Ирина Хотина — Загадки евангелий. Глава 13.

Предыдущую главу мы закончили отрывком из романа М.А.Булгакова "Мастер и Маргарита", где автор представляет своего Иисуса, не помнящим и не знающим своих родителей. Да и его национальность "еврей" заменена малопонятным современному читателю указанием на место исхода семьи — "сириец".

Сделано это, безусловно, сознательно, дабы обрубить все корни, связывающие Иисуса с его семьей, народом, религией. Иисус для Булгакова — фигура планетарного масштаба, которая, по его мнению христианина, никак не может происходить из иудаизма. И, неплохо разбираясь в исторических деталях, писатель отказывает своему герою в его еврейской родословной, в соответствующем воспитании и образовании, во всем том, что формирует человека как личность.

Что же получилось у Михаила Афанасьевича из такого подхода к образу Иисуса? Маргинал, человек без рода и племени, не от мира сего, доброта которого выглядит глупостью, показное милосердие — юродивостью, мысли — нелепыми и мелкими. По другому и не может быть: человек из ниоткуда, не имеющий за душой никакого духовного багажа, не говоря уже о накопленном веками его предками, ничего из себя представлять не может.

Противоположного мнения об Иисусе придерживались первые христиане, которые сложили удивительную, странную, даже страшную легенду, смысл которой невозможно понять без признания Иисуса евреем и без знания истории его свободолюбивой семьи.

Миру ее поведал евангелист Матфей, рассказывая об избиении вифлеемских младенцев: «Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался, и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов. Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет..» (Матфей 2:16-18).

Все современные исследователи Нового завета сходятся в едином мнении, что никакого "избиения младенцев" в истории Иудеи никогда не было. И хотя Ирод отличался лютым нравом и жестокостью правления, однако, никаких письменных источников, подтверждающих это злодеяние, не имеется. Например, Р.Хазарзар считает: "По всей вероятности, евангелист сам выдумал его, чтобы приурочить к пророчеству Иеремии".

М.Абрамович в своем исследовании "Иисус — еврей из Галилеи" обвиняет Матфея в неграмотном цитировании пророка: "Где Рама, а где Вифлеем? Где Рахиль, а где жены Вифлеемские?! Да и пророчество было написано в предсказание будущего вавилонского пленения и последующего возвращения сынов Израиля на родную землю..."

Да, с ссылками на пророков у Матфея практически всегда получалось неуклюже. И эпизод этот, безусловно, был выдуман, как и весь сюжет о встречи Ирода с волхвами. Но вряд ли для иллюстрации пророчества. Скорее, наоборот, цитата из пророка была подобрана для того, чтобы вызвать у читателей соответствующее настроение и полное доверие к словам автора. Хотя и без пророчеств, раздирающая душу история об «избиении Вифлеемских младенцев» вполне правдоподобно воспринималась первыми христианами на фоне кровавых злодеяний Ирода и его патологического страха перед претендентами на иудейский трон.

Но самыми первыми последователями Иисуса были его соплеменники, евреи, которые, по всей видимости, и сложили эту легенду; у Матфея оказалась лишь ее запись. Такой подход к рассмотрению этого эпизода, делает еще более актуальным вопрос, почему людская память, впитавшая в себя народную молву, накрепко связала рождение Иисуса с Иродом, желая представить последнего палачом ни в чем не повинных детей? Возьму на себя смелость предположить, что именно эта легенда, снятая под копирку с библейского предания о казни еврейских младенцев в Египте, стала отправной точкой для сочинения Матфеем всего масштабного эпизода о приходе в Иерусалим волхвов, их предсказании, встречи с Иродом, а затем с новорожденным и его матерью.

Нет никаких сомнений, что в этой новозаветной истории нашла свое полное отражение ненависть еврейского народа к Ироду. Но что заставило людей посчитать, что именно Иисус — тот самый младенец, рождение которого внушает ужас погрязшему в крови узурпатору, ставленнику чужеземных захватчиков и разрушителю еврейской традиции? Ведь где-то должна существовать мало кому известная отправная точка легенды, мистическим образом соединившей судьбы этих людей!

Вопрос, где искать ее? И вопрос этот отнюдь не риторический, а прикладной. Ибо по логике вещей следует найти точку пересечения судеб Ирода и Иисуса. Она, оказывается, существует, если рассматривать версию об Иуде Галилеянине как реальном отце Иисуса.

В нашем исследовании уже много места отводилось рассказам об Ироде, о его правлении, политике. Но сейчас обратим внимание на его семью и молодые годы. Откуда он появился в иудейской истории? Каким образом занял царский престол?

Папа Ирода, Антипатр, происходил из знатного идумейского рода, а его родители принудительно были приобщены к иудаизму после завоевания Идумеи иудейским царем Гирканом I. Мама же вовсе была язычницей из царского набатейского рода. Поэтому никакого глубокого иудейского воспитания и образования их сын не получил, и уважения к иудаизму не испытывал. В литературе описан весьма характерный эпизод, когда во время восстания Антигона, Ирод прикладывает максимум усилий, чтобы вернуть себе иудейский престол, а мать пеняет ему: "Сынок, зачем тебе Иерусалим?! Вот если бы царствовать в Петре…"

Зря маму не послушал: может быть, тогда не оставил бы в истории человечества по себе память как о вселенском зле.

Дорогу на иудейский престол проложил отец Ирода, Антипатр, карьера которого началась при иудейском царе Александре Яннае, назначившим его правителем провинции Идумея. После смерти царя Антипатр сумел проявить себя ловким царедворцем и завоевать доверие вдовы Александра Янная, Александры Саломеи, став самой влиятельной фигурой при ее дворе. Как пишет М.Грант в монографии об Ироде, Антипатр был "главным министром еврейского княжества Иудея".

Со смертью Александры Саломеи в Иудее начались династические распри между двумя ее сыновьями, младший из которых, Аристобул, не согласился с тем, что мать, зная его буйный и неуравновешенный характер, по завещанию отстранила его от управления государственными делами. Найдя себе влиятельных сторонников, он собрал войско и низложил своего брата Гиркана, объявив себя царем.

Мягкий и покладистый Гиркан согласился отдать брату трон, став при этом первосвященником, после чего в стране воцарился устраивающий всех мир. Но, как известно, нарушение последней воли покойного является величайшим грехом, за что оба сына поплатились.

Орудием их наказания явился тщеславный, неразборчивый в средствах Антипатр, стремившийся во что бы то ни стало занять утраченные позиции. Мирное соглашение братьев было ему совершенно не на руку. Как опытный царедворец, он нашел в сложившейся ситуации слабое место — слабохарактерного Гиркана, став его ближайшим советником. А затем наветами на Аристобула и всевозможными науськиваниями он уговорил Гиркана нарушить договор, обратившись к южному соседу еврейского государства, набатийскому царю Арете, за военной помощью. Не безвозмездно, конечно, а ценой возвращения ему 12 городов, завоеванных Александром Яннаем.

Фактически, этот неразумный шаг Гиркана стал началом конца независимости Иудеи, потому что в разгар братоубийственной войны, в процессе которой Аристобул был разгромлен войсками Ареты, в Сирию вступили легионы Помпея. Рим стремительно расширял границы своей империи.

Вначале Помпей сделал вид, что хочет выступить третейским судьей в споре братьев, с удовольствием получая от них богатые дары, с помощью которых они хотели заручиться его поддержкой. А потом, под видом помощи Гиркану, развернув свои легионы, без особого труда захватил слабо укрепленную, раздираемую внутренними распрями страну.

После падения Иерусалима, где римляне столкнулись с отчаянным сопротивлением Аристобула, Помпей решил урезать размеры Иудеи; ей была оставлена территория, которую она занимала до времен Маккавеев. Естественно, на нее была наложена постоянная дань. Стены Иерусалима и все остальные укрепления в стране были снесены и сравнены с землей. Аристобул и два его сына были уведены пленниками в Рим, где им пришлось испытать полнейшее унижение во время триумфа Помпея, за колесницей которого их провели в цепях по улицам вечного города.

Гиркану была сохранена должность первосвященника при лишении царского титула. Взамен было присвоено звание этнарха, т.е. народного правителя, но фактическим правителем Иудеи стал Антипатр, официально назначенный Помпеем на должность советника Гиркана за свои многочисленные услуги римлянам, в частности, в борьбе против Аристобула.

Однако вероломство Помпея, захват Иерусалима в самый святой для евреев праздник, Судный день, и проникновение в Дебир Храма не прошли ему даром: удача отвернулась от Гнея Помпея Великого навсегда. В роли перста судьбы выступил его близкий друг, Юлий Цезарь, с которым он не поделил власть.

"Всем им требовались деньги, надежные союзники и военная поддержка. Гиркан и Антипатр всегда готовы были помочь новым хозяевам. Когда в Риме началась борьба между Помпеем и Цезарем, евреи надеялись, что с разгромом ненавистного Помпея падет и власть Антипатра. Но как только Антипатр понял, что Цезарь побеждает, он предложил ему свои войска, уговорил египетских евреев поддержать нового правителя и лично сражался за победу Цезаря. В знак благодарности Цезарь утвердил Гиркана в должности первосвященника и правителя, разрешил восстановить стены Иерусалима, отменил решение о разделении Иудеи, введенное Габинием и даже вернул Иудее некоторые территории" (М.Грант "Ирод Великий").

Одновременно, Цезарь упрочил позиции Антипатра, подтвердив его полномочия.

И тут несколько слов нужно сказать о выборе и о Боге, о важности выбора в судьбе каждого человека. Поскольку Бог предоставляет человеку этот выбор ежедневно и сиюминутно и следит за его правильностью, то формулу этих отношений можно свести к аксиоме: Бог — есть выбор. Человек, который решил, что "Бог — есть любовь", значительно сузил рамки проявления Бога в судьбе человека, потому что любовь — это тоже выбор: можно любить, а можно не любить. К тому же, с чего бы это Богу любить предателей, насильников, убийц и всяких прочих мерзавцев? Наоборот, мы всегда ждем от Бога наказания таких подонков и негодуем, если оно не свершается на наших глазах.

Как же узнать, тот ли сделан выбор? Индикатором правильности выбора является судьба человека. За неправильный выбор человек расплачивается несчастьями, неприятностями, предательством друзей, болезнями и жизнями близких или своей собственной. Расплата, к сожалению или к счастью, не всегда настигает человека сразу же после неверно принятого решения или поступка. Время, по всей видимости, дается для раскаянья в содеянном. Повод и орудие наказания, как правило, никоим образом не связаны с тем выбором, за который наступила расплата, поэтому причинно-следственную связь выявить очень трудно. И ярчайший пример тому — трагическая судьба Помпея.

Но не менее поучительна судьба его победителя — Юлия Цезаря, который неоднократно стоял перед судьбоносным выбором. Первый, переход Рубикона, означавший начало гражданской войны в Риме, известен всем. Судя по тому, что в борьбе с Помпеем он одержал победу, жребий был брошен правильно.

Другой важнейший выбор Цезаря малоизвестен, ибо на первый взгляд выглядит совсем незначительным. В руках Цезаря оказалась судьба Иудеи: кого назначить полновластным правителем этой страны, Антипатра или Антигона, сына Аристобула?

Аристобул и оба его сына, будучи пленниками в Риме, не теряли надежды вернуть себе иудейский престол; устраивали побеги и заговоры, в итоге которых сам Аристобул и один из сыновей погибли. Оставшийся в живых Антигон старался убедить Юлия Цезаря сделать его правителем в Иерусалиме. Встань Цезарь на сторону Антигона, чтобы восстановить его в законных правах, разберись он в тонкостях национального вопроса евреев, а еще лучше, имей хоть малейшее представление о важности своего решения, его выбор был бы другим, да и его собственная судьба тоже.

Но Цезарем, как любым человеком, достигшим пика власти, руководила неуемная гордыня. Возомнив себя потомком богини Венеры, он вершил судьбы народов, считая себя, наверное, всемогущим и бессмертным богом, однако руководствуясь при этом своими собственными, очень приземленными интересами. Римским интересам совсем не соответствовало наличие сильного национального еврейского государства с древними традициями, поэтому предпочтение было отдано Антипатру, не имевшему вообще никакого права на иудейский престол, но за то проверенному, изворотливому, пресмыкающемуся перед римскими правителями, к тому же фактически правившему в Иерусалиме. "Цезарь объявил Гиркана первосвященником, а Антипатру предоставил все права, которых тот домогался, и решил сделать его полновластным наместником в Иудее (Иосиф Флавий "Иудейские древности" 14:8:5).

Судя по тому, что через три года, римский диктатор пал жертвой заговора (неважно, что заговор не имел никакого отношения к иудейским делам), в центре которого находился близкий ему человек, о чем ему было суждено узнать в последнее мгновение своей жизни, решение было принято катастрофически неверно.

В литературе, как правило, взлет Ирода, объясняется исследователями случайностью, мол, "случайно попал на иудейский престол". Нет, в фундаменте карьеры Ирода лежит не случай, а осознанный выбор, сделанный Юлием Цезарем, римлянином, завоевателем, всадившим чужеродное тело, идумянина Антипатра, в живой организм народа с древнейшими, а потому опасными для спокойствия империи, религией и традициями.

Антипатр, став реальным правителем страны, по-родственному поручил своим сыновьям управлять иудейскими провинциями. Как пишет Иосиф Флавий, "Антипатр назначил старшего из сыновей своих, Фазаеля, начальником над Иерусалимом и его окрестностями, а следующему за ним сыну, весьма еще молодому Ироду (ему было тогда лишь двадцать пять лет), поручил управление Галилеею" (Иосиф Флавий "Иудейские древности" 14:9:2).

Что заставило Антипатра направить сыновей, т.е. самых близких и преданных людей, управлять этими важнейшими районами страны, невзирая на их молодой возраст? Конечно же, опасения потерять власть при отсутствии доверия к кому-либо. Потому что не только небесам не понравилось решение Цезаря; евреи тоже были против власти идумянина над собой, что вполне закономерно. Но, если в Иерусалиме все закончилось тихо, и мы не имеем никаких сведений о беспорядках в нем, то в Галилее вспыхнуло восстание против Антипатра.

Восставших можно, подобно Флавию и евангелистам, называть бандитами, разбойниками, смутьянами, прикрывая свое непонимание или нежелание признать в Иудее наличие активного гражданского общества. Безусловно, оно отличалось от греческого или римского, т.к. его существование, прежде всего, неразрывно было связано с религией и постоянным развитием понимания своего Бога. Его выразителями были не профессиональные ораторы, а люди различных профессий и социальных слоев, но говорившие от имени Бога и впоследствии признанные пророками. И хотя еврейское государство имело централизованную систему управления, судебная власть в нем была четко отделена от царской. Имелась своя собственная "конституция", именуемая Торой. И свое собственное понимание демократии, что означало не народовластие, а стремление к равенству всех, и власти тоже, перед законом, т.е. Торой, данной Богом, отсюда желание установления "царства божьего на земле".

Любое современное гражданское общество характеризуется лояльным отношением к иному мышлению, если оно не призывает к нарушению закона. Вот и иудейское, накрепко связанное со своей религией, обладало способностью к плюрализму, но в рамках единобожия. Не случайно в евангелиях говорится о саддукеях и фарисеях, а еще имелись ассидеи, ессеи, зелоты. И, как подобает активным гражданам, они в случае необходимости брались за оружие, чтобы защитить свои идеалы, поэтому в еврейской истории, начиная с маккавейского восстания, так много рассказов о конфликтах и войнах, как внутренних, так и с внешними врагами.

Если на иудейский престол всходил умный человек, он находил возможности договориться с гражданским обществом, выразителями которого являлись духовенство и уважаемые в народе люди, тогда его правление приносило процветание государству и благосостояние народу. Вполне возможно, при правильном выборе Цезаря в лице Антигона, которого евреи приняли бы безоговорочно, Иудея не была бы самой беспокойной провинцией римской империи, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но признание правителем идумянина Антипатра, в нарушение всех иудейских традиций, было для евреев нестерпимо.

В свои двадцать пять лет Ирод был умен, упорен, отважен, но при этом своевластен и властолюбив. Он открыто стремился к успеху, чтобы проявить свою доблесть и преданность перед отцом и, конечно, римлянами. Благодаря перечисленным качествам, а также удаче, которая в военном ремесле неразрывно связана с умением руководить, ему удалось подавить мятеж в Галилее.

Не просто разогнать недовольных, нагнав на них страху, "ему удалось захватить Иезекию, атамана разбойников, совершавшего во главе огромного отряда набеги на пограничные с Сириею области; затем он казнил его и многих его товарищей по шайке" (Иосиф Флавий "Иудейские древности" 14:9:2).

А вот и та самая, искомая нами точка пересечения судеб Ирода и Иисуса, если принять за основу версию об отцовстве Иуды Галелияна, который приходился сыном казненному Иродом лидеру восстания Иезекии.

Так как исследователи проходят мимо этого эпизода, никак не связывая его с историей, повлиявшей на судьбу Иисуса, и возникновением некоторых новозаветных легенд, то не мешает остановиться на нем более подробно в русле нашей версии.

Дело в том, что казнь Иезекии имела широчайший общественный резонанс, повлекший за собой массу трагических событий. Судя по тем кратким характеристикам, которые дает Иезекии Флавий, и по горячей реакции римского наместника в Сирии на действия Ирода, Иезекия был предводителем повстанческой армии. А то, что сделал Ирод, сегодня назвали бы беспределом и произволом власти, и будь в то время современные средства массовой информации, все таблоиды пестрели бы огромными заголовками типа "Сын Антипатра устроил в Галилее самосуд!", "Казненный Иезекия и его товарищи ждут отмщения!", "Ирода к ответу!"

Не случайно глубокое возмущение евреев на казнь Иезекии и его сподвижников: "Ирод нарушил наш закон, казнив Иезекию и его товарищей. А между тем закон запрещает казнить без приговора суда даже преступника" (Иосиф Флавий "Иудейские древности" 14:9:3).

К тому же Ирод не обладал никакими официальными полномочиями: Антипатр, келейно, по-семейному, ни с кем не согласовав своего решения, отправил сыновей управлять провинциями. А ведь еще был в полном здравии Гиркан, которого евреи упорно хотели считать своим царем. К нему-то за справедливостью и отправились представители народа и матери казненных. "Гиркан склонился [в пользу обвинителей], тем более что и матери убитых Иродом возбуждали его гнев тем, что ежедневно напоминали в храме царю и народу, что он должен предать Ирода суду синедриона. Все это, наконец, побудило Гиркана вызвать Ирода в суд, дабы он оправдал себя в возводимых на него обвинениях" (Иосиф Флавий "Иудейские древности" 14:9:4).

И все застыли в ожидании, придет Ирод в синедрион или нет? Пришел. Да не просто пришел, а явил себя таким образом, чтобы выказать суду полное презрение и показать свою силу, одевшись в пурпурное одеяние, с белыми перьями на шлеме, в окружении многочисленной личной охраны.

"И вот, когда Ирод, окруженный своим отрядом, явился в синедрион, он нагнал на всех такой страх, что никто из прежних его обвинителей не решился сказать против него ни одного слова; наступила минута всеобщего молчания, и все были в полном недоумении, что делать дальше. В таком положении один только человек, некий Самея, муж праведный и стоявший, вследствие того, выше всякого страха, поднялся со своего места и сказал: "Судьи! И ты, царь! Ни я сам, ни вы, вероятно, никогда еще не видали, чтобы таким образом являлся в суд обвиняемый. Всякий, кому приходилось когда-либо являться сюда на судьбище в качестве обвиняемого, являлся сюда в смущении и с робостью, с видом человека, желающего возбудить нашу жалость, с распущенными волосами и в темном одеянии. Между тем наш любезнейший Ирод, обвиняемый в убийстве и с этой целью приглашенный сюда, облекся в пурпур, убрал по-праздничному свою голову и явился к нам в сопровождении воинов с целью перебить всех нас, если мы по закону осудим его, а самому спастись, совершив насилие над правосудием. Впрочем, я не стану обвинять Ирода, что он более занят ограждением своей личной безопасности, чем соблюдением закона: ведь вы сами, равно как и царь, приучили его к такой смелости. Однако знайте, что Господь Бог всемогущ и что этот [юноша], которого вы теперь желаете в угоду Гиркану оправдать, некогда накажет вас и самого царя за это" (Иосиф Флавий "Иудейские древности" 14:9:4).

Речь Самея (правильнее, Шамая) возымела свое действие: судьи, не обращая внимания на устрашающий вид подсудимого и его охраны, принялись за судебное разбирательство дела о превышении Иродом своих полномочий и беззаконных действиях, повлекших за собой многочисленные человеческие жертвы.

И когда приговор Ироду, смертная казнь, стал для всех очевиден, в дело вмешался… Не случай, а Гиркан. "Когда Гиркан заметил, что члены синедриона [все-таки] собираются осудить Ирода, он отложил заседание до другого дня, а сам тайно послал Ироду совет бежать из города и тем избежать опасности" (Иосиф Флавий "Иудейские древности" 14:9:4). Ирод бежал в Дамаск к римскому наместнику Сексту, брату Юлия Цезаря, в угоду которому он и казнил повстанцев и их предводителя Иезекию.

Что двигало Гирканом в этой ситуации, понять не трудно. На первое место Флавий ставит его слабохарактерность: "члены синедриона рассердились и всеми силами старались убедить Гиркана, что все это он делает себе же во вред. Гиркан это отлично сознавал, но ничего не мог поделать, по отсутствии мужества и бездеятельности".

На самом деле, важную роль в поведении последнего хасманейского царя сыграло письмо Секста с "предложением оправдать Ирода и с выражением угрозы в противном случае. Письмо Секста явилось для Гиркана желанным поводом освободить Ирода, которого он любил как родного сына, от ответственности перед синедрионом" (Иосиф Флавий "Иудейские древности" 14:9:4).

А дальше события стали развиваться по нарастающей, как снежный ком: Ирод за хорошую сумму денег купил у Секста свое назначение наместником над Келесириею, что делало вполне законным его возвращение в Иудею, и "двинулся во главе войска войною, чтобы отомстить за свой вызов в суд и за то, что ему пришлось выслушать в заседании синедриона".

Тогда его мщению помешали отец и брат: "им удалось успокоить его гнев и убедить не предпринимать ничего, но удовлетвориться тем, что он нагнал страх… Ирод внял таким убеждениям, полагая при этом, что для его личных расчетов вполне уже достаточно, если ему удалось хотя бы только показать народу свое могущество" (Иосиф Флавий "Иудейские древности" 14:9:4).

На этом первое действие активного противостояния сторон окончилось, но в сознании современников имя Ирода прочно соединилось с Иезекией, беззаконно казненного приспешником римлян, ненавистным идумянином, впоследствии захватившим власть в стране.

Интересно проследить судьбы главных персонажей, участвовавших в описанных выше событиях, от решения которых зависело, каким будет существование Иудеи и еврейского народа. Как известно, Помпей, а затем Цезарь погибли от предательства близких людей в результате заговоров. Та же участь вскоре постигла Антипатра, с той лишь разницей, что он был отравлен во время пирушки у наложницы. Добровольно расстался с жизнью старший брат Ирода, когда попал в парфянский плен. Гиркан был казнен самим Иродом, как и предсказывал во время суда Шамай.

Человеческая справедливость всегда требует возмездия; порок должен быть наказан, добродетель — торжествовать. У евреев эта формула не работает без божественного присутствия. Поэтому смерть этих людей расценивалась евреями как справедливое божественное наказание за то зло, что они причинили еврейскому народу. Иными словами, выбор, что был им предоставлен Богом, они сделали в пользу несправедливости, за что и поплатились.

А вот с Иродом не получалось. Сколько бы зла он не совершил, ему все сходило с рук; какие бы серьезные ошибки не допускал, в последний момент всегда выворачивался. И тогда еврейский народ стал грезить о скором приходе настоящего помазанника на престол — машиахе.

Но при жизни Ирода, после подавления восстания Антигона, не существовало никакой, даже малозначимой фигуры, способной составить ему оппозицию, ибо по малейшему подозрению безжалостно уничтожался всякий, невзирая на близость к царю. В их числе оказались жена Мариама и сыновья от нее, потомки Хасманеев.

Ситуация резко изменилась после смерти Ирода, когда закрученная им до предела пружина несвободы и несправедливости распрямилась в неистовом стремлении народных масс обрести нового иудейского царя-машиаха. При этом принадлежность кандидатуры на роль мессии к роду Хасмонеев, и уж тем более к роду Давида, была не столь важна. Главным условием признания царем нового национального лидера было обретение свободы и независимости под его руководством. И эта деталь является важнейшей отличительной особенностью того момента, что подтверждается Иосифом Флавием, который сообщает об избытке желающих занять царский престол. Одним из самых заметных и реальных претендентов был Иуда из Гамлы.

В Иуде все сплелось воедино: и харизма, и активная гражданская позиция, и опыт многолетней повстанческой борьбы, и личные мотивы для счетов с Иродом или его наследниками. "Пепел Клааса" стучал в его сердце. Казненный Иродом отец требовал отмщения, ведь личностный элемент в борьбе с властью никто не отменял. И сумей Галилеянин в решающий момент объединить национально-освободительное движение, он совершенно реально мог стать царем иудейским. Но лидеры повстанцев оказались не готовы к объединению ни под его началом, ни под чьим-то другим, а потому были разгромлены римлянами (см. "Загадки евангелий" Глава 12).

После поражения Иуды у его сторонников стало складываться стойкое представление, что его сын обязан продолжить величайшее и справедливейшее дело отца, точно так же как сам Иуда стал продолжателем дел своего отца, знаменитого в народе бунтаря Иезекии, с тем, чтобы принести родине свободу, отнятую римлянами. Начало сложного процесса зарождения легенды наглядно иллюстрируют рассказы о рождении и младенчестве Иисуса, которым нашлось место в благих вестях Матфея и Луки.

При принятии версии об отцовстве Иуды Галилеянина становится понятным, что рациональным зерном легенды о необыкновенном младенце, рожденным "на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий", а также "всем, ожидавшим избавления в Иерусалиме", является настоящая родословная Иисуса, с реальными знаменитыми, героическими предками, а не выдуманная евангелистами.

Следующим важным посылом создания легенды было огромное желание людей верить, что Ирод в последние годы своей жизни был весьма обеспокоен рождением внука Иезекии. Просто потому, что этого требовала справедливость. В этом младенце хотели видеть орудие возмездия, посланное Богом злодею. Например, в похожей ситуации, Пушкин был уверен, что Борису Годунову перед смертью являлись "мальчики кровавые в глазах".

Нужно учесть еще тот факт, что в еврейском сознании "Египет" во все времена ассоциируется со злом; Ирод был для евреев современным воплощением фараона, а потому на него была спроецирована библейская легенда о казни египетских младенцев.

Но со временем, как в любой легенде, лежащие в ее основе факты претерпели изменения, обросли мифами, вымыслы превратились в утверждения, даты сместились. К тому же главной жизненной целью Иисуса, как от него и ожидали, было воплощение мессии, поэтому процесс мифологизации его происхождения закономерно завершился признанием в нем последователями мессии еще при рождении, тем более что имена Иуды и Иезекии отошли в прошлое и у последующих поколений не ассоциировались с Иисусом. Что уж говорить о христианах, которые, превратив его в божество, напрочь оторвали от иудейской истории.

Чем еще важна и ценна версия об Иуде Галилеянине как реальном отце еврейского мальчика, признанного впоследствии "богочеловеком"? Тем, что мы можем назвать настоящее имя этого мальчика, данное ему при рождении. К сожалению, христианство лишило его и этого. Ведь что такое имя Иисус, которым его нарекли создатели Нового завета? Всего лишь греческая транскрипция какого-то еврейского имени. Возникает естественный вопрос, какого?

Традиция посчитала, что по созвучию к Иисусу ближе всего имя Иегошуа. Именно им, в сокращенном варианте Йшуа, назвал своего героя Булгаков. Но правилен ли это вариант?

Ранее мы уже касались темы настоящего имени галилейского проповедника (см. "Загадки евангелий. Глава 3), рассказывая на примере Иоанна, насколько ответственно относились евреи к наречению своих детей, особенно мальчиков-первенцев. К моменту рождения Иисуса сложились многовековые традиции, согласно которым детей называют в память ближайших покойных родственников. Не случайно оба евангелиста одинаково утверждают, что родители заранее знали, как назовут новорожденного. Так, у Матфея ангел обещает будущему отцу: Мария «родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус» (Матфей 1:21).

Лука столь же категоричен: "По прошествии восьми дней, когда надлежало обрезать Младенца, дали Ему имя Иисус, нареченное Ангелом прежде зачатия Его во чреве" (Лука 2:21).

Предопределенность имени в данном случае легко объяснима еврейской традицией, следуя которой и сегодня в религиозных еврейских семьях ребенка не назовут новым именем, то есть именем, которое не носили его предки. Первым в этом списке стоит имя деда по отцовской линии, его и получает первенец.

Если мы примем версию реального отцовства Иуды из Гамлы, то становится очевидным, что его первенец мог получить только одно имя — Иезекия, а точнее Хизкия или Хизкиягу (הִזְקִיָּהוּ).

К тому же, оно ничуть не хуже "Иегошуа" ложится под греческую транскрипцию "Иисус".