Знойная пустыня.

Бредущий путник.

Серые барханы.

И выпивает шаг сухой песок.

Ослабевают мышцы тощих ног,

И солнце, воцарясь над пустотою,

Шлет волны жара.

Путник головою

Своею неприкрытою склонясь,

Босыми пятками упрямо пишет вязь

Следов последних. Он поник душою.

Он сожалел о том, что пусто жил,

И на последок, Господа молил

Возможность дать, чтоб сотворить благое

Хоть что-то и не важно для кого.

Пустынный край прекрасен и безбрежен,

И человек лежит уже повержен,

На полотне пустыни прочертив

Строку последнюю в своей никчемной жизни.

И точкой — тело путника в песках.

Душа страдальца, чуя смертный страх,

Уж отделенной будучи от тела,

Бросает взгляд прощальный свой на труп.

Два грифа, опустившись рядом с ней,

Сначала осторожно и несмело,

Затем уверенней, распластанное тело

Вскрывают, обсуждая меж собой:

— Слегка костляв.

— И сух.

— Окостенел.

— Но все равно, — со смехом, —

Я бы съел!

— Вот тут, помягче!

Левое бедро

У мертвеца рассечено когтями.

Горбатый клюв из мяса жилы тянет

— Нет ты не прав!

И нищенскую милоть

Сорвав, второй:

— Здесь пресно, мелко, сыро!

— А в этом месте слишком много жира.

И клювом головы плешивой,

Кусочек помясистей зацепил.

— Иди сюда.

У мертвеца из чрева

Пернатый падальщик вытаскивал кишки,

Их рвал когтями, кёкоча утробно,

Заглатывал кивая головой.

— Вот здесь у почек, можно выпить сок

— Он кисловат. Вот печени кусок.

— Я клюв на ней сломал — сплошные камни.

— А я люблю — оставь побольше мне.

— Да съел уже. Пойдем, грудная клетка

С трудом мне поддается одному!

Ты помоги — вдвоем раздвинем ребра,

Все вкусное достанем изнутри.

Ну дружно, вместе, взялись...

— Раз, два... Три!

Грудь дрогнула, и будто вновь вздохнув,

Открыла доступ к замершему сердцу.

Вцепились. Разорвали пополам

Его стервятники и мигом проглотили.

— Разочарован. В сердце нет души.

— Нет остроты, и солоно чрезмерно.

Но что-то вкусное нас ждет еще наверно?

Две птицы прыгая сместились к голове.

— Пусть мне одно, еще одно — тебе!

И в птичьих клювах брызнули глаза.

— Нет, все же суховат

— Ты прав, что да, то да.

А труп молчал.

И лишь взирал на пир

тот дух, который раньше жил,

В том теле, что стервятников питало.

И он, невидимый, беззвучно говорил:

— Как хорошо, что вас я накормил.