Наверное,в целом свете не было никого счастливее его.

Набирающая цвет ночь, испарения земли и каменные стены улиц, ещё не успевших остыть от полуденного зноя, составляли чудесную оправу его сияющему лицу. Сердце его тяжело и гулко билось, сладко замирая, чтобы затем вновь понестись сумасшедшей вереницей ритмов в след за новым вдохом.

Все было наполнено светом её глаз.

Все было наполнено ею.

И сегодня она робко приняла его горячее признание. Предложение. И кольцо.

Это волшебство тихого слова, это очарование кроткого взгляда!.. Не было ничего более святого, чем этот ответ, как звезда, упавший во тьму.

"Да"

И начался совсем другой мир, совсем другая жизнь побежала по его венам.

Он ещё не был готов к тому, чтобы смело думать о ней.

Он боялся думать о ней,

будто так она может ускользнуть сквозь пелену его нестройных желаний.

Он не смел тревожить её мыслями о ней, ведь она — его тайна,

она — его святилище

и бог в нем.

А бог не терпит бесцеремонности.

До краев наполненый трепетом, он почти бежал по пустынному городку, вдыхая пряный ночной воздух.

Вскоре мощеная дорога под его ногами уступила место мягкой траве, седой от лунного света.

Едва заметная тропинка, пролегавшая через поле, вела его в неверную тьму.

Редкие деревья покачивались, вторя движениям скользящего ветерка. Шелест их листьев напоминал звон серебряных колокольчиков.

"Наверное, все это луна...", — рассеянно подумал он.

Вгляд его, казалось, ничего не отмечал, ни на чем не задерживался. Бессмысленно и долго он осматривал далекие темные склоны холмов, платиновые стволы, бездонное небо, усеянное яркими звездами, пока, наконец, взор его не остановился на маленьком сооружении у подножия вереницы холмов, обнаружившее себя своей каменной белизной.

О, это было восхитительное здание, выполненное в неоготическом стиле: загадка, перебитая на полуслове, изящество между строк. Лишь тень идеала — этим и привлекательная.

У городской управы никогда не хватало средств для реконструкции этого шедевра. Поэтому тяжелые двери были заперты на замок,

давно были заперты на крепкий амбарный замок.

Который без труда мог открыть тот, кто так нуждался сейчас в совершенной атмосфере для своих грез. Это был, без сомнения, наш герой, уже копавшийся в простом механизме затвора. Это был, без сомнения он, вошедший в темный, пыльный неф маленькой церкви.

Никаких иллюзий.

Без сомнений.

Ему хотелось представить, как оно это будет: гирлянды цветов, священник с библией, взволнованные гости. Самая красивая в мире невеста... Как он будет стоять перед таким святым алтарем и говорить эти святые слова о смерти и любви до неё. И даже после. Что там смерть, ничто не может изменить этих чувств, рождающихся в груди, пульсирующих и переливающихся. Самое тонкое запястье очутится в его руке, самые нежные губы утвердят в реальность его самые лучшие мечты.

И пыльный неф, и лунный свет, и одинокий крест у потолка близ абсиды, — все это было декорацией для его вольностей. Его душа уже пела звуки свадебных колоколов, и слова великой клятвы волновали изгиб его губ, как вдруг одна деталь нарушила гармонию сладких созвучий. Он увидел старый рояль подле алтарного места. Некогда абсолютно черные грани его теперь бледнели в тусклом церковном воздухе.

Он был удивлен и несколько обескуражен, но это чувство длилось лишь мгновение, пока память услужливо не подсказала ему ответы.

Управа не могла позволить себе покупку органа, поэтому здесь был рояль. Не самый лучший, судя по неразборчивой подписи мастера на деке, но все же. Прихожане нуждались в музыке: это наполняло Слово Божье особенной жизненностью.

По такой причине инструмент украшал интерьер нефа.

Но было ещё что-то, связанное с ним, что-то, что он никак не мог вспомнить. Видимо, это объясняло, почему рояль оставили в заброшенном помещении.

Хотя, может быть, и нет.

Он пожал плечами.

И решительно открыл крышку.

Улыбка пожелтевших клавиш, такая вкрадчивая, ещё более усилила его желание представить церемонию в музыкальном сопровождении... Падение в грезы... Он провел по клавишам рукой.

И начал играть.

Он не делал это блестяще: все его умение подкреплялось лишь случайными частными уроками. Да и сам рояль не звучал так хорошо — забвение добавило каждой ноте дребезжание и некотролируемую резкость.

Но все это, как ни удивительно, не мешало его игре,

по началу такой неуверенной.

Он повторял свою мелодию вновь и вновь. И с каждым звуком из простой интерпретации церемониального гимна она превращалась в нечто его, уникальное и прекрасное.

Это было более, чем странно, это было похоже на волшебство. Мгновение за мгновением совершенствовало его музыку, пальцы без контроля извлекали чудесные многоголосия. Он удивлялся и утопал, все больше утопал в этих трепещущих волнах невообразимого великолепия. Все его существо следовало за течением звука, его дыхание сопровождало его приливы и отливы. Голова отяжелела. Он будто видел, как какие-то красноватые вихри легко кружили его, то поднимая,то опуская на дно томительной бездны.

И будто он играл всю жизнь, всегда, и будто лишь это составляло его желания.

И будто глубокие ноты были почти совершенными...

Почти, но все же им не доставало мягкости.

О да, им бы немного мягкости, совсем чуть-чуть... пару капель...

...Густых и пряных...

"И если окропить молоточки рояля кровью...".

"Что?"

Музыка внезапно оборвалась — так он был потрясен этими мыслями. Бессмысленно уставился в темное пространство нефа.

Как это пришло ему в голову?

Он задавал этот вопрос вновь и вновь, отрешенно моргая.

Ответа не было.

Он посмотрел на клавиши, ставшие будто немного белее прежнего, и новый порыв охватил его. Игра его стала ещё более страстной, дыхание — учащенным, головокружение — сильным. И все пространство церкви вторило этим чувствам, многократно отражая их своими нервюрными сводами. И вся Вселенная сказала "Да",

когда ему когда вдруг пришло решение, так утомившее его поисками себя.

Идеальная кровь заключена в совершенном теле самой красивой на свете невесты.

Ску 14:54

31.10.2009