С тобой не было свободы. Посадила на цепь, мол, ты зверь домашний, слабый, реальный мир тебя съест. Я цепь грызла, ломала, но она из стали была, не освободишься так просто. Выла, скалилась — как тут смиришься? А ты все равно не отпускала.

Мы с тобой друг друга не понимали. Пропасть в два десятка лет: один взгляд с вершины опыта, другой с высоты юности. Била меня по рукам, жить учила, носом тыкала как нашкодившего котенка, а я все сопротивлялась, с закрытыми глазами шла.

Мы были как две параллельные полосы от следа самолета. Как спутники на разных кольцах Сатурна, которые никогда не встретятся. Как глаза на одном лице, которые никогда не увидят друг друга.

Но без тебя... Без тебя, мама, стало тихо. Не стало твоих песен по утрам, не стало "Просыпайся, соня, уже обед!", перестали греметь тарелки на кухне, затих пылесос.

Без тебя стало пусто. Нет, не так. О-пус-то-шен-но. Все исчезло вмиг, так же быстро, как догорает спичка, так же быстро, как тает на ладонях снег. Мир "без тебя" лишился всех красок и запахов.

И никто уже не спрашивает у меня "Как прошел твой день?", никто не кормит любимыми пирогами с яблоками и вишней, которые пахли ванилью и корицей, и никому, в принципе, не интересна моя жизнь так, как была интересна ей... И если можно прожить неделю без воды, две недели без еды и месяц без сна, то сколько можно прожить без половины души, которой ты являлась? Вместе с тобой словно исчез важный паззл мозаики моего маленького мира...

Я была мелочна и глупа, я бежала вперед, а ты всегда смотрела мне вслед, и я ни разу не обернулась, чтобы увидеть твою улыбку... Но я знаю, ты верила в то, что я вернусь. И когда было сложно, тошно, страшно, я всегда могла прийти, свернуться калачиком у твоих ног, услышать твой голос — и боль уходила, растворялась как дым.

Я знаю, что прошлое не вернуть, что ошибки прошлого не исправить, что поздно просить прощения, но все же...

Прости меня, мама. Жизнь без тебя оказалась намного сложнее, чем жизнь с тобой.