История про Л.

Вот Л. всю ночь провёл у любовницы. Как следствие, от Л. ушла жена. Вот Л. поссорился с любовницей и запил. Как следствие, жена не вернулась, а на работе начальник стал слишком многозначительным. Вот Л. сел за компьютерный стол, вздохнул, проверил почту. Как следствие, он не мог не прочитать эту интригующе-тоскливую новость. Интригующую — потому что вызов есть вызов! Тоскливую — потому что Л. прекрасно помнил вереницу других, настолько же интригующих новостей. "Опять конкурс. Что они там ещё придумали..." — подумал Л. Конкурс взывал к надёжно похороненным понятиям. Пришлось импровизировать.

"Хорошо, что мы имеем", — потянувшись за минералкой продолжал монолог Л, стараясь хотя бы себе казаться логичным и, возможно, даже мудрым. "Подложил кошелёк, ага, ага.. Делает, что хочет. Значит, дозволяет себе быть судьёй, ставит себя выше закона.. Это ведь нехорошо. Прямо скажем, плохо. Каково другим? Вдруг он решит... " — тут Л. воровато оглянулся. Нет, заначка мирно лежала на столе, многозначительно намекая. "Так, позже, позже, тут надо подумать...". Заначка не обиделась. Она знала, что её час наступит скоро. Сколько их было, таких мыслей, таких намерений! Она подождет.

"Так, так, не отвлекайся. Какой же надо железной волей обладать, каким ясным взором, чтобы отличать то, что тебе кажется плохим, от того, что плохим и является? И кто будет судить тех, для кого закон — лишь общее направление?" Л. испытал что-то вроде мучительной гордости. До таких долгих раздумий, не связанных с жалостью к себе, он не доходил давно. Чувство не было приятным, но это, наверно, с непривычки.

"Продолжим. Цель, стало быть, не оправдывает средства. Что у нас со второй позицией... Записать это ещё надо... Или запомню..". За синими занавесками покачивалась луна, которую совсем не волновала судьба мира, Л. и его заначки. Целей у луны не было, как, впрочем, и средств. Л. даже немного ей позавидовал.

"А как хорошо повиноваться закону. Такая лёгкость! Сказано тебе — спаси

утопающего — и ты спасёшь. Написано — не трогай, так ты и не трогаешь, пускай тонет! И ни одна ханжеская душонка не докопается! Правда.." — нервно погрыз сломанный карандаш Л. — "... Правда, законов много. Какие-то принимают, какие-то отменяют, какие-то и вовсе за законы не считаются... Вот, как там Он говорил-то.. Око за око.. Нет, наоборот. Щёки там еще подставлять надо было.. Да какая разница! Этот закон — кто его исполняет? Никто особо. Значит, что бы ты ни делал, найдутся те, кто скажет тебе, что ты действуешь не по тому закону. Беда...". Заначка начинала нервничать. В конце концов, думать можно совершенно в разных состояниях! Чего тянуть?

"Значит, нужен универсальный закон! И всех заставить ему подчиняться! Нет, постойте. Если кто-то возьмёт на себя ответственность за сочинение законов, где уверенность, что он всё сочинит верно, обо всём подумает, и ещё, ещё сделает так, как будет хорошо всем, а не ему одному! Ну, по крайней мере большинству... Нет такой уверенности. Да и я могу оказаться в меньшинстве. Нет, нафиг такие законы". Нос у Л. раздражающе ныл, будто это он принимал участие в таких важных раздумьях. Постель была не убрана, а перед глазами то и дело появлялись немытые тарелки; но возникшую было неожиданную мысль прибраться Л. проигнорировал.

"Ты сначала одно дело сделай! Вот, произведение надо написать... Но тут же ничего непонятно! Выхода никакого нет: и так, и сяк — всё плохо! Нет, нельзя это просто так оставить, нужно что-то предпринять..."

Заначка, покидая грудную клетку, становилась легкой и немного сонной. Вопрос стремительно терял актуальность. "Допишу завтра" — пообещал ей Л. — "Еще так много времени".