Дарин: слушай, Milkdrop, меня уже очень долго мучает вопрос: ты что, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не можешь найти фотографии Дарина во вконтакте? |
Дарин: ух ты, а мне валерьянка не понадобится, я его видел в детстве и пищал от него |
Дарин: в три часа ночи я в аптеку за валерьянкой не побегу |
Рыссси: Запасись валерьянкой |
Дарин: енто жеж аки первая лябоффь |
Дарин: не, боюсь, что могут испортить экранизацией первый прочитанный мною его рассказ Т_Т |
Рыссси: Боишься Эдгара Аллановича? |
Дарин: день легкого экстрима |
Рыссси: ого |
Дарин: а сейчас я пойду смотреть фильм, снятый по рассказу Эдгара Аллана По. я немного нервничаю |
Дарин: потом был очень смешной пластиковый дракон |
Дарин: сначала были самураи с шестиствольным пулеметом |
Дарин: дарю не испугали, дарю рассмешили |
Дарин: она сегодня закаляется |
Рыссси: Кто Дарю испугал?? |
Рыссси: Что с твоей психикой, Дарь? |
Дарин: прощай, моя нежная детская психика. я пошел смотреть на черную комнату и красную маску. удачи вам |
Рыссси: широкое? |
кррр: Ну это такое, все из себя растакое, ну такое |
Рыссси: Конечно украсила |
|
Плоть Петербурга за жизнь города вобрала в себя множество камней, а среди них и такие камни, которые жили своей жизнью еще до строительства города. Об этих камнях и об историях, с ними связанных, стоит рассказать подробнее.
В 1989 году Владимир Николаевич Овчинников, профессор фармакологии Военно-Медицинской Академии, встречался в районе станции метро Площадь Ленина (Финляндский вокзал) со своим адъюнктом. После обсуждения вопросов по диссертации, профессор и его ученик спустились в метро, дальше их пути расходились в противоположные стороны. Адъюнкт проводил Владимира Николаевича до вагона и видел, как за ним закрылись двери. Тем временем на платформе станции Чернышевская (1 перегон от Площади Ленина) профессора ждала жена. Поездка должна была составить всего 3 минуты, но… Профессора с тех пор никто и нигде не видел. Розыск (а человека такого уровня, надо думать, искали старательно) ни к чему не привел.
В этом, как и во всех случаях такого рода, домыслов может быть множество. Но стоит вспомнить, что на дне Невы в районе Литейного моста (то есть прямо над линией метро) по преданию сокрыт древний идол Атакан. Вроде бы он воздвигли его финны, и когда-то очень давно, а потом сами же его и устрашились. Есть домыслы, что идолу приносили кровавые жертвы (что не характерно для финнов, как и для древних славян). Позже русло Невы изменило свое направление, и истукан навсегда скрылся под ее водами. Ныне никому неизвестно, присутствует ли древний камень на невском дне в самом деле, но таинственные происшествия в этой части Невы случаются не так уж и редко. Литейный мост давно сыскал себе славу моста самоубийц, причем используют его в этом качестве восновном люди степенные и в возрасте. Исчезновение людей в тех краях — тоже случай не редкий, и, конечно, без вести пропал вблизи Атакана не один лишь профессор, просто случай с ним в наибольшей степени исключает влияние на него людей. Да и разыскивали человека такого уровня, надо думать, куда серьезнее, чем всех остальных бесследно пропавших вблизи Атакана.
На месте, где Охта впадает в Неву, некогда стоял первый город в Невской дельте . Почему-то теперь его чаще вспоминают под шведским именем Ниеншанц, хотя с самого своего начала его имя было русским — Канцы. Основан этот город был Ярославом Мудрым для обороны одного из стратегически важных мест Пути из варяг в греки. Но имел он значение много большее, чем просто крепость, ведь стоял он в том месте, где купцы готовились броситься из привычной стихии реки в страшную стихию моря, странствование по которой в те времена приравнивалось почти что к смерти, а возвращение означало воскрешение из мертвых. Потому останавливающиеся в Канцах, чтоб привести в порядок свои корабли, купцы просто не могли не молиться, а намоленное место всегда обладает чудесной силой.
Исчезнувший город растворился в Петербурге, его каменная плоть была проглочена им, и теперь кто знает, где искать Канцевские камни. Но место самой крепости оказывается удивительно пустым, хоть и расположено всего лишь за мостом от самого центра города. Все, что на нем строилось, оказывалось нежизнеспособным, и вскоре обращалось в руины. Последнее из сооружений, бывшее на месте старой крепости — Петрозавод, производивший буксиры и земснаряды, был снесен во имя строительства «Газпром-Сити». Но… Про этот амбициозный проект ныне позабыли, и место снова пустует.
По сей день с людьми в тех местах иногда случается непонятное происшествие. Время там может в буквальном смысле остановиться, сделав весь мир неподвижным, но для человека, попавшего в центр этого странного явления, время идти продолжает. И он оказывается один на один со страшным, мертвым миром.
Конечно, как только ужаснувшийся человек в трепете перебежит площадь, время продолжает свой ход. Но те шаги по мертвой, безвременной площади, надо думать, остаются в памяти до самой смерти…
Васильевский остров имеет очень линейную планировку. Его улицы так и зовутся — линии. И весь он состоит сплошь из аккуратных кварталов, нарезанных линиями да проспектами. Но это — лишь фасад. Если попасть в глубины Василеостровских дворов, тот тут же возникает непобедимое ощущение, что попал в каменный лабиринт, не имеющий ни одной прямой стены. Кстати, лабиринт этот удивительно светел, а прогулки по нему рождают в душе радость. Кто не верит — пусть попробует сам.
Но другой лабиринт Петербурга, не менее знаменитая Коломна (Петербургская) — напротив, темен и мрачен, в нем определенно есть что-то зловещее. В нем, кстати, заблудилось немало народа, правда — не фатально, в конце концов все нашли выход. Но по рассказам заблудившихся, потерять дорогу в Коломне ничуть не веселее, чем в глухом лесу…
Когда-то центр Петербурга был вовсе не таким, каким мы его видим сейчас. В 18 веке в Петербурге почти не было зданий высотой в 3 этажа. Без водопровода и канализации их строительство было просто невозможно! Несмотря на петровский запрет, город в те времена был (что поделать) весьма деревянным. Правда, в отличие от многих других городов, присутствие дерева для избежания наказания, как правило, прятали, покрывая его штукатуркой. Но речь не об этом.
Итак, как мы выяснили, стройматериалов в Петербурге тех времен всегда не хватало, раз использовали даже дерево, применение которого было строго запрещено самим Петром 1, и не раз перезапрещалось. Потому уж тем более на стройках использовали камни, которые находили под своими ногами. Ну а если камень врос в землю и его уже не вытащить?! Тогда можно поставить фундамент прямо на него! Так и ставили фундаменты прямо на древние камни, невольно повторяя их направление.
А камни те были остатками лабиринтов, сооруженных каким-то таинственным народом. Вероятнее всего, народ тот был древними арийцами, покинувшими свою скрывшуюся подо льдами Прародину. Лабиринты же стали одним из хранилищ древнего ЗНАНИЯ, вынесенного из арктических льдов в Евразию.
Лабиринты те были разными. Василеостровские — завернутые в правую сторону, означающие путь с Земли на Небеса. А Коломенские, те наоборот — закрученные влево, ведущие с Небес на Землю. Оттого так и разнится их энергетика, которую мы ощущаем, когда на прогулках по центру Петербурга, сами того не ведая, оказываемся в центре древнейшей Традиции…
Деревянно-штукатуренные строения, конечно, были снесены, их место заняли привычные нам здания. Но корчевать древнейшие камни, конечно, никто не стал и на этот раз, и они вошли в фундаменты тех домов, которые мы видим сегодня. Кому очень сильно повезет, тот сможет в их подполье найти камушек, доставшийся от древнего лабиринта…
В 1922 году город понемногу приходил в себя после Гражданской Войны, и, прежде всего, в порядок приводили санитарные системы — водопровод и канализацию, ибо их отсутствие грозило не только бытовыми неудобствами, но и эпидемиями. И вот на Лиговском Проспекте бригада рабочих прокладывала траншею под водопровод. Средства механизации — простейшие: лом, кирка, заступ, лопата. При очередном ударе лопата ударилась во что-то твердое, даже погнулась…
Раскопали, рассмотрели, сняли шапки, перекрестились… То были могильные плиты с сохранившимися на них кельтскими крестами, и почти стертыми надписями непонятно на каком языке. Возраст могил и их происхождение установлено не было, да и некому было их установить. О происшествии рабочие тут же доложили своему начальнику, который пришел в восторг. Ведь теперь он сможет убить одним выстрелом сразу двух зайцев — и водопровод построить, да еще и хорошо обработанный камень для ремонта поребриков использовать! Такая находчивость могла обещать неплохое продвижение по службе…
Поребрики были отремонтированы, и Лиговку захлестнула настоящая волна самоубийств. Бросались с крыш и окон, вешались, но больше всего — бросались в жижу Обводного Канала с Лиговского моста. Чаще всего там погибали молодые девушки от извечной беды их возраста — неразделенной любви. Одну из таких историй для нас сохранил петербургский писатель немецкого происхождения Вадим Шефнер.
В 30-е годы могильные камни с Лиговки наконец — убрали, заменив их обычным бутовым камнем. Наступившая новая эпоха недавних шуток уже не любила. Следом пошла на убыль и волна самоубийств. И, вроде, о тех временах как-то позабыли (по крайней мере те, кто не читал Шефнера)…
Но и по сию пору багермейстеры (то есть механики земснарядов) слышат звонкие русалочьи голоса, доносящиеся из-под Лиговского моста. Иногда и прозрачная женская фигура на мгновение над водой мелькнет, и тут же растает. А из земснаряда в баржу-грязнуху бывает, что и человеческие кости падают, а один раз даже фаланга пальца с золотым перстнем упала… Не любят багермейстеры, конечно, Лиговский мост. «Возле него чистить — что мертвецов тревожить!» — говорят они. Потому возле Лиговского моста находится самое нерасчищенное место Обводного канала.
Если говорить о камнях, то стоит задуматься о том, где их добывали. Понятно, гранит пилить могли не всегда, и прежде использовали природные глыбы, а вот песчаник и известняк добывали в каменоломнях. Одна из таких каменоломен находится возле того же самого Лиговского моста. Вернее, вход в нее идет из-под моста, с нижнего яруса набережной.
Эти пещеры явно рукотворного происхождения были обнаружены в начале 19 века, и тут же началась дальнейшая разработка песчаника, залегающего в том месте. Закрыли каменоломню ближе к концу 19 века, после чего она превратилась в место прибежища различного разбойного люда. По некоторым данным, в этом подземелье от облав ВЧК скрывался и петербургский Робин Гуд, знаменитый Ленька Пантелеев. Скрывались там и после него.
Неизвестно, оставался ли кто-нибудь в Лиговском чреве, когда оно было запечатано на огромный замок. Ключ от него, наверное, давным-давно пропал в комнатушке какого-нибудь умершего дворника. Тайна осталась запечатанной. Конечно, до поры, пока какие-нибудь смельчаки не отважатся взломать замок и проникнуть во мрак, густо пропитанный запахом прошлого. Дай им Бог вернуться назад живыми…
К слову сказать, на Обводном Канале имеется еще несколько загадочных, и даже «нечистых» мест. Например — завод «Петмол», прежде называвшийся «Молокозавод №1». В начале 20 века его профиль был несколько иной — это был мясокомбинат с бойней и скотопригонным двором. Отдельное здание в этом комплексе занимала бойня для коней. А стоит вспомнить, что конь, согласно древнерусским представлениям — один из зверей, в котором есть душа (наряду с медведем). Поэтому наличие такого предприятия не могло пройти без последствий для этого места. Конская кровь некогда обливала здесь камни, и они впитывали ее огненный жар.
Прежде работники молокозавода ни раз слышали на его территории конское ржание и видели взмывающих к небесам полупрозрачных красных коней. И сегодня, если в тихую лунную ночь идти по Московскому проспекту или Обводному каналу вдоль забора, ограждающего комплекс, можно услышать хорошо различимое цоканье копыт давным-давно убитых коней. Вот так камни впитывают в себя память о прошлом, перенося ее в день сегодняшний и являя ее в любом месте и в любое время.
Прогуливаясь по городу, мы касаемся камней. Каждый из них имел свой путь, приведший его на то место, которое он занимает ныне. У кого-то из камней путь этот был короток, карьер — стройплощадка. Но иные камни много раз встречались с человеческими руками, многократно меняли место и назначение. Все это они сохранили в своей памяти, и теперь передают нам…
Андрей Емельянов-Хальген
2012 год