МИХАИЛ БРУК — Другая Жизнь. Сказки для Ее Величества, Счастья . №1

«А бывает ли другая жизнь?» — с сомнением изрекла моя спутница. Мы уныло коротали время в баре Дома Художника. Воспоминания о Небесных горах потускнели, подобно старым картинам, покрылись трещинами забвения. Хотя порой неожиданное происшествие преображало темный, сероватый фон ушедших времен, расцвечивая его посвежевшими красками. И воздух наполнялся забытыми ароматами...

Полотна Рериха, выставленные в усыпальнице на Крымском валу, возбуждали легкий бриз канувших в Лету событий. Увы, художник не предполагал хоронить свои творения в стеклянном саркофаге. И потому они не излучали былой свет, потеряли прежнюю силу. Не пробуждали фантазий, не преображали явь.

Конечно, экзальтированный зритель утверждал, будто видит в них переливы цвета и чувствует исходящее благоухание. Но даже он не рисковал заговорить о звуке. Грохочущих водопадах, звенящей тишине ледников, эоловой арфе высокогорных плато. И у чрезмерной восторженности есть границы. Ее цель возвысить "ценителя" над собеседником, а не прослыть сумасшедшим.

Моей же репутации не грозило ничто. Право на бред удалось завоевать бесконечными историями из прошлых скитаний, далеких от скуки и не внушавших доверия равнодушным жителям столицы.

«С ним интересно…,— соглашались все. — Умом понимаешь, врет. Необычно врет». Оттого вопрос девушка осторожно адресовала в пустоту зала.

Не без тайного умысла прервать затянувшееся молчание и спровоцировать спутника на очередной рассказ, такой же тягучий, как и туман за окном.

Ее надежды, предаться тихим воспоминаниям, не сбылись. Тяжелое желто-серое облако, нависшее над городом, наконец, коснулось земли, наполнив твердь, бушевавшими в нем молниями. Освободившиеся электроны, только им ведомыми путями, проникли в зал и передались мне. Приток бодрости позволил, без особых усилий, вскочить на стойку бара. Одарить неоновым взглядом немногочисленных присутствующих и громогласно продекламировать:

Видения, испуги, тени, страхи

Луна, зовущая переступить порог,

Огонь, внезапно вспыхнувший во мраке,

Тревога… нет осиный рой тревог.

Блужданье в лабиринтах темных,

Где свечи догорают на стенах,

И звук отчаянных призывов, вздохов томных

Что гулким эхом повторяются в ушах.

То власть Луны над душами людскими,

В которые холодный свет проник.

И правит ими, словно водами морскими,

А мы ведь … Мы куда слабее них.

Выбор темы не сулил милого воркования и пресных переживаний о прожитых годах. Но определенно намекал на скорый восход ночного светила, овладевшего волей отчаянных мечтателей, нареченных в его честь. Бледного, холодного диска, повелевающего им носиться по крышам и карнизам, в безуспешных попытках взлететь ввысь.

Стихи, расчистили путь к беспрепятственному повествованию о «другой жизни», хотя и не имели к ней ни малейшего отношения. Кто бы, после подобной эскапады, осмелился возразить парии Луны? Прервать очередную блажь воспоминаний о Тянь Шане.

Притихшая подруга забилась в угол плюшевого дивана и в состоянии близком к панике наблюдала за развитием событий. Жесты оказались выразительнее слов.

Попробуйте без рук внятно передать разговор персонажей горной эпопеи одновременно на трех языках: всадников, лошадей и выскочившего из-за бугра Йети, требовавшего соблюдения своих исконных прав. Похищать заблудившихся в горах женщин, скакать на взмыленных мустангах, колдовать над хмельным варевом, под названием Тарасун-Хурэмгэ, помешивая его козлиной ногой. Напиваться до положения риз. И мучиться по утрам приступами похмельного безумства…

Не верите? Тогда рискните начать день с эликсира Счастья, способного превратить обыкновенного зануду в снежное чудовище. Познайте магию первого глотка, усыпите разум, раскройте тайны мироздания во всем их неприглядном совершенстве. Или… оставьте неуместные сомнения.

Секрет приготовления напитка, как и все гениальное, прост. Дрожжи, вода волшебного источника, сахар, трава «Ziziphora clinopodioides», молоко яка… остальное на усмотрение Творца.

Уверяю, триумф духа над материей не заставит себя ждать… Бармен понял все с полуслова. И уже скользил между столиков с мутно-зеленым коктейлем «Другая жизнь», крепостью, не уступавшей силе, исходящего от него, запаха.

Законы изящества, бытовавшие в ту пору, заставили смириться с ущербным вкусом. Но труднопроизносимое словосочетание воздвигало непреодолимое препятствие для заказа очередной порции и требовало некоторой редакции.

Поэтичным именем Тарасун-Ху…рэ…, тьфу ты, …мгэ пришлось пожертвовать, дабы процесс потребления обрел необходимую плавность и бесконечность. Сомнения дамы в существовании иного бытия улетучились вместе с парами напитка.

Публика, вдохнув ароматы чуждых миров, смирилась с погодой. Моя же душа, растревоженная снизошедшим посланием, не собиралась прекращать излияний.

Рассказ неизбежно приближался к той грани, за которой уже нет места законам морали и приличий. Наиболее стеснительные слушатели опустили глаза, исходя испариной и пунцовым румянцем порочных желаний.

Описание ночи после купания в целебных источниках, полной надрывных стонов, нервного хохота и торжествующих криков сбывшихся надежд: «Да! Да! Да! Здесь, там, здесь! Ах! Ох!! Ух!!!» Привело окружение в состояние сладкого оцепенения, готового выплеснуться лавой бесконтрольных чувств.

Карие, серые и, просто, бесцветные глаза мужчин расцвели алыми маками. Дамы, обессиленные сопереживанием, пытались скрыть бушевавшие страсти под длинными ресницами. В зале перестало хватать воздуха…

Вы, правильно оценили события, Читатель. На первой же из стоянок нас атаковали мыши. Мелкие пронырливые грызуны, почуяв человеческую плоть, а, возможно, и разгадав наши мысли, стали нахально проникать под одежду, шнырять в спальных мешках.

Мы же пытались избавиться от них, усердно помогая друг другу. Если кто-то так и не уловил остроту момента, пусть представит кромешную тьму, крохотных существ, беззастенчиво бегающих по его телу. Отчаянное, но не исполнимое желание изловить «гадов».

И… руку соседа или соседки, участвующую в безуспешной охоте. Плечо, колено и прочие анатомические аллегории друга, с наступлением рассвета утратили свою неопределенность, и иносказательность…

События безумной ночи сплотили и посетителей бара. Моя спутница уже не пыталась превратиться в невидимку. Публика, вплотную приблизившись к столику, сочувственно поддакивала и кивала головами в такт словам и движениям. Каждый желал очутиться в диком краю и сразиться с непрошеными визитерами.

Связь времен, без различий пола и званий, окрепла. А потому ВСЕ (участники похода и посетители Дома Художников), покончив с очередным бокалом мутно-зеленой жидкости, дружно поспешили за новыми событиями к леднику с непроизносимым именем «Карабаткак» (эти снимки стоит посмотреть):

www.scorcher.ru/...

Вы уже посмотрели галерею снимков? Тогда настал и наш черед примкнуть к экспедиции! Изумрудная зелень лесов, пунцовые, солнечно-желтые, небесно-голубые цветы и травы той эпохи вряд ли оставили столь яркие воспоминаний, если бы не улыбки и гостеприимство жителей одиноких юрт. Только они вносили в горный пейзаж величие Покоя и Мудрости.

Здесь не ведали иных праздников, кроме приема дорогих и незваных гостей. Конные эстафеты носились по склонам. Горели костры, из казанов струились умопомрачительные ароматы беш-бармака. Лепешки, манты, хошаны, лагманы, ашлям-фу, кумыс, огромные куски мяса, выставлялись на столы в ожидании неведомых пришельцев.

Жалобы на отсутствие аппетита звучали откровенным враньем, с легкостью опровергаемым урчанием вашего же желудка. Продвижение замедлилось. Мы едва держались в седлах. Ночные кошмары, вызванные перееданием, парализовали волю.

Змеи, мыши и прочая живность обосновались в спальных мешках, словно в собственных норах, не вызывая ни малейшего протеста с нашей стороны. Нирвана?! Наконец, леса и творившая их палитра масляных красок исчерпали себя.

Миром овладели акварели альпийских лугов, «молочных» рек, обломков льда, скал и «черничного» неба. С заходом Солнца на нас обрушился звездный дождь, превратившийся у самой земли в снежные хлопья...

Шел август месяц 1971 года от Рождества Христова. И… никто не задавал глупых вопросов о Другой Жизни…

Чернично-синий небосвод,

Как маг, возник в накидке звездной,

И диск, что Солнца антипод,

Вдруг, воссиял средь ночи темной.

Луч солнечный палит и жжет,

А лунный в путешествья тянет.

Дневной и яркий воду пьет,

А свет холодный далью манит.

В лесу, на скалах, по воде

Он чертит путь в иные страны

Среди деревьев, гор… везде,

Где дух бродяги — дух желанный.