Виктор Зуйков разложил перед собой восемь разноцветных бумажек, на каждой из которых был написан телефонный номер. Тут было три розовых, две зеленых, одна желтая и две голубых. Некоторые номера уже успели потеряться в закоулках памяти и представляли собой только наборы цифр. Кое-какие номера Витя помнил. Он знал, кому они принадлежат, так же хорошо, как и то, что хозяева этих телефонов вряд ли будут рады слышать его голос.

Он отложил бумажки со знакомыми номерами в сторону, а остальные смял и выкинул. Теперь перед ним лежали четыре цветных квадратика.

Витя допил кофе, проглотив добрую половину кофейной гущи, сгреб бумажки в карман и отправился на поиски телефонной будки. Сотовый он оставил рядом с пустой чашкой.

Большая черная туча, которая еще каких-то пару часов назад лишь подчеркивала горизонт, теперь нависала над городом. Витя пересек двор, поглядывая на тучу, и на всякий случай переложил бумажки во внутренний карман куртки. Двор был пуст. Люди разошлись по домам, предпочитая наблюдать за дождем из окон своих квартир.

Витя свернул за угол дома и вышел на автобусную остановку. На скамейке под навесом сидел скучающего вида дядечка с пышными завитыми кверху усами.

— Зажигалки не будет? — Спросил он.

— Не курю, — сказал Витя, но дядечка, по-видимому, не расстроился.

— Правильно, — кивнул он. — И не надо.

— Не буду, — пробормотал парень и, убедившись, что проезжая часть пуста, перешел на другую сторону улицы в неположенном месте.

Пройдя пару кварталов, Витя свернул в переулок и прошел мимо группы подростков, окруженных клубами табачного дыма. Три парня и две девушки сидели у стены, смачно затягиваясь сигаретами и провожая Виктора взглядами, полными вызова и бьющей через край юношеской мудрости. И то, и другое было ему знакомо, и ни то, ни другое его не волновало. Он закашлялся и прибавил шагу.

Час ушел на поиски телефона. А час стоил многого.

Когда он закрыл за собой дверь телефонной будки, одышка почти сводила его с ума. Витя закинул руки на аппарат и чуть ли не повис на нем. Крепления телефона угрожающе скрипнули.

Отдышавшись, парень сплюнул на пол и извлек наугад первую бумажку.

Вот оно, настоящее наказание. Вот, чем всё заканчивается.

Он набрал номер и с часто бьющимся сердцем стал ждать ответа. Гудки в трубке, как автомобильный клаксон, разрывали барабанную перепонку. Промежутки между ними, казалось, вытянулись в вечность.

— Алло, — ответили ему.

Виктор набрал в легкие воздуха, но не смог произнести ни слова. Рука предательски дрогнула и попыталась кинуть трубку на рычаг телефона. Дышать стало труднее.

— Алло! — Повторили на другом конце провода.

— Да, — сказал Витя, едва справившись с дрожью в голосе.

— Вам кого?

— А… Таню можно?

— Сейчас…

Виктор быстро переложил трубку в левую руку, а правую вытер о куртку и принялся теребить ею провод. Что станет он говорить, когда услышит этот голос? С чего начнет?..

— Алё! — Мысли его были прерваны.

— Привет, — произнес он.

— Алё! — Повторила Таня.

Видимо, он лишь подумал о приветствии.

— Привет, Таня, — громче повторил Виктор.

— Здравствуй, Витя, — был ответ.

Неважное начало. Как бы там ни было, продолжать нужно.

— Как ты поживаешь? — Как можно развязнее спросил парень.

— Бывало лучше. Тебе чего?

Витя надеялся, что этого вопроса вообще не будет. Или что он хотя бы будет не сразу. И что будет задан не таким тоном.

— Я это… Тань… Ты прости меня за всё, а?

— Слушай, если ты надеешься, что я вернусь, то забудь.

— Я…

— Я тебе уже говорила, — прервала она его. — У меня своя жизнь, у тебя — своя.

— Да, помню… Тань… Прости меня и всё. Мне больше ничего не нужно. Только прощение твое.

— Витя…

— Погоди, — Виктор почувствовал, что знает, как это сказать. Ему даже показалось, что в легкие поступает больше воздуха. — Я знаю, что у тебя есть парень, и я счастлив за тебя. За вас обоих. Правда, — он кашлянул. — Я доставил тебе много неприятностей. Много плохого сделал. Я сожалею об этом. Не знаю, как тебе доказать, что я сожалею. Поверь уж. И прости. Скажи, что прощаешь. И я навсегда исчезну из твоей жизни. Я обещаю.

Из трубки доносились только звуки дыхания. Витя снова поменял руки. Он понимал, что выжал из себя всё, что мог. Если Таня не простит его, то он больше ничего ей не скажет.

— Ну… — наконец ответила она. Голос ее звучал спокойно и несколько устало. — Ладно. Прощаю тебя. Не так уж и плохо всё у нас было, — Витя с облегчением закрыл глаза. — Ты это… насовсем-то не пропадай. Может, еще увидимся как-нибудь. В кафе наше сходим, чаю попьем. А то… Да ладно.

Витя молчал. Он на самом деле не знал, что говорить дальше.

— Ты чего молчишь? — Спросила Таня.

— Да так. Думаю. Ну… Спасибо тебе за всё.

— И тебе спасибо. Так ты позвонишь?

— Я… позвоню…

— Тогда пока.

— Прощай, — сказал Витя и положил трубку.

Не так невыполнимо, как казалось. Витя рукавом куртки вытер испарину со лба, смял бумажку с номером, приоткрыл дверь будки и выкинул ненужный более кусочек бумаги на тротуар.

Туча потемнела и стала будто ниже. В воздухе запахло озоном. Где-то вдалеке грохотал гром.

В кармане оставалось три номера. Всё еще много. Всё еще трудно. Виктор перемешал их, как лотерейные билеты, и вытянул следующую бумажку.

Чтобы набрать этот номер, понадобилось меньше силы воли.

— У аппарата! — Ответили ему.

— Здоров, друг.

— О, ты. Привет.

Вот и он так отреагировал. Витя прикрыл трубку рукой и откашлялся в сторону. Сплюнул на пол.

— Как дел?

— Да ничего. Слушай, Вить, я на обеде… Сейчас ухожу уже. Давай, вечером позвонишь?

«Ага, дозвонишься до вас вечером», — подумал Виктор.

— Серега… Я быстро, — сказал вслух. — Вечером меня тут уже не будет.

— Ну, валяй.

— Друг… За тот раз… Что я тебя того… Подвел…

— Подставил, Вить. Это называется подставил.

— Да, подставил. Прости меня, друг. Дурак я был. Не соображал ничего. Теперь соображаю. Научился…

— Витька, да все мы дураки.

— А я особенный дурак. Серега, правда… Если бы вернуть ситуацию… Я бы не сделал так. Подло я поступил. Простишь?

— Давно простил. Если бы не та ситуация, я б Катьку не встретил. Теперь вот женимся. Благодаря тебе, Витёк! Ты, кстати, на свадьбу-то придешь? Свидетелем будешь?

Витя до боли в кисти сжал трубку телефона.

— Свадьбу на 25-е назначили, — продолжал Сергей. — Ты куда пропал?

— Тут я. Не… Серег, я не потяну свидетеля… Пусть Андрюха Коваль будет. Он такое любит. А я… не… И вообще не будет меня тут 25-го.

— А… Уезжаешь куда-то?

— Вроде того. Ну, спасибо, что простил, друг.

— Да ладно тебе. Говорю же, давно простил.

— Вот и хорошо. Прощай, друг.

— До встречи! Ха! Прощай… Смотри, а то может на свадьбу придешь?

Витя бросил трубку на рычаг, словно она обожгла ему руку. Он ощущал, что времени остается немного, а нужно было сделать еще два звонка.

Появилось странное чувство. Прощение не приносило ему того облегчения, которого он ждал. Давящее ощущение в груди оставалось. Словно он не до конца избавлялся от груза вины за совершенные ошибки, не полностью раскаялся в них. Хотя… Наказание за ошибки, за каждую из них, находилось настолько близко, что парень чувствовал его дыхание затылком.

Виктор выбросил ненужную бумажку наружу. Поднявшийся ветер подхватил ее и, смешав с прочим мусором, понес по улице. На асфальте появились маленькие темные пятна, возвестившие начало дождя.

Наказание перестало дышать в затылок и выглянуло из-за левого плеча парня, наблюдая, как его трясущиеся пальцы нажимают на кнопки аппарата, подписывая очередной приговор.

— Перезвоню, — ответил голос брата и в трубке раздались короткие гудки.

Витя в нерешительности поглядел на бумажку, сомневаясь, выкинуть ее или попытаться еще. Новый приступ кашля принял решение за него. Парень набрал номер снова.

— Я… — начал брат.

— Нет уж, давай сейчас, — отрезал Виктор.

— О! Брат, ты?

— Я.

— Вить, я с девушкой тут…

— Это ненадолго, Жека.

— Ну, валяй, жги, — сдался брат.

Виктор набрал обжигающего воздуха в легкие и понял, что предыдущие звонки были намного легче.

— Жека, брат… — Начал парень и понял, что было бы неплохо сначала подготовить речь для каждого звонка. — Звоню, чтобы… извиниться перед тобой.

— За что? — С искренним удивлением спросил Женя.

— За… всё, что ли… Ну, за то, что когда-то бил младшего брата, за то, что забирал себе лучшие конфеты, за то, что смеялся над ним, — Витя перечислял грешки перед Женькой, по ходу вспоминая новые и новые, и чувствовал себя полным гадом. — За то, что в десятом классе вытащил деньги из твоей копилки, за то, что пообещал взять с собой на природу и не взял, за то, что месяц назад рассказал маме про то, что ты живешь с девушкой, не спросив у тебя, нужно ли об этом рассказывать…

— Витек, ты чего? — Спросил брат. — С дуба рухнул?

— Да нет… Просто виноват перед тобой… Не хочу, чтобы ты на меня зло думал…

— Точно рухнул. Ты это, давай-ка, самобичевание прекращай, окей? Вот если б ты не наговорил всего, я бы уже и не вспомнил никогда об этом. Делать мне нечего, только ерунду всякую помнить.

— Ну, мама-то на тебя конкретно наехала…

— И что? Она всегда наезжает. Ты бы лучше хорошее что-нибудь вспомнил. Как ты кораблик мне сделал из картона, и он плавал быстрее всех во дворе. Как нашел на улице пятьсот рублей и сводил меня в кино. Как сделал мне на даче лук и стрелы, и мы пытались в карасей стрелять. Только караси быстрее стрел оказались…

Женя продолжал говорить и смеяться, но Витя уже ничего не слышал. Слезы застилали ему глаза, он пытался стирать их рукой, но они появлялись снова и снова. Не в силах больше терпеть, парень бросил трубку на рычаг, сполз на пол будки и зарыдал, уткнувшись носом в грязное стекло.

Дождь барабанил по крыше, по стенкам стекали потоки воды, начиная просачиваться вовнутрь. Витя очнулся, когда первая капля упала с потолка на его щеку. Он поднял голову, увидел, как по улице спешат люди, кто укрывшись зонтами, кто — газетами или портфелями. Ни один человек не смотрел в его сторону, будто лежащий на полу телефонной будки парень был вполне нормальным явлением.

Виктор почувствовал, как из груди к горлу поднимается тугой комок, больно растягивая гортань. Парень попытался проглотить его, но комок лишь остановился, причиняя еще большую боль. Тогда Витя дал ему волю и через секунду выплюнул кровавый сгусток на стенку будки. Алый кусочек внутренностей медленно пополз по стеклу к полу.

Врачи говорили, что так будет перед…

Витя рывком поднялся и снял трубку. Быстро набрал номер.

Гудок.

— Да? — Ответила мама.

— Мам… — хрипло сказал парень и кашлянул. — Мамочка, привет!

— Витя! — Мамин голос переполняла радость. — Ты как?

— Хорошо, мам, хорошо. Нормально.

— А что с голосом?

— Да это так, мам, ничего. Как ты? Как папа?

— Мы в порядке, сынок. Папа на смене сегодня, вернется утром только. Рем по тебе соскучился. Сидит, вон, на меня смотрит. С ним же никто, кроме тебя, не играет…

— Мам, я это, что звоню-то…

— Что-то случилось, Витя? Я чувствую, что что-то случилось…

— Да просто прощения хотел попросить… Что не звонил тебе часто… То есть, что редко звонил… Ну, что не звонил почти… Надо было почаще… Прости, а?

— Ты что глупостями занимаешься? — С укором сказала мама. — Взрослый уже, сам можешь решать, как и что тебе делать. Конечно, мы были бы рады, если б ты почаще звонил. Или приехал когда-никогда. Отцу тут помощь нужна в гараже, да на даче скоро картошку копать и ягоду собирать, просто побыл бы с нами…

— Я… мам… — Грудь стало сдавливать. Легкие будто поползли вверх, перекрывая собой кислород. — Конечно, мам.

— Ты курить-то бросил? Дымил, как паровоз…

— Бросил недавно, мам. Был на исследовании у врачей. Сказали, что если не брошу, то…

Следующий кровавый сгусток отхаркнулся сам собой. Витя почувствовал вкус крови во рту, легкие

(или уже все внутренности?!)

прыгнули вверх и застряли в горле. Воздух остался в глотке, не имея возможности проникнуть дальше.

— Витя! Витя! — Закричала в трубку мама. — Ты что замолчал?! Тебе нехорошо?! Ты где?!!

Виктор Зуйков сделал попытку проглотить воздух, чтобы обрести силы хотя бы попрощаться, но с ужасом понял, что больше никогда не сможет сделать ни одного вздоха. Голова закружилась, голос матери стал отдаляться, рука выпустила трубку. Та глухо ударилась о стенку телефонной будки и маятником закачалась на проводе. Кровь выплеснулась из горла и залила обувь Виктора.

Эмоции ушли. Больше не было ни сожаления о первой выкуренной сигарете, ни ненависти по отношению к тем, кто дал ему эту сигарету, ни чувства бессилия перед желанием достать из пачки очередной никотиновый патрон и выпустить его в молодой неокрепший мозг.

Витя понимал, что свои последние «прости» он сказал всем, кому хотел, и кому это было действительно необходимо.

Вскоре и эти мысли поглотила мгла.

Высоко в небе прогрохотал гром, который будет грохотать еще сотни тысяч лет после того, как умрет последний человек. Дождь не переставал. На этот день у него была работа. Ему предстояло смыть очень многое.