Она слабо улыбнулась, поправила шёлковую косынку на голове, я с готовностью поклонился, поймал в ладонь хрупкие до прозрачности тонкие пальцы, благовейно касаясь их губами. Кожа мягкая и приятно пахнет персиковым мылом.

— Проходи, я сейчас принесу чай и ужин. Сегодня у нас зелёный с хризантемой, греческий салат и мясо по-французски, настоящий интернационал!

Ещё одна робкая, отстранённая улыбка с её стороны и голодный, страждущий взгляд в сторону белого фортепьяно у окна. Я специально поставил на него букетик полевых цветов, хотя она, кажется, и не заметила — всё внимание было поглощено инструментом.

Скинув с ног сандалии, она едва ли не бегом направилась к инструменту, села за него, счастливо рассмеялась. Звонко, переливчато. Я теперь знаю, как звучат пресловутые хрустальные колокольчики из книжек.

— Офелия…

Конечно, по документам она — Марта Штауберг, но с того момента, как я её увидел, стала Офелией. Навсегда. Той самой прекрасной королевой из сказок Шекспира.

«Грёза»… Снова Дебюсси. Её любимый композитор. Даже без скрипичной партии её исполнение просто божественно.

Я смиренно преклоняюсь перед волшебством Офелии, приношу в комнату чай.

И почему-то не вовремя вспоминаю, что на Востоке белые хризантемы — цветы траура.

— Офелия, идём пить чай.

Я вижу, как ей больно вставать из-за фортепьяно, но мы оба делаем вид, что всё в порядке.

Она достаёт из кармашка ситцевого платья бутылёк с таблетками и выпивает сразу три.

— Благодарю, Иоганн, Вы так добры ко мне… — голос, как тихий шелест ветра. Она не знает, что все лекарства для неё давно оплачиваю я, иначе бы давно прекратила ходить ко мне. Улыбается, ей нравится, что я называю её Офелией.

— Пожалуйста… Расскажи о себе? Как ты научилась так играть?

Я сажусь рядом с ней на диван, осторожно приобнимаю за худые плечи. Она испуганно вздрогнула, но заговорила…