кррр: Каков негодяй!!! |
кррр: Ты хотел спереть мое чудо? |
mynchgausen: ну всё, ты разоблачён и ходи теперь разоблачённым |
mynchgausen: молчишь, нечем крыть, кроме сам знаешь чем |
mynchgausen: так что подумай сам, кому было выгодно, чтобы она удалилась? ась? |
mynchgausen: но дело в том, чтобы дать ей чудо, планировалось забрать его у тебя, кррр |
mynchgausen: ну, умножение там, ча-ща, жи-ши |
mynchgausen: я, между прочим, государственный советник 3-го класса |
mynchgausen: и мы таки готовы ей были его предоставить |
mynchgausen: только чудо могло её спасти |
кррр: А поклоны била? Молитва она без поклонов не действует |
кррр: Опять же советы, вы. советник? Тайный? |
mynchgausen: судя по названиям, в своем последнем слове Липчинская молила о чуде |
кррр: Это как? |
mynchgausen: дам совет — сначала ты репутацию репутируешь, потом она тебя отблагодарит |
кррр: Очковтирательством занимаетесь |
кррр: Рука на мышке, диплом подмышкой, вы это мне здесь прекратите |
mynchgausen: репутация у меня в яйце, яйцо в утке, утка с дуба рухнула |
mynchgausen: диплом на флешке |
кррр: А репутация у вас не того? Не мокрая? |
|
Илья скосил глаза на критически настроенного комментатора-шептуна. Им оказался главный технолог из восьмого цеха. Молодой специалист Илья по распределению должен был попасть на работу как раз к нему, но в последний момент что-то переменилось, и он оказался в третьем цеху. Впрочем, какая разница, хрен редьки не слаще.
Новый генеральный оказался человеком весьма многословным, начиная говорить, подолгу не мог остановиться. Правда, в отличие от предыдущего директора, как отметил Илья, не употреблял столько матерной лексики. С первых же дней своей работы он сразу же дал всем понять, насколько он «новая метла» и насколько он круто будет «мести по-новому». И усердно продолжал давать это понимать, чтобы дошло даже до самых непонятливых. Из всего его многословия следовало в общем-то одно: все должны это понять и сделать соответствующие выводы и начать работать совершенно по-новому, но не просто с удвоенной — утроенной энергией, это само собой подразумевалось, а еще и коренным образом по-новому. Как это сделать, до конца никто не понимал, но признаться в этом вслух, конечно же, не мог. Более того, самые смелые в своих предположениях не сомневались, что и сам новый генеральный не очень то себе это представляет.
Но умение потребовать от подчиненных у него было. Этим главным талантом руководителя он, несомненно, владел безупречно. Кто не знал как или не хотел начать работать по новому, должны были уйти, чтобы не мешать предприятию двигаться прямой дорогой к процветанию, намеченной молодым энергичным руководителем.
Люди в зале реагировали на его речь, шепотом делились между собой, в основном высказывали недовольство. До слуха Ильи то и дело доносились высказывания, произнесенные тихими словами, которых с трибуны не услышишь. Хотя было очевидно, что в полголоса для сидящих рядом говорятся правильные вещи, но сам говоривший ни за что бы не осмелился сказать это громко и для всех, даже зная, что в душе все будут с ним согласны. Громко и с трибуны могло звучать только то, что было правильно для директора.
«Е…ный в рот! Майор Грилло мертв! — думал тем временем Илья, — Как я продолжу без него миссию? Смогу ли выполнить задание? Ведь мы были вместе с самого начала, с первой операции в Алжире, когда я освободил его из плена. У нас все прекрасно получалось, мы отлично работали в паре, с его помощью я даже смог сбить самолет. А чего только стоит наш рейд по вражеским тылам на джипе с пулеметом, он управлял, я стрелял. А теперь он погиб… Только успел открыть мне ворота базы и тут же был застрелен часовыми, понявшими, что он шпион. Может быть, я мог что-то предпринять, спасти его? Не успел. Я остался один. Е…ный в рот, что делать?!»
В сознание снова проник навязчиво гнусавящий, с постоянной интонацией обвинения голос генерального:
Зам, к которому неожиданно обратился генеральный, встрепенулся, лицо автоматически приняло привычную маску деловитой углубленности в текущие производственные проблемы с некоторым вопросительным выражением при этом и незамедлительной готовностью дать любые пояснения.
В эту минуту, в сознание заместителя пришло понимание, что до пенсии ему на этой должности, действительно, не доработать.
Генеральный вскипел.
«Эти проклятые овчарки, они неожиданно подбегают и набрасываются. Сукины дети! Только наведешь на врага оптический прицел, не успеешь выстрелить, а эта поганая тварь уже рвет тебя, вонзает клыки в горло с мерзким рычанием. Где выбрать позицию? Нужно правильно стать, что бы успеть застрелить их пока не подбегут близко. Их там две или три. Никогда раньше не думал, что буду так ненавидеть собак! Да, сперва, нужно перестрелять этих тварей, а потом можно будет спокойно заняться часовыми между бараков. Я уверен, что и майор посоветовал бы мне именно такую тактику. Так я и поступлю.
А там, только добраться до здания, не один не уйдет! Уж тут я умею обойтись с ними достойно: врываюсь в помещение, подонки в замешательстве, открываю огонь, правда, бывает находятся ушлые, стреляют в ответ, могут ощутимо зацепить. Жаль, что приходится перезаряжать, на это уходит время, тут главное успеть увернуться, присел — вражеские пули вонзились в стену над головой, отскочил в сторону — очередь прошла мимо. Но всегда можно пополнить запас растраченных обойм, у убитых их остается много, тут же можно отыскать аптечку, если ранили. И не расслабляться, не расслабляться. За поворотом коридора их может оказаться целая толпа. Но и на этот случай у меня всегда найдется несколько гранат. Что ни говори, а все же предпочитаю иметь с ними дело в помещениях, здесь решительность в действиях — мой козырь. По мне это проще, чем воевать со снайперами на открытой местности».
Занятый своими мыслями, Илья не видел разительных перемен, произошедших с Владимиром Федоровичем. Он среагировал только когда уловил боковым зрением движение в проходе. Уже подсознательно привык мгновенно реагировать на любое движение за время борьбы с коварным врагом.
Заместитель стремительно покидал зал в сильном волнении с раскрасневшимся лицом:
Громко хлопнула дверь.
Таких эксцессов на производственных совещаниях при прежнем руководителе не припоминали. Это несколько оживило зал.
Генеральный директор, подчеркнуто держась так, словно ничего не произошло, сухо и спокойно отдал распоряжение секретарю:
В зале несколько громче зазвучали неразборчивые приглушенные голоса, в которых угадывалась тень возмущения.
Расширенное производственное совещание длилось уже около четырех часов, рабочий день давно закончился, но напомнить об этом генеральному никто не решался. А он разносил все и всех в пух и прах, словно потеряв всякое ощущение времени. Он упивался чувством своей власти. Уже который час, извергая на присутствующих потоки слов, устрашая и требуя, до сих пор не охрип, и даже не было намека на это, вопреки ожиданиям многих. Наконец, у него зазвонил мобильный телефон, он, словно опомнившись, посмотрел на часы.
Дома его уже заждалась жена.
На завтра все вновь собрались. Шоу продолжалось.
«Я сделал это. Что сделано, то сделано. Выкрал все необходимые документы и взорвал их проклятую подводную лодку, чего бы мне это не стоило. Но что сделано, то сделано! Жизнь заставила и меня стать хорошим снайпером».
Илье приходилось присутствовать на этом расширенном совещании из-за болезни своего непосредственного начальника, так как на время его отсутствия, на него были возложены обязанности. Он подозревал, что болезнь начальника была приурочена именно к этим разборкам и кадровым чисткам. Хитрый начальник просто хотел пересидеть бурю в сторонке. Илье не нравилось, что его вынудили присутствовать на совещании (чтобы от отдела кто-то был), но он надеялся, что лично его генеральный беспокоить не станет, что с него взять, с простого инженера, работающего первый год?
Генеральный продолжал в том же духе, что и вчера и даже с еще большей яростью. Головы так и летели с плеч. Виновны были все.
«Какую х…ню вы тут несете! Мне бы ваши дурацкие проблемы. Попробовали бы вы высадиться на побережье Нормандии под шквальным огнем. Сколько наших было убито при этой высадке. Но я смог, у меня получилось, пусть и не с первого раза. Я сделал практически невозможное! Было чертовски сложно. Сначала по горло в воде, когда вокруг поднимают фонтаны вражеские пули. Справа и слева доносятся крики раненых и предсмертные стоны. Дальше по пляжу ползком от одного бетонного надолба до другого, короткими перебежками до ближайших противотанковых ежей. Выжидая момент, когда плотный огонь ослабнет. Последние десятки метров вообще по открытой местности. Я добрался до береговых укреплений, хотя и зацепило несколько раз, в такой мясорубке не могло не зацепить, прошел через минные поля и ворвался в их бетонированные траншеи. Поднялся в бункер и уничтожил все пулеметные расчеты, чтобы наш десант смог высадиться без потерь. Это было практически невозможно, но я это сделал».
Но это было вчера, или точнее сегодня, так как далеко за полночь. А сегодня с утра, пользуясь тем, что занудного начальника нет и он сам себе начальник, Илья стал продолжать воевать и на работе, а не только дома.
Он совсем неплохо прошел по улице разрушенного французского городка. Они очистили от врага дом за домом. Поднимался на верхний этаж захваченного дома и брал в руки свою верную снайперскую винтовку, чтобы немного «почистить» следующий квартал. А каково же было этим сволочам, когда он поворачивал против них их же захваченный пулемет! Их не сдержал и неожиданно выползший из-за руины танк. После нескольких точных попаданий Ильи он задымился, уткнул пушку в землю и из него, как блохи, полезли уцелевшие члены экипажа. Но не далеко ушли, там же на броне они их и положили. Правда, пришлось повозиться на кладбище, враги устроили огневые точки в разрушенной церкви. И Илье пришлось какое-то время укрываться от пуль за могильными плитами. Но в конце концов выбили их и из церкви и ему удалось выйти на поле к батарее, там было довольно трудновато, обстреливали плотно, но он смог ворваться в их линию укреплений и задал им как следует. Когда на позициях не осталось ни одной живой сволочи, Илья спокойно заминировал и взорвал к чертовой матери все их секретные орудия.
Очередной виноватый с побитым видом опустился в кресло. Генеральный продолжал:
Илью кто-то подтолкнул в спину. Если бы он не был полностью погружен в свои мысли и следил за ходом совещания, то знал бы, что сейчас дойдет именно до него очередь отвечать за производственные грехи.
Особенно он ни за что не волновался, поскольку ничего касающегося работы предприятия, по большому счету, не знал и знать не желал, справедливо полагая, что за ту зарплату, что ему платят, ежедневно посещать рабочее место — и то уже слишком много. Достаточно было бы просто числиться в штате, но поди докажи это табельщикам.
Илья поднялся с кресла и, оказавшись в стоящем положении, отчего-то ощутил волнение, тем не менее, спокойным голосом пояснил:
Однако генеральный имел ряд существенных вопросов к службе контроля качества третьего цеха и никак не мог остаться без ответов на них, поскольку эти ответы он уже имел сам заранее, но их необходимо было озвучить.
Илья, возможно, что-то и мог бы сообщить, если бы спросили что-либо поконкретнее, так как иногда, раз в неделю-две, Марк Лазаревич озадачивал его чем-либо по работе, не особенно необходимым, но так, чтобы молодой специалист совсем не разбаловался и не сильно скучал от безделья. Но в целом он затруднялся.
Генеральный недобро ухмыльнулся.
Илья растерянно оглянулся по сторонам, словно ища подсказки. Его молчание совсем взбесило генерального.
Илья молчал, посчитав, что отвечать что-либо здесь не имеет смысла, и дожидался только пока директор выплеснет всю причитающуюся ему порцию гнева. Основной его обязанностью по должностной инструкции и являлось в общем-то именно составление этих технологических карт, а вовсе не контроль за количеством брака, за это отвечал не он. Другое дело, что эти технологические карты уже были давным-давно кем-то составлены, примерно тогда, когда он еще посещал детский сад, и принципиальных изменений никогда не претерпевали. Но здесь ли и сейчас это объяснять, директора эти подробности не интересуют.
Удачная шутка генерального по поводу Марка Лазаревича, однако, не имела бурного успеха у публики. Следующим держал ответ технолог восьмого цеха. До сознания Ильи, у которого настроение теперь было совершенно убитое и в тоже время как бы расслабившегося от того, что неприятности на сегодня остались позади, доносились обрывки разговора. Судя по ним, технолог восьмого как будто еще имел дерзость возражать и оправдываться:
Генеральный наливался злостью, словно спеющий фрукт соком. Он слишком долго позволил говорить технологу восьмого, что бы позволить теперь ему остаться правым.
Остаток трудового дня Илья посвятил приближению долгожданной окончательной победы над врагом.
Теперь он продвигался с этой обузой, с этим чертовым экипажем танка, танка, который еще предстоит захватить. От них мало толку, он практически один на один против засевших на крышах и в окнах полуразрушенных домов снайперов. А эти бегают от дома к дому, как толпа детей, играющих в войну. При этом постоянно попадают под обстрел. Он еще должен думать и о них, поскольку нельзя потерять экипаж. Иначе не с кем будет угонять захваченный вражеский танк.
Вот, наконец, они в танке. Пришлось повозиться, захватывая его. Бой был короткий, но довольно ожесточенный. Ну, теперь, можно не опасаться пуль. Теперь все внимание на орудия, танки и гранатометчиков. Довольно неповоротливая машина, но навыки управления появляются быстро. Подбил один танк, другой, прямой наводкой по орудиям, что встречаются на пути. Гранатометчика — сволочь смешно подбросило в воздух взрывной волной, кувыркался, как акробат в цирке. То-то же! Снова танки, сразу несколько. Но тут помогла авиация. Один бы не справился. Через минуту все дымятся.
Казалось бы, доехали, но нет, опять проблема! Нужно преодолеть заминированный мост. Ему снова пришлось идти по трупам, взбираться на нужную позицию на верхний этаж дома, перестреливаясь на лестничных пролетах. Проклятье! Они бегут к детонатору, что бы взорвать мост. Он не успеваю перезарядить винтовку, всего пять патронов. Не должно быть ни одного промаха. Вот один подбежал к самому детонатору, склонился, протянул руки, Илье прекрасно видно это в прицел. Он успел застрелить его за мгновение до того, как тот замкнет контакты, тут же подбежал второй. За ним бегут еще. Только бы хватило патронов! Эти беспомощные придурки в танке заклинают по рации, чтобы он всех нас не подвел. «Уроды, это вы меня подводите своей беспомощностью!» — восклицает Илья. Застреленные солдаты один за другим валяться перед детонатором. Мост цел. Последний патрон. Последний выстрел. Вот, наконец, и танк въехал на мост. Разнес выстрелом из пушки место, где был детонатор. Все, мост цел. У Ильи, однако, дрожат руки от нервного перенапряжения.
Но и на этом операция не закончена. С противоположного берега по улицам подтягиваются вражеские танки. Захваченный танк в одиночку против них не выстоит. Илье пришлось корректировать огонь, указывать цели бомбардировщикам. В это время, пока все его внимание было сосредоточено на танках на противоположном берегу, недобитые враги начали врываться в комнату. Илье приходилось одновременно отстреливаться от них и опять бросаться к окну, чтобы помочь экипажу танка.
Все. По рации сообщили, подоспело подкрепление. Дождались. Выстояли. Можно перевести дух.
Илья направился домой.
Следующие два дня стоили ему много нервов. Он застрял в заснеженном германском лесу, куда был выброшен с парашютом. Проклятые снайперы в грязно-белых тулупах совсем были не видны сквозь метель. Они начинали стрелять непонятно откуда, прятались за скалами и деревьями, перебегали с места на место, затаивались. Илье удалось взорвать только одно зенитное орудие, и дальше он не мог продвинуться, постоянно натыкаясь на засады. Выводило из себя неприятное чувство, что он постоянно у них, как на ладони, а ему их не видно. Проклятый лес, проклятый снег! А ему еще нужно было отыскать тот секретный объект, что они так тщательно охраняли. Илья два дня не находил себе места, даже перестал спать и потерял аппетит. Стал необычайно злым и раздраженным. Снова дрожали руки и не могли удержать ни одну вещь.
Но вот, когда, казалось бы, продвигаться дальше уже совершенно не возможно, фортуна повернулась к нему лицом. На радостях Илья вновь стал принимать пищу.
Вчера он трахал чужую жену. Узнал об этом сегодня. Позвонил друг и сказал ему. Тот, что вчера вытащил его, чуть ли не силой оторвав от миссии проникновения на секретный подземный завод, где враги изготавливали автоматические винтовки нового образца, широкое применение которых могло бы дать им значительный военный перевес на всех фронтах, но Илья все же успел выкрасть документацию, образец оружия и заложить взрывчатку в необходимых местах, прежде чем друг вытащил его на эту вечеринку, где большинство присутствующих были ему не знакомы, и где эта девушка познакомила его с собой. А сегодня друг позвонил узнать, понравилась ли ему вчерашняя вечеринка и хорошо ли он скрасил одиночество этой подруги, пока ее муж в отъезде.
Раньше Илью бы позабавило такое приключение, но сейчас он не придал этому особого значения, как не придавал и вчера значения происходящему, скрашивая одиночество замужней подруги, действуя при этом совершенно автоматически и по привычке, потому что все его мысли были поглощены предстоящей необходимостью пробраться в ночной заснеженный городок, найти в нем и уничтожить станцию радиосвязи, и при этом остаться живым, с боем пробиваясь к окраине городка.
Марк Лазаревич все еще оставался на больничном и Илья, придя на работу, вновь продолжил свою борьбу. Его рабочее место находилось в отдельном помещении на уровне третьего этажа, отделенное от основного пространства цеха застекленным окном. К нему вела металлическая лестница, совсем такая, как на вражеском военном заводе, и из удачно расположенного окна можно было видеть заранее, кто к нему направляется. Однако Илье было некогда смотреть в окно. Да и вряд ли сюда кто-нибудь явится.
Маленький германский городок был словно иллюстрацией к сказкам Андерсена. Аккуратные старинные каркасные домики, высокие черепичные крыши, башенки, фонари на уютных заснеженных улицах, арки каменных мостов и узких мощеных переулков. И часовые, и патрули, повсюду, за каждым углом, на каждом перекрестке, которых нужно успеть убить, прежде чем они тебя заметят и поднимут тревогу, и офицеры и солдаты в каждом доме, где не заперта дверь, причем некоторые, почему то, даже прячутся в шкафах. И всех их нужно убить, прежде чем они убьют тебя, и везде проведена сигнализация, до выключателя которой нельзя позволить добраться ни одной сволочи, чтобы на сигнал тревоги не сбежалось еще больше сволочей.
Илья сразу же направился в нужный дом. Застрелив оказавшихся в нем врагов, он вышел на террасу, откуда открывался вид на территорию радиостанции. Он не замедлил воспользоваться выгодной позицией и быстро, одного за другим, огнем из снайперской винтовки снял всю внешнюю охрану. Затем, пройдя по улицам городка, то и дело завязывая перестрелки с патрулями по пути, он ворвался на радиостанцию, расстрелял обслуживающий персонал и установил взрывчатку на мачты-антенны и оборудование.
Взрыв сотряс весь городок. Включилась сигнализация. Теперь он уже никак не мог скрыть свое присутствие. Ожесточенно отстреливаясь, он стал пробиваться к условленному месту. Порой приходилось расстреливать преграждавших ему путь врагов в упор.
Наконец добрался до нужного места. Взбежал по крутой лестнице, уложил всех, кто был в комнате, и выпрыгнул в окно, очутившись за городской стеной в парке. Напоследок швырнул в окно гранату — последний привет преследователям. Больше его никто не преследовал, то ли не осталось кому, то ли не отважились.
В пустынном парке ему повстречалось несколько патрулей, с которыми он без особых проблем разобрался. Правда с ними опять были поганые псы, но каждая тварь, что посмела броситься на Илью, испустила злобное предсмертное рычание, столкнувшись грудью с автоматной очередью.
Ориентируясь по компасу, он добрался до железной дороги и направился вдоль путей на станцию. По дороге также пришлось уложить несколько двуногих и четвероногих скотов, что изо всех сил желали его смерти.
Железнодорожная станция ожидала его уже ставшими привычными сетчатыми заборами с колючей проволокой наверху и, конечно же, часовыми на башне и пулеметчиками на вышках. Смысл существования всех этих существ в этом виртуальном мире сводился к одному — уничтожить Илью.
Столбик, показывающий уровень жизненной энергии, под действием плюющего свинцом вражеского пулемета, неумолимо достиг нуля. Все! Приходилось повторять весь путь на станцию заново, начиная от парка. И это уже в четвертый раз!
Илья со страшным, перекошенным от гнева лицом рывком повернулся к нему от монитора:
И снова был бой, и он прошел на станцию, он опять спас десантную группу, быстро сняв снайперов на башнях, он освободил заключенных из вражеского плена, он вступил в неравный бой с многократно превосходящими силами притивника в мрачных бетонных корридорах объекта и одержав над ними победу, спустился в противогазе на самые нижние уровни завода, окутанные парами горчичного газа и взорвал все это, выбрался наверх сквозь кромешный ад, через бушующее пламя, каждый миг рискуя быть раздавленным обваливающимися массами бетона и успел под шквальным огнем уцелевшей на поверхности охраны вскочить в отходящий поезд, где его уже ждали братья по оружию. А позади грохотали взрывы, над прваливающимися под землю мрачными бункерами взметались в небо языки неистового пламени.
Провал в темнтоту. “THE END”.
Вскоре после описанных событий Илья был принудительно госпитализирован в психиатрическую лечебницу с серьезным диагнозом и напрасно замужняя подруга с вечеринки, муж который все еще был в отъезде, не верила насчет этого другу Ильи, продолжая через него добиваться встречи с Ильей, чтобы тот финансово помог ей выпутаться из интересного положения, в котором она оказалась после той вечеринки как бы при непосредственном его, Ильи, в этом участии, потому что презерватив, которым они тогда пользовались, один из тех, что Илья полными карманами выносил с работы, полностью удовлетворяя таким образом в них собственную потребность и щедро обеспечивая всех друзей-знакомых, так как это был основной вид продукции, выпускаемой на его предприятии, и так делали все работники предприятия, тот презерватив — оказался не качественным.
Заместитель директора Владимир Федорович уже подыскал себе новое место работы и собирался было уволиться, но тут случилось неожиданное — генеральный директор был арестован при получении взятки — крупной суммы наличными в иностранной валюте (купюры были заранее помечены специальной краской и номера их переписаны). Следствие обещало быть долгим и срок ему светил серьезный. Поэтому Владимир Федорович решил остаться на предприятии, у истоков создания которого некогда стоял, и спокойно доработать оставшиеся полтора года до пенсии, а там как бог даст. Технолог восьмого цеха так и остался технологом восьмого цеха.
Но все это очень мало интересовало и беспокоило Илью. Теперь его душу согревали только Крест с мечом за Норвежскую кампанию, медаль «Благодарю за службу», медаль за отличную службу, медаль за Американскую компанию, медаль за отлично проведенную операцию, Крест за выдающиеся заслуги и Орден Багрового Сердца за воинскую доблесть, распечатанные на цветном принтере и аккуратно вырезанные из бумаги — награды, которые он, лейтенант Майк Пауэлл из 2-го Десантного Батальона гордо носил на груди, расхаживая по палате, и очень дорожил ими, ни на минуту не забывая, какой ценой они достались.
Дарин(26-10-2008)