Мне было тогда чуть за двадцать, тебе — около сорока, и это не помешало нам зацепиться взглядами — зацепиться так, что и по истечении двадцати лет я вижу как сейчас твои серые, умные, проницательные глаза.

Возраст — ничто. Ничто, когда ты не в состоянии отвести взгляда. Когда чувствуешь человека на расстоянии. Когда начинаешь понимать, что он так близок тебе, что хочется просто подойти и обнять его крепко-крепко, и стоять так долго-долго. И больше ничего.

Спустя год мы уже летели в Москву на большое отчетное мероприятие, завершающее трехлетний период работы по проекту. Когда официальная часть была закончена, вся наша небольшая делегация не придумала ничего лучше, как отметить триумф в первом попавшемся по пути баре — «Че Гевара». В клубах сигарного дыма удовлетворенный результатами минувшего дня, ты решил одержать еще одну победу, взяв меня на абордаж.

Ты курил, перекидывался с коллегами историями и все время поглядывал в мою сторону. Выбрав благоприятный момент, шепнул мне:

— Хороший вечер, правда? Мы могли бы его продолжить где-нибудь вдвоем.

И тут, при всей моей щенячьей влюбленности в тебя, когда, казалось бы, достаточно было тебе просто позвать, что-то во мне взбунтовалось и сказало «нет!».

Не сомневаюсь, многие не раздумывали бы в тот момент: командировка, чужой город, человек, к которому тебя тянет, так почему бы и нет?

Стоп.

Идиотская привычка просчитывать последствия обнулила все сердечные метания. Во-первых, ты женат. Женат прочно, долгие двадцать лет. Воспитываешь с женой двоих дочек, и я сама могла бы оказаться на их месте… И дело даже не в возрасте. Мне не хотелось бы отца, который ради сиюминутной прихоти готов был перечеркнуть то светлое, чистое, что называется семьей, а не простым совместным проживанием. Да и, в конце концов, ради чего все это? Что дальше? Мучения, угрызения совести, невозможность ничего изменить, ведь так сложно рушить то, что строилось годами. Я не хочу ничего ломать в твоей жизни, потому что слишком в тот момент тебя люблю, а потому:

— Никита Андреич… Я, к сожалению, не знаю Вашу жену, но мне кажется, что она очень хорошая женщина, раз Вы ее выбрали. И я ее уважаю. Заочно. И мне не хочется делать ей больно. И еще… Если бы я была Вашей женой, я боялась бы отпускать Вас в командировки. Вас невозможно не заметить, Вам очень трудно отказать. Поэтому я откажу.

Я встала и ушла. Я отказалась тогда от любви, страсти, новых ощущений от близости с человеком, от которого мне не надо было ничего, кроме него самого.

Вернувшись в бар, я случайно услышала, как ты жаловался своему заму:

— Представляешь? Вот так она сказала, а я даже ответить ей ничего не нашел. Обезоружила. Такая маленькая, наивная — пацанка еще, а как отшила!

Потом ты пригласил меня на танец. Понял что-то для себя, но поражения не признал… Надеялся на что-то, все ближе и ближе прижимаясь ко мне в танце.

В силу моего тогдашнего максимализма мне нужно было все или ничего. Мне нужен был ты. Весь ты. Безо всяких но, безо всяких ограничений. И в то же время я не готова была смести на своем пути все — получить тебя путем бомбардировок, постоянного давления, заставляя тебя выбирать между мной и ней.

И еще… Я знала: сдавшаяся крепость не представляет никакого интереса. Эта формула и определит наши с тобой отношения на последующие годы.

Осознание всего этого придет потом, а пока я засыпала одна, в своем номере, все еще ощущая каждой клеточкой кожи твои недавние прикосновения.

В тот год мы множество раз пересекались с тобой. Пересекались как параллельные прямые». «Соприкасались рукавами», читали друг друга по глазам и расходились в противоположные стороны. Мне казалось, что эти полувзгляды-полунамеки не заметны никому из нашего окружения. Может, так оно и было. Тягостная, сладкая любовная смута, подогреваемая редкими теперь уже встречами на различных ивэнтах. Вот и все...

В следующий раз судьба испытывала меня на прочность, когда я уже встретила, но еще не распознала свою вторую половинку. Был юбилей нашей общей Альма Матер. Места за столиком, где сидели мои коллеги, был уже занят, и я попала в компанию незнакомых, но очень интересных людей. В разговорах, тостах, воспоминаниях бывших преподавателей прошли несколько часов. То и дело взгляды наши встречались, и мне вдруг до жути захотелось пофлиртовать с тобой. Глупая, детская выходка. Простое женское кокетство, когда перехватываешь заинтересованный мужской взгляд и упиваешься этой нелепой победой. Я пригласила тебя танцевать, а спустя пару минут услышала:

— Я ведь не железный.

— Я тоже.

Это был последний наш танец. Танец любовной муки. Танец, который сказал больше, чем любые, даже самые откровенные слова.

Я прощалась с тобой, а ты даже не знал этого.

В жизни есть то, что не принадлежит нам. Для кого-то это неважно, но я верю в бумеранг. Перед глазами стояла твоя жена — хорошая, добрая женщина, воспитавшая двух твоих детей, отказавшаяся от амбиций ради твоей карьеры, принимавшая тебя таким, каков ты есть, всюду следовавшая за тобой. Сейчас я тоже — жена, а потому могу оказаться на ее месте. Лет через пять, десять, двадцать. Если моего мужчину заест быт, если начнет рушиться его карьера или ему просто захочется новых ощущений. Когда на горизонте появится молодая, интересная, легкая. Не требующая, не заставляющая, не знающая его слабостей. Та, для которой «бумеранг» — это всего лишь слово.

В последующие годы мы будем видеться редко. Все встречи будут официальными, и эта недосказанность останется между нами навсегда. Недосказанность — вот единственное, о чем я буду жалеть по сей день…

Сейчас все это неважно. Ты никогда не узнаешь о том, что значил для меня все эти годы. Моя боль. Моя несостоявшаяся любовь. Первая проба моей принципиальности.

Я вновь перелистываю досье. Мне предстоит тяжелый выбор. Мне придется отказаться от лучшего из возможных кандидатов в советники — профессионала, лучшего на текущий момент — и все только лишь потому, что между ним и мной осталась та самая недосказанность.