Возрадуйся Кейко, серебряная рыбка печали. Тебе жертвую эту песню, рожденную в безумном танце со смертью.

Было это двадцать веков назад или позавчера или через два заката, не знаю… Время — это грустная звезда, которая шагает кривенькими ножками по чешуйчатому гребню мировой змеи, сжавшей свой гремучий хвост кривоклыковой хваткой.

Мне снится женщина, существо прекрасное как западный ветер, предрекающий тиранию рассвета. Ее лицо выточено из голубого льда гранями безропотного подчинения. ее губы захлебываются свежей мозговой слизью полупереваренных афоризмов Апдайка, ее глаза — блюдца кипящей лавы without mercy, ее сердце — непроглядная тьма — коридор Харона. Она пришла из вселенной каменных соленых снов, танцуя с волками под пронзительным диском шизо-луны, моя кровь — трава в ее арктических ладонях. На кумаре, читая чужие блёваные мысли, как книжки…

Ей десять лет, ее руки в крови,

Отец утыкан стрелами, мать без головы,

Они сожгли дома и ушли на восток

Оставив только мертвых и воронье

Кристина сидела на героине слишком давно. Ее мысли сквозь копоть были цвета медленной зимы. Бесполезно. Я старательно делаю вид, что мне все равно, но исподволь…

Ты как тянучка, сначала холодная и гранитная, потом податливая и на вкус клубника, затем текучая до полной ликвидации самозащиты.

Или я жестоко ошибаюсь ? Переконтузило ? Понимаешь, злоба это ответ. Наша задача найти вопрос на него. Необходимо дождаться солнечного дня. Topless ты еще экзотичней, я думаю это перегрузка, мозговое давление, застарелые тромбозные вены, грязный героин жжется, зараза… Так бы и сбежал по шоссе семьдесят семь, если бы не ремни.

Давай вспоминать нашу первую встречу — трамвай с магическим номером, двенадцать раз твои глаза пересекают меня омегой, я не заметил тебя за тем голубым бронированным холодом, ты вышла раньше, словно вторая кожа обтягивает худенькие лодыжки, и потерялась не навсегда, как я тогда думал. Ни флага, ни родины…

Знаком с Мэри Джейн ? Грязные ногти, зеленые волосы..девчонка что надо, выстрелит в голову и будет хохотать над трупом. Все мы психи в определенной местности. Под определенным углом. Под кайфом, как и было предсказано. Знакомься. Мэри Джейн — Нукер — Мэри Джейн. Первостатейная сука, по флегматикам дышит неровно, не подставляй ей горло во сне, перепилит тупым жиллетом. Она была бы чемпионкой по бодибилдингу в другой жизни, так уж сложилась судьба. Ну вот значит, это гадкое время, между зимой и весной, хлопья снега валятся в грязную слякоть, создавая неразбериху и остальную мерзость. И этот ветер, куда не повернись, в лицо впиваются его вопросы. Суета и идиотизм повсеместно.

Я катапультировался по нехоженной вене ровно в восемь. Потом, судорожным трупом, мыслимо — немыслимо, неизменная амплитуда завела в придорожник, где злые — презлые машины перемалывают криз на молекулы. Поршни контролируют вакуум. Субатомное состояние…Завтра не будет — объявила по FM бритая лесбиянка из преисподней, невольно веришь, глядя в ее фиолетовые от ужаса глаза. Давно проверяли мир на прочность? Обычно раз в полгода, или чаще, зависит от количества упаковок. А трупы вывозит специальная служба в черных мешках, сейчас с этим просто. «Костыли на шестернях и цианид» — сделай погромче, голубоглазая, в прошлой жизни это была моя любимая песня. Под нее я убил в первый раз. Ты спрашиваешь каково это, убивать? Это музыка, Кристина, тихая музыка.

Вмажем еще по одной? Выстрелим пурпурной розой в туманное содержимое мозга, по паутине кровотоков, децил за децилом, в меня входит мокрогубая тварь, это тебе не принцесса Кокаин, эта валит навскидку и от бедра, не целясь, гладкоствольная «пума» с подствольным целеуказателем, скорость пули шестьсот, калибр кошмарный, пехотную броню любого класса крошит в щепки, кожаные штаны обтягивают призовые ягодицы экстра-класса, но это уже перед смертью, когда глаза затягивает мутной пленкой, самым краем цепляешь, как в горло входит узкозаточенный каблук.

Знаешь, я как-то пытался застрелиться после флэшбека. Выпалил стерильной пулей в ухо, чувствую прошла рядом с мозгом, патологоанатом — симпатичная женщина с сертификатом непорочности — так и не нашла потом, хотела сделать сентиментальный сувенир на цепочке, неисповедимы пути господни…

Суровый ангидрид в этом краю печальных известий, соболезную моя девочка, с твоими-то амбициями. Тромбофлебиты — болезнь всех ходоков, перелазь на грибы, хуже заворота кишок им ничего не может присниться. Помню раз мы вытягивали одного брата после северного сияния, его обгрызли твари, сожрали всю оболочку и обслюнявили, его внутренние органы потом неделю просвечивали сквозь эту слюну, токсичная как сволочь, Эльза плачет, а поделать — то ничего нельзя, накрыли его поролоном и ждали, когда очухается. Рано или поздно выжил конечно. В тот раз…Опиум замедляет время.

Знаешь, Криста. Мне кажется мы не живем по-настоящему. Я думаю, это фильм, который кто-то смотрит и дрочит в темноту, по ту сторону. И что будет, когда он спрыгнет? Ну ты-то найдешь себе заботу. А что до меня…

Снимать кожу с драг-дилеров? Или вспоминать мучительно пытаясь вспомнить? Шприц с опиумом — это машина времени персонифицированного действия, и ведь реальная история, почти шекспировский апофеоз, я бы впрочем добавил пурпура и эмоций.

Знаешь какого цвета была кровь моей марсианской возлюбленной? Чужого, малыш, абсолютно чужого…Она ушла и обещала не вернуться. А ты говоришь адекватное восприятие.

Помню один брат психовал так, в краю непуганных солнц, тосковал по мескалину знаешь ли, воспоминаниям, прочей дребедени, пускал в ванной пузыри, извлекал музыку сфер из дешевого кассетника, ему являлись агентши из будущего с синими торчащими сосками и силиконовыми задницами размером с футбольное поле, они кодировали его фиолетовыми голосами бога на незримую боль, так и не дожил до лучших времен, небо твердело под его подошвами, но недостаточно быстро, теперь он размером с пятицентовик, отдал долги кровососам и сдался властям, слюнявит простыни в обмен на мою свободу и две промокашки с кислотой в неделю, слабак. Обдолбиться и взирать на мир с непокоренных вершин ее подмышек. Или чего проще, эфедрин и димедрол смешивают и капают внутривенно до одури. Приход . Дегидрация. Но это низкий класс, бесстрашные здесь не ходят.

Танцуй,танцуй.Кружись,кружись

Медноволосая девица

Тебя ведет по кругу смерть

И ждет за дверью колесница

Затихнут скрипки, смолкнет бал,

Увянут хризантемы в вазе,

Взмахнет серпом немой палач

Ты упадешь замертво наземь

Шестерка вороных коней

С кроваво-красными глазами

Везет свой груз — стеклянный гроб —

Под грозовыми небесами

Кружись,кружись.Танцуй,танцуй

Пока сердечко будет биться,

Пускай недолог наш союз

Ты сможешь мне потом присниться

Она будет преследовать тебя, снова и снова, заглядывать в ночные окна, каменеть в желудке и таить неявную угрозу. Так виолончели плачут в сумраке..Но если уж разок присягнул Той, что бродит во тьме, ты вынужден ходить в багряном. Наша преданность куплена кровью и болью и душами. Танец. Горлом идет кровь…

Вот ты говоришь зверь. Звери убивают дважды — еда и защита. Чуешь разницу? Мы убиваем, потому что хозяйка заплатила за наши кровь, боль и души. Мы всего лишь отдаем долги.

Плачь, моя любовь. Пришло время для слез.

-1998 год-