Касса

— Один до конца. — И. положил новенькую купюру в лоток под окошком кассы.

— Одного нет. Могу предложить четыре или люкс. — Голос кассирши проходя через насверленные в стекле отверстия становился глухим и безжизненным. И. попытался рассмотреть сквозь стекло женщину и повторил чуть громче:

— Мне на электричку. Одно место, — он постарался, что бы голос звучал уверенно и требовательно. Минута — другая до прибытия поезда не оставляли времени для неуместных шуток кассирш. — До конечной, — словно подчеркивая важность своей просьбы чуть громче добавил он.

— Молодой человек, — на этот раз голос за стеклом казался ближе, но приобрел металлические нотки. — Я вам еще раз говорю: на электричку, или четыре, или люкс!

И., которого в его сорок четыре крайне редко называли "молодым человеком", слегка растерялся. Тон кассирши не допускал и намека на шутку.

— Я, вообще-то, опаздываю, — произнес И., подсунув купюру в щель под стеклом. Женщина, почувствовав его растерянность, сбавила тон.

— Ну может быть вы льготник? Можно за половину стоимости. Как студенту, например.

— Девушка, я давно окончил. Между прочем, с отличием.

— Тогда ничем не могу помочь. — Официальным тоном отрезала кассирша и отвернулась от окна.

Время уходило, а билета в руках И. еще не было. Обернувшись он окинул взглядом перрон. Кроме него электричку ждали еще четыре человека. Поблизости от кассы стояла пожилая женщина в застиранном до грязно-серого цвета, мужского кроя плаще, с сумкой-тележкой на колесиках. Дальше у самого края платформы сливалась в единое пятно на фоне неба целующаяся парочка, и у самой лестницы железнодорожного моста мужчина в кожаной куртке с крупной собакой, кажется ротвейлером, на поводке. Мужчина к кассе не торопился, да и остальные в билетах, по всей видимости, не нуждались. И. чувствовал себя глупо, ему хотелось привлечь кого-то на свою сторону, и он громко, на грани крика, спросил:

— Лишний билетик никому не нужен? А то в кассе только люкс и четырехместные остались!

Женщина, стоявшая ближе всех, вздрогнула и нервно перебирая костлявыми пальцами по ручке своей каталки зашипела:

— Не надо нам билетов. Не надо нам. Льготники мы. Все льготники. Давно уже. Да. — Она по-старушечьи кивала головой и зло поглядывала на нарушившего ее покой И. Влюбленная парочка продолжила целоваться, даже не обернувшись, а до мужчины в кожанке его вопрос похоже не долетел. Только ротвейлер дернулся в сторону, едва не сбив хозяина с ног. "У собак слух в 100 раз лучше чем у людей,"— вспомнилась И. фраза из какого-то журнала. Он с улыбкой повернулся к окну, своим видом стараясь показать, что оценил шутку, развел руками и слегка поклонился:

— Вот видите — четыре не нужно. Давайте один.

Даже сквозь мутное стекло И. заметил, как покраснела женщина. Она привстала со своего стульчика и приблизив губы к отверстиям в стекле с расстановкой произнесла:

— Молодой человек! Или вы покупаете билет, или я вызову охрану. Вам люкс, или четыре?

— Четыре! — Зло выкрикнул И. Гудок приближающейся электрички заглушил его голос.

Знакомство в пути

"Маразм. Идиотизм." — подумал И. входя в электричку. Вагон был наполовину пуст. Ряды деревянных лавок опершихся своими спинками друг на друга, пустые глаза пассажиров, запах дегтя: все это не обещало приятной поездки. И. морщился, протискиваясь по узкому проходу, выбрал место, где сидел всего один пассажир. И., перешагнув через его вытянутые ноги, сел у окна. Громкоговоритель пробурчал что-то невнятное, и поезд тронулся. Если бы не просьба главного редактора, И. никогда не сел бы на эту электричку. Добираться до столицы на автомобиле — значило потерять драгоценное время в пробках и не успеть на встречу с иностранцами, которые ждали его в "Украине" к часу дня. Можно было отказаться, но это нанесло бы вред его репутации в глазах главного, и пошатнуло бы авторитет, как редактора отдела в глазах подчиненных. Размышляя о предстоящей встрече И. прикрыл глаза и постарался устроиться на жестком сидении поудобнее. Вскоре он заснул.

— Простите! — Кто-то настойчиво теребил его плечо. Юноша, наклонившись, внимательно всматривался в лицо И., увидев, что он проснулся, юноша вспыхнул улыбкой и повторил. — Простите, у вас свободно?

И. посмотрел по сторонам — пассажиров в вагоне не прибавилось, однако юноше и его спутнице почему-то хотелось сесть именно здесь.

— Садитесь пожалуйста. — И. кивнул головой на скамью напротив.

Юноша тут же последовал его предложению и уселся на указанное место. Девушка, лет девятнадцати на вид, улыбнулась И. и села рядом с ним.

— Марин садись ко мне. — Паренек побарабанил пальцами по дереву скамьи.

— Толь, я здесь лучше, солнце в глаза светить не будет.

— Ну как знаешь. Анатолий!— Паренек переключился со спутницы на И., который слегка ошеломленный напором и бестактностью юноши, пожал протянутую руку.

— Марина! — Девушка тоже подала свою. И. пожал её пальчики и представился:

— Сергей.

— А мы вас знаем. В газете видели ваше фото.

— У меня постоянная колонка. Тем не менее я удивлен и обрадован, что молодежь еще читает газеты, — он улыбнулся девушке. В ответ ее щеки слегка зарумянились, и она осторожно освободила свою ладонь из пальцев И.

— Мы с вами до конца. В компании всегда веселее, правда? — Мягкая улыбка Марины притягивала, ее круглое лицо и большие глаза очаровывали. Поймав себя на мысли, что слишком долго смотрит на девушку, И. повернулся к её другу. Выражение лица Анатолия неуловимо изменилось. Губы все так же были растянуты в улыбке, даже немного шире, чем в первую минуту знакомства, будто их тянули застывшие в спазме мышцы. Солнце рисовало в глазах блестящие бельма. В этот момент поезд немного изменил направление движения, на лицо юноши упала тень, пропали резкие тени, смягчилось выражение лица, блеск в глазах исчез, и наваждение пропало.

— Сергей, вы позволите молодым обращаться к вам на ты? — Голос Марины ласкал слух. И. кивнул, не упустив возможности вновь взглянуть ей в глаза.

— Конечно. Предпочитаю общение без лишних формальностей.

— Вот и отлично. Лишние расшаркивания ни к чему. Мы же не билеты покупаем! — хохотнул Анатолий.

— Ну зачем ты так. Мне, например, было бы очень обидно если б нужного билета не досталось. — Девушка придвинулась ближе к И., он почувствовал тепло ее бедра. — Не обижайся на Толика, он такой, по тому, что сам без билета едет.

— Марина, я купил билет. На целых четыре места, вот. — И. достал из кармана смятый клочок бумаги, расправил его на коленке. Расплатившись у кассы он сунул его в карман, даже не посмотрев. Обычный чек, с чередой паровозов на тыльной стороне, на лицевой — пункты отправления и назначения, стоимость. Поверх отпечатанных кассой аккуратных строк размашистая надпись фломастером "4 мст." и закорючка в виде птички — видимо подпись кассира.

— Надо подать жалобу. В министерстве Путей и Сообщений у меня есть хороший знакомый. Эта женщина пожалеет о своем поступке.

— Да ладно, Серег, ей все сойдет с рук. Что она сделала? Нахамила тебе? — И. кольнуло это "тебе". — Отказалась продавать билет? Обсчитала? Даже если так, то кто подтвердит? А если даже и подтвердит, то все, что с ней сделают — переведут на другую станцию. Я знаком с Системой, сам к ней отношусь, — закончил он с плохо скрываемой гордостью.

Марина, провела тонкими пальчиками по ноге И., заставив его вздрогнуть, подхватила билет и шевеля губами принялась читать строчку за строчкой.

— Что там? Обсчитала? — Анатолий явно был заинтересован.

— Не знаю. По билету все правильно. Полный, четырехместный. А сколько она с вас взяла? — Ее "вы" резануло ухо Сергея так же, как "ты" ее спутника чуть раньше. Он назвал сумму.

— Ну... — Девушка вопросительно смотрела на него.

— Что?

— Ну расскажите нам, что она сделала? Вы жаловаться собрались.

— Она с меня взяла в четыре раза больше, чем нужно. Четырехкратную стоимость билета! — Марина смотрела на него непонимающим взглядом, поминутно помахивая длинными ресницами. Отвлекаясь на них И. начал раздражаться, по этому переключился на Анатолия. — Четырехместный билет. Понимаете? Мне одному!

— У нее наверно кончились другие, вот и все! — Анатолий по дружески ему улыбался, демонстрируя не совсем полный комплект зубов, и объяснял словно ребенку. — Небыло других билетов. В кассе компьютор стоит, единая база данных на всю систему. Кассир — служащий. Она не могла продать другой билет по собственной прихоти. Значит были только четырехместные...

— И люкс! — Прыснула Марина.

— И люкс, — повторил Анатолий и засмеялся.

— Не понимаю, что здесь смешного? — И. казалось, что смех молодых людей звучал издевательски. — Вообще ничего не понимаю!

— Не обижайтесь, Сережа. Просто люкс в электричке в первом вагоне, там же куда безбилетников уводят. — Марина, положив руку на колено И., смотрела ему в глаза. — Если вы боитесь, что будут проблемы с контролерами, то просто перебегите на два вагона назад, когда они войдут.

— Ничего я не боюсь. У меня четыре места куплено. — Последние слова он проворчал отворачиваясь к окну.

— Ну-ну. — Хмыкнул в ответ на его слова юноша.

Проверка билетов

И. смотрел в окно. За стеклом проплывали елки, стоп-кадром замирали на минуту станции и вновь сменялись елками, полями, поселками. Спать не хотелось, его попутчики больше не пытались завести с ним разговор и лишь временами обменивались между собой короткими фразами. И. пытался распланировать предстоящую встречу с иностранцами. Главный упомянул, что они хотят пройтись по столице, посмотреть достопримечательности, посетить пару музеев. Такая прогулка открывала возможности для неофициальной беседы, а значит обещала неплохой материал. На разворот — полтора, как минимум. Главное — найти общий язык. Например английский. И. усмехнулся случившемуся каламбуру. Стоило захватить разговорник, но гордость не позволила этого сделать. Когда-то он неплохо владел американским английским, надо просто вспомнить пару фраз, а там...

— Проверка проездных документов, граждане пассажиры. Приготовьте билеты. — Эта фраза, произнесенная в меру сварливым тоном, оборвала поток мыслей И. Он достал из кармана расписанную фломастером бумажку.

Контролеров было трое. Женщина в красном пальто, с толстой сумкой на кожаном ремне. На воротнике пальто поблескивала закрутка от значка, сам знак прятался за отворотом. Фиолетовый, вязаный из чего-то чрезвычайно пушистого, берет придавал несуразности ее в целом вполне официальному облику. Двое мужчин: один в куртке того же цвета, что и пальто женщины, тоже с закруткой на воротнике, второй — высокий худой мужчина в очках. Его худобу подчеркивал серый свитер, висевший мешковатым балахоном. Свитер "украшала" синяя повязка на левой руке с надписью гуашью "ох.а.а". Остальные буквы осыпались оставив на ткани белесые разводы. На груди, еще больше оттягивая свитер, болталась бляха в виде щита с изображением паровоза пронзенного мечем. За контролершей семенила женщина в плаще, в которой И. узнал старуху со станции. Старуха то и дело хватала женщину за предплечье и что-то шептала ей на ухо. Женщина демонстрировала безразличие, но по тому как она замедляла шаг, было заметно, что к старухе она все же прислушивается. Все четверо успели сделать несколько шагов по проходу, когда старушенция, посмотрев в сторону И., вдруг подпрыгнула к опередившей ее женщине и, вцепившись в нее двумя руками, что-то горячо зашептала на ухо то и дело через плечо поглядывая на журналиста.

— Неприятная бабулька. — И. повернулся к Марине и попытался поймать ее взгляд.

— Да-да. — Будто не расслышав ответила она. Сложив руки на коленях и словно школьница выпрямив спинку, Марина внимательно следила за контролерами. Почувствовав, как вдоль ноги пробежал холодок И. понял, что девушка отстранилась от него.

Женщина контролер шла по проходу не останавливаясь, пассажиры торопливо освобождали ей дорогу, убирая ноги, сумки. Девочка лет восьми зачиталась книжкой и не заметила приближения контролерши, и та, проходя мимо, задела своей объемной сумкой яркую книжку, которую листал ребенок. Словно льдинка из под гигантского ледокола, книжка вылетела из детских рук и упала на грязный пол вагона, где на нее тут же наступила старуха. Девочка собиралась заплакать от обиды, но мама прижала ее к груди, не давая произнести ни звука и крикнула испуганным голосом в след контролерше:

— Простите!

И. смотрел, как к нему приближается красное пятно форменного пальто. С приближением женщины его решительность таяла все быстрее. Слова гневной тирады, заготовленной для представителя желдоркомпании, рассыпались в его голове как карточный домик. И. поглубже вдохнул, попытался сосредоточится перед обвинительной фразой, выдохнул, и когда воздух почти кончился в его груди, а женщина-контроллер остановилась рядом, произнес:

— Вы знаете...— И. замолчал, не зная как продолжить.

— Билет, — с угрозой, сквозь зубы, процедила женщина в красном пальто.

— Вы знаете, дело в том...

— Предъявите билет! — Перебила его женщина.

— Вот. Он на четыре места. И вы знаете, мне совершенно не нравится...

— Не мешайте, — вчитываясь в билет она шевелила губами так же, как Марина. — Хм. — Контролер повернулась к старухе и вопросительно посмотрела на нее. Привстав на цыпочки последняя что-то затараторила ей под берет. — Да. — Берет качнулся в ответ на шепот.

— Это что? — Палец женщины, украшенный перстнем с ярко блеснувшим камешком, ткнул поочередно в попутчиков И.

— Это мои места. Молодые люди со мной.

— Так нельзя. По вашему билету можете ехать только вы сами!

— Мной оплачены четыре места. Имею полное право сажать на них кого хочу.

— По правилам проезда пассажир имеет право ехать по СВОЕМУ билету. Здесь можете сидеть только вы и никто другой. Вы двое, — и Марина, и даже самоуверенный Анатолий съежились под ее взглядом. — Брысь!

Молодые люди вскочили со своих мест и по очереди, извинившись, протиснулись мимо женщины-контроллера и рысцой пробежали по вагону в сторону тамбура.

— А ты, за поощрение безбилетников будешь строго наказан!

— Не смейте мне тыкать! Ваше самоуправство не сойдет вам с рук. Я журналист. Редактор отдела крупной газеты!

— Так ты журналист, или редактор? — С издевкой уточнила женщина.

— Вам об этом расскажет начальство. Произвол и хамство не сойдут вам с рук. Отойдите с прохода. — И. подхватил свой портфель и прошел мимо посторонившегося контролера, мимо бабки, провожаемый восхищенными, как ему показалось, взглядами остальных пассажиров.

В тесноте. Да.

И. проходил вагон за вагоном, с силой хлопал тяжелыми железными дверьми, и это доставляло ему удовольствие. В одном из тамбуров он столкнулся со сбежавшими попутчиками. Они стояли вдвоем, почти соприкоснувшись головами, и о чем то тихо разговаривали.

— Привет заговорщики, — проходя мимо них улыбнулся И.

— Сережа, — Марина схватила его за рукав, — подождите!

— Спасибо, я еще пройдусь.

— Я с вами! — Девушка глянула на Анатолия и получив его кивок шагнула за ним в межвагонное пространство. Хлопнуть дверью не получилось, поступок Марины несколько раздосадовал И.

— Останьтесь с вашим другом.

— Вы тоже мой друг. Пойду с вами, — девушка упрямо наморщила губки.

— Ну пойдем.

И. широко распахивал двери, врываясь то в тамбур, то из тамбура в вагон. Марина семенила за ним, осторожно прикрывая двери, отставала и снова нагоняла его к концу следующего вагона. Встречавшиеся пассажиры уступали дорогу стремительно шагавшему журналисту. Очередная дверь в одном из тамбуров не поддалась И., и он раздраженно дернул ее еще раз, и еще.

— Сережа, — девушка раскраснелась от быстрого шага, прядь волос выбилась из под резинки и упала на плечо. — Это последний вагон.

И. еще раз зло дернул ручку двери и всем корпусом повернулся к девушке. В грязном, прокуренном тамбуре смотреть можно было только на нее. Если взгляд падал на пол, облупившуюся краску стен, полуприкрытую дверь туалета, то И. начинало казаться, что он дотронулся до чего-то мерзкого. Журналист посмотрел на свои руки — их покрывал тонкий слой сажи от дюжины открытых дверных ручек. И. толкнул дверь туалета.

— Работает? — Он перешагнул порог и нажал на штырь уродливого железнодорожного крана. Брызнула вода.

— Извини, я хочу помыть руки.

— Да, конечно.

Дверь хлопнула. И., будучи уверен, что остался один осторожно нажимая на штырь намочил поочередно ладони, потер их друг о друга.

— Ты напрасно нагрубил контролерам, Сережа. Они здесь Власть и Закон.

Слова Марины заставили его вздрогнуть. Она стояла у двери, прислонившись к ней спиной и смотрела, как он оттирает дорожную сажу со своих пальцев.

— Есть один, общий закон. Справедливый и строгий. Для всех. Эти господа железнодорожники о нем видимо позабыли.

— Нет Сережа. Послушай, они — часть твоего "общего закона". Яркое его проявление. А сам закон — лишь смазка для шестеренок Системы.

— Ты не на философском учишься? — И. улыбнулся, рассуждения девушки показались ему забавными.

— На юридическом. — кивнула девушка с ответной улыбкой.

В полумгле ее трогательная улыбка светилась словно солнечный зайчик на развалинах старого замка. И. резким взмахом кистей стряхнул капли воды, протянув руку, поправил сбившуюся прядку ее волос. Марина наклонив голову коснулась щекой его влажной ладони.

— Похоже я тебя утомил своей ходьбой, но эти розовые щечки тебе идут.

— Сергей И., не издевайтесь над несчастной девочкой. — Марина наклонила голову и робко провела пальчиком по его груди. — Потом ты меня даже не вспомнишь.

— А разве существует "потом"?

— Нет. Не существует. — Прошептала девушка и прижалась к нему всем телом.

Не нужные советы

Предпоследний вагон поезда был почти пуст. Анатолий, как и в первый раз, предпочел сидеть напротив И. Марина села рядом с Анатолием, впрочем оставив между собой и им пространство шириной с ладонь. Она жадно вглядывалась в И., смотрела на его губы, руки, пыталась поймать взгляд. Ее руки, сложенные лодочкой на коленях то и дело вздрагивали, будто девушка с трудом сдерживала желание дотронуться до И. Анатолий говорил. Взмахивал руками, сжимал кулаки. Его жестикуляция заставляла сидящую рядом с ним девушку недовольно морщить носик.

— Это только одна электричка, всего одна. — Анатолий показывал И. оттопыренной палец, затем разжимая кулаки и широко растопыривая пальцы продолжал, — из многих. А есть еще поезда, вокзалы, прочий транспорт, всевозможные такси и самолеты. Все они объединяются в единую транспортную систему. — Он сжимал кулаки — Даже ракеты, даже подводные лодки — все это принадлежит Системе. Даже я видел далеко не всех, кто стоит за стуком колес и ревом двигателей. Пару раз — машиниста, всего однажды — начальника вокзала. А ведь они все выше простого контролера электрички. Но даже у контролера власть над пассажиром почти безгранична. От простого кассира зависит, доберешься ли ты до места назначения, или останешься в исходной точке. Контролерам нельзя грубить. Только вежливость и послушание, вежливость и послушание!

— Ты говоришь о раболепии.

— Да, раболепие именно то слово, правильное слово. Не зря ты журналист. Ты не деньгами покупаешь расстояние от точки А до точки Б. Ты покупаешь его раболепием. И все покупают. Каждый, кто оказался рядом с транспортом — все соглашаются с Правилами, все становятся винтиками механизма.

— По этому я предпочитаю личный автомобиль. Не приходится...

— Унижаться? А как же дорожники? Мальчики с полосатыми жезлами? Раболепие перед ними на столько привычно для тебя, что ты принимаешь его как должное.

— Ты не прав. Такое впечатление, что ты живешь в мире где человек человеку — пища и ресурс. Наверно на тебя эта железная коробка так влияет. — И. поднял глаза к потолку.

Динамики встроенные в потолок ожили, кто-то невидимый кашлянул в микрофон и менторским тоном произнес:

— Сергей И. пройдите в первый вагон, вас ожидают.

На мгновение растерявшись И. взглянул на Анатолия, затем, впервые за полчаса, на Марину. Анатолий победно улыбался. Марина смотрела на него широко открыв глаза в которых застыл страх.

— Сергей, не ходи. Будет остановка — сойди с электрички, доберешься на попутке. Тебя никто не остановит. Уходи!

— Не слушай женщину. Иди, тебя зовут. Попросишь прощения, если надо — встань на колени. — И. не понимал шутит Анатолий, или серьезен.

— Я пойду. Не по тому, что вызван. И не по тому что боюсь. Мне любопытно. — Марина вскочила с места и попыталась преградить ему дорогу. — Не останавливай меня, у тебя ничего не получится. Любопытство, это мое профессиональное заболевание. — И. хотел поцеловать девушку в щеку, но Анатолий, уже усадил ее на место грубо дернув за руку.

Полный люкс

И. шел по вагонам. На этот раз в противоположную сторону, по ходу движения поезда. Он не торопился, вглядывался в сонные, безразличные лица пассажиров, затрагивал алюминиевые поручни лавок, уступал встречным. Поезд за это время сделал несколько остановок, столица с каждой минутой приближалась, железный червь принимал в свое чрево все новых и новых пассажиров. Люди входили, И. не увидел ни одного кто покинул бы состав. В тамбуре третьего вагона И. застала очередная остановка. "Сходненская" проворчал динамик. Остальные слова хриплого репродуктора заглушил гомон разноцветной толпы втискивающейся в распахнутые двери. Входящие сосредоточенно пихались локтями, втискиваясь в вагон. И. смотрел, как они с упорством муравьев, плотной цепочкой продвигаются по маршруту перрон-тамбур-вагон. Наконец этот живой поток ослабел и иссяк, оставив после себя подмоченный тамбур. Там, за распахнутыми дверями шел дождь. И. вдруг нестерпимо захотелось шагнуть из дверей под прохладные капли. Поток воздуха разбавил затхлую атмосферу электрички. И. ощутил, как душно здесь, внутри. Он сделал шаг к двери и остановился в нерешительности. "Осторожно двери закрываются". — Голос невидимого диктора заставил И. остановиться. Двери закрылись.

Первый вагон — "люкс" почти не отличался от всех остальных вагонов состава. Только лавочки вместо дерева были покрыты пластиком и оконные стекла вместо алюминиевых пластин крепились резиновыми манжетами.

Вагон был полон. Первые две трети занимали солидного вида мужчины и женщины вперемешку с "зайцами" — народцем одетым попроще и ведущим себя активно и вызывающе. Дальняя треть вагона была заполнена людьми в красных форменных куртках, пальто и с неизменными черными сумками. Между контролерами и остальным народом расположилась горстка охранников. Одетые так же разномастно, как и "зайцы", они отличались от последних только повязками на рукавах и жетонами.

И., не желая смешиваться ни с одной из групп, пошел к голове вагона сквозь скопление контролеров к переднему тамбуру.

— Дальше нельзя. — Женщина в фиолетовом берете цепко держала его за руку. Ее улыбка не понравилась И., он хотел высвободить руку, но женщина поманив одного их охранников перепоручила Журналиста ему.

— Куда смотрите? Почему посторонние в служебном отделении? — Голос звучал спокойно, но охранник, детина добрых двух метров ростом, испуганно заморгал, согнулся в полупоклоне и пролепетал:

— Простите, теть Оль, исправимся, учтем. — Женщина несильно толкнула склоненную голову охранника ладонью.

— Иди. Этого — она небрежно кивнула на И. — вызовут.

Охранник подталкивая И. к "пассажирской" части вагона шагал за ним, приговаривая :

— Нельзя без вызова, нельзя.

— Не смейте обращаться со мной, как с холопом. Ландскнехты, тоже мне.

Охранник услышал его даже сквозь шум стоящий в вагоне. Он развернул И. за плечи лицом к себе и уставился на него своими мутными, серо-зелеными глазами.

— Ты оборзел, нарушитель? Щяс вообще из вагона выскочишь. Сел и жди.

Конечная

И. сел к окну на свободную лавку почти в самом начале вагона напротив усталого вида батюшки, который сидел на такой же пустой лавке. Все остальные места в вагоне были заняты, кому-то из пассажиров даже пришлось стоять, но эти места никто не занимал. В вагоне курили, когда поблизости слышался щелчок зажигалки батюшка морщился и оправлял жидкую бородку.

— Не люблю, табачного дыма. А ты, Сережа? — Выцветшие до голубизны глаза сочувственно и внимательно смотрели на И.

— Простите?

— Дым, Сережа, дым. Люди курят, машины коптят, заводы дымят. Не люблю дым. — Батюшка посмотрел в окно и полуприкрыл веки от солнечного света.

— Я не об этом, отче. Откуда вы меня знаете?

— Я штатный священнослужитель этой электрички. Вы удивлены? Посмотрите, как много людей вокруг. Многие из них проводят в электричках уйму времени. Каково им было бы без духовного попечительства? Вот и вы тоже.

— Мне не нужна опека. Мне нужны ответы.

— Может быть я смогу вам помочь?

— Может быть. Если вы проводите столько времени в электричке, то наверняка знаете, что здесь происходит. Сегодня мне продали билет на четыре места, затем обвинили, в том что я зайцев развожу. Контролер нагрубила, а какой-то сумасшедший паренек сорок минут рассказывал о Системе, в которой мы все винтики.

Батюшка молча смотрел на И. внимательно слушая каждое его слово. Когда Журналист замолчал, он выдержал паузу убеждаясь в том, что И. закончил.

— Знаю о вашей вине. И вопрос совсем не в том, почему четыре места, а не одно, или пять. Мне не хватит времени объяснить суть происходящего, а у вас не хватит терпения все выслушать. Поэтому я расскажу вам одну историю, может быть это вам поможет. Когда-то жил один мудрец, Франц Иозеф. — Батюшка взглянул на И., тот неуверенно кивнул. — Он стремился постичь истину, проникнуть в Суть. В какой-то момент он решил, что истина в совершенстве окружающего мира. Он видел, что все имеет недостатки, весь окружающий мир ущербен. Тогда он пошел в безжизненную пустыню, нашел каменную скалу и стал приводить ее к совершенству. Каждый отвалившийся от скалы камень он обтесал, придал Форму и поставил на нужное Место. Много дней трудился мудрец, много камней обработал, но чем больше камней он устанавливал, тем больше новых, неровных и уродливых глыб отваливалось от скалы. В конце концов скала разрушилась полностью, и некуда стало устанавливать камни. Удрученный неудачей Франц Иозеф решил покинуть пустыню. И чем дальше отходил он от груды камней, тем прекраснее и совершеннее она становилась.

— Большое видится на расстоянии.

— Да, это одна из моралей этой истории. Но не главная. Человек сам причина всего, что происходит вокруг него. Он виноват в несовершенстве окружающего мира. И прекрасное — тоже заслуга человека. Чего стоит самый прекрасный шедевр искусства, если его никогда не увидит человек? Любая клоака будет ли отвратительной, если человек не увидит ее мерзость?

— То есть, только человеческое существование наполняет все вокруг смыслом?

— Нет. Любое Божье творение наполнено смыслом, не зависимо есть ли рядом с ним человек, или нет. Драгоценные камни миллионы лет могут лежать в породе и так и не будут найдены. Станут ли они от этого менее ценными?

— Ваш вопрос бессмысленен. Камни не станут менее ценными, но пока не найдены они тоже ничего не будут стоить.

Батюшка с доброй улыбкой посмотрел на И.

— Ты начинаешь понимать.

— Но я до сих пор не пойму, как это относится к моему вопросу?

— Непосредственно. Ведь этот поезд движется лишь по тому, что на нем едешь ты. На тебя работают контроллеры, охранники, кассиры, машинисты. Твоя поездка наполняет смыслом их существование. Ты приводишь Систему в движение. Если ты сойдешь, то для тебя смысл существования этого поезда пропадет сразу, как только ты перестанешь его видеть.

— Простите, Отче, здесь такой тяжелый воздух, что мне трудно думать и понимать. — И. расстегнул ворот рубашки. — Вы говорите о том, что мое существование наполняет все смыслом?

— Твое существование само по себе бессмысленно.

— А как же все эти люди? И еще миллионы и миллионы людей?

— Это просто другой масштаб. Люди объединенные в социум не сильно отличаются от индивидуума.

И. слушал батюшку, но с каждой минутой сосредотачиваться на беседе становилось все труднее и труднее. Висящий в воздухе дым и недостаток кислорода вызывал головокружение, предметы расплывались, и слова священника превращались в неразборчивое бормотание. Заметив что И. плохо, священник прервал свою речь и помог ему встать.

— Иди. Тем более, что тебе уже пора, скоро конечная.

— Куда идти?

— Это не важно.

Выйдя в проход И. повернул направо, в сторону расплывчатого шевелящегося красного пятна. Он смутно понимал, что это контролеры и помнил, что они ему что-то должны.

— Ты как раз вовремя. — Смутно знакомый голос. Женский?

— Забирайте его. — Сильные руки подхватили теряющего сознание И. и почти понесли по проходу. Красно-бурая масса расступалась перед ним и его провожатыми пропуская все дальше и дальше.

Тамбур. Воздух пах чем-то кислым, но кислорода в нем было больше чем в вагоне и И. постепенно приходил в себя.

"...станция..."

— Отдышался? — Это один из охранников, тот самый, в сером свитере.

"...конечная..."

— Да.

— Куришь? — Второй охранник тоже знаком. Детина с серо-зелеными глазами.

— Нет.

— Идем.

Куда идти из тамбура? Назад в вагон? В кабину машиниста? Один из охранников шагнул куда-то в сторону и открыл дверь. Туалет. Такой же как в другом конце поезда. Сильные руки ввели И. в узкое пространство сортира. Здесь было грязно и тоже накурено. У И. опять стала кружиться голова. Он машинально отметил, что в этом туалете нет крана, в трубу заколочен почерневший кусок деревяшки. В унитазе до самого верха заполненном водой плавали куски бумаги и еще что-то, что совершенно не хотелось опознавать. "Просьба освободить..." монотонно бубнили динамики в тамбуре. Охранники с силой надавили на плечи И., он, не устояв, упал на колени. Две стальные руки опустились на его голову, еще две на шею сзади. В нескольких сантиметрах от лица И. увидел ободок унитаза. За мгновение перед тем, как его голова погрузилась в мутную жидкость он успел произнести:

— Господи помилуй! Как котенка!