— Бог спит… А если я буду совершать только хорошие дела? Никакого зла?

Собеседник расхохотался.

— Никакого зла? Ладно, предположим. Но что есть зло? Предположим, вы ударили вашего одноклассника по лицу и тот попал в больницу. Вы, естественно, по законным и моральным понятиям совершили зло. Однако не ударь вы его, тот погиб бы под многотонным грузовиком через час. Значит, вы совершили добро? Идём дальше. Одноклассник женится, у молодоженов появился чудесный мальчик. Но что такое? Через тридцать лет сын становится кровожадным маньяком, убившем шестерых людей, в том числе и беременную женщину. А женщина была вашей женой и носила вашего сына. Это очень тонкая грань, поверьте. Чувствуете безнадёжность?

— Значит… Никак?

— Попробуйте страдания. Они очищают.

— Вы считаете?

Понедельник. Снова понедельник. Голова раскалывается на сотни мелких частиц. В окно непримиримо светит солнце, с которым только вчера я заключил контракт и которое уже вчера меня обмануло, снова поднявшись из-за горизонта. А что было вчера?

Воспоминания захлестнули волной. Пьяная ночь на кладбище, слезы, бесполезные попытки изменить прошлое… Вчера я был похож на ребёнка.

Раньше, всё началось намного раньше. Отмотать ещё несколько дней…

Звонок в дверь нарушает привычное штудирование учебника по физике. Небольшой пропуск школы моментально отразился на оценках Данилова. Я вздохнул, заглушил орущую музыку и уныло отворил дверь. И первое, что его поразило— лицо старого друга Артема Лаврова. Оно полностью сливалось с побелённой стеной подъезда.

— Одевайся. Тебя ждут.

— Что за чёрт? Какого? Там холодно.

— Мария… Она… В общем, пойдём к ней.

Дрогнула левая щека. Сколько я не старался при этом имени выглядеть спокойно, тем не менее какое-нибудь неловкое движение выдавало моё волнение. Естественно, я попытался это скрыть за пеленой цинизма:

— И что от меня нужно королеве? Устала сидеть со своим новым ухажёром? Передай ей, что…

Удар по лицу заставил опомниться. На вопросительное выражение глаз Артём тихо бросил:

— Она умерла. Два часа назад. Ты действительно нужен там.

Мир слился в единую серую черту. Не помню, как оделся, как мы молча вышли на улицу. Помню обжигающе холодный воздух и бесконечно высокое, грустное небо. Небо уже скорбело, а я ещё не успел отойти от шока. Нет, скорее я ещё просто не верил в реальность происходящего. Лавров держался, чтобы не разрыдаться. Он и сам любил её, а я подставил друга в самый ответственный момент, уведя девушку. Но любовь! Она стоит крепкой дружбы?

Тридцать минут неспешного хода, и дом, тот самый дом вырос перед нами. Почему я не ходил сюда раньше? Почему не решил даже проведать?

Поднялись на седьмой этаж. Веерница незнакомых человеческих лиц…

А потом она. Бледная, но красивая. Спокойная. Губы, словно покрытые мелом, чуть поддёрнуты. Она словно улыбается, следа за суетой ещё живых. Настоящий удар молнии.

Сколько я просидел в комнате— не помню. Пытался вспомнить хорошие моменты нашей с ней жизни— не получалось. Правда смывала любое проявление чувств.

… Дождь бьёт по её лицу, скрывая льющиеся слёзы. Сегодня я предал даже любовь, умудрившись разрушить Рай, Бога, небеса, открыв для Земли все ужасы Ада. И ничего нельзя исправить. Затем небо освещает вспышка— это посланцы зла добивают последних ангелов в моей душе.

… После я вдруг понял, что это правда. Её смерть— чистая правда, никакой лжи, никакого сна. И она уже не встанет, не протрёт глаза и не улыбнётся старому другу.

Вышел в подъезд, нервно закурил, ломая спичку за спичкой. Рядом теребил шапку парень Марии, крепкий, спортсмен. Куда мне до него.

— От чего она умерла?

Парень дёрнулся. Кажется, его зовут Андреем.

— Что-то с кровью, я не знаю. Угасла буквально за неделю…

— Понятно.

Я молчал, наблюдая за огоньком. Вся наша жизнь— тоже огонёк. Так сделайте его ярким.

— Она просила… Перед смертью, просила позвать тебя.

Мои кулаки сжались так, что побелели костяшки пальцев.

— И?

— Я не нашёл тебя…

— Не нашел или не искал?

— Но где? Я даже не знаю, кто ты такой…

Ударил его по лицу. Понаблюдал за кровью, брызнувшей из разбитого нос, пнул ногой в живот, ещё раз, ещё. Шепнул ему на ухо:

— Последнее желание священно.

Понеслись минуты, часы, дни без неё. Совсем без неё. И время это я провёл в странном забытье, будто не здесь.

А потом я договорился с солнцем. Ночью, сидя на кладбище, я продал солнцу душу за то, чтобы оно никогда не вставало. Пусть мир погрузится в вечную тьму. Но солнце предало меня.

Я шел по дороге навстречу первым лучам рассвета. И я знал— в его лучах моя душа жива. Пока жива.

Когда Марию выносили, кто-то пьяный спросил у Лаврова:

— Кого выносят.

Не меня. Разве от этого легче?