От чего на луну воют ночью дикие волки — их часто тянет покончить с собой с тоски, вот и выходят они в одиночку против стальной двустволки, сузив в игольное ушко, озлобленные зрачки.

И приняв картечь или пулю, как избавленье, на последнем выдохе злость вытекает в снег, и душа его улетает к созвездию волка и планета волчья на миг замедляет бег.

Как слепому волчонку старик вожак, показать может заячий след или санный полос, ребенок матери внемлет, за шагом шаг, её нежность узнав и запомнив любимый голос.

Но спустя года, что летят как тени, по пустынным улицам или лесу, человек провожает близких за тьмы завесу, принимая утраты боль подкосив колени.

Так теряют люди любовь не узнав причины, остаются одни в миллионной толпе, одни. И считают время в безмолвии и одиночестве, превращая секунды в минуты, минуты в дни.

И похмелье теперь уже беспокоит меньше, на полу одинокий окурок, улика тревожной ночи. Уныние лезет в форточку, словно воришка-турок, я молчу и смотрю в окно, смотрю, что есть мочи.

Сводит скулы от голоса в телефоне, дневной свет терзает болью зрачки, я пьян. Я смотрю на луну на метровом своем балконе и там же, молча, курю вишнёвый кальян.

И луна мне кажется чем-то знакомым, близким, среди множества звезд она такая одна. И я вою голосом неестественно диким, низким. И кажусь ей волком, а может схожу с ума.