и, судя по всему, мироточил.

Святость не выбирает, дети мои.