Душа моя, здесь брошены мосты на волю случая. Совсем не так, как в городе твоём. Я не успел желанье загадать, когда звезда падучая, стремительно вонзалась в пустоту. А мы вдвоем, так не хотели быть похожими на тех, кто ищет путь к спокойствию и лени, чьи свечи не горят, а только тлеют, чьи души только листья на воде. Деревья не отбрасывают тени, меняется бессмысленный пейзаж, фотограф мрачен, осень сыплет листья на колени, и мой роман не выпущен в тираж.

В музее восковых фигур — пристанище бездушных, сегодня многолюдно, зачем-то все глядят в застывший воск, фотографируются с воском, безрассудно желание людей придать пустому дню какой-то лоск. Им также безнадежно скучно, как коровам, смотреть на зарешеченный ангар и ждать, когда кубинская доярка им принесет коробочку сигар. И понимать — такого не случиться. Перрон вокзальный, мчатся поезда. Вот так и жизнь промчится.

С тех пор как ты уехала, ничто не изменилось, на то оно «ничто» чтоб не меняться, в вещах моих, конечно же, бардак. И сны от одиночества не снятся. Тоскую? Знаешь, это перманентно, хандра черта характера для тех, кто и живет и дышит незаметно, тревожен взгляд, почти не слышен смех. Но я теперь стремительно другой, взволнованность сменило раздраженье. Смотрю на мост и вижу — мост нагой, такое же нагое отраженье.

Вчера ходил на выставку, смотрел картины Гойи, потратил кучу времени и вот, я вижу, что облезлые обои, есть нервный авангард, а создал их твой кот. Который, между прочим, был красавец, он умудрялся прямо на ходу, мне гадить в тапки, истинный мерзавец, ты увезла его с собой. А мне одну совсем недавно предложили работенку, три маленьких эссе на тему снов. Я написал про звездную гребенку, космическую пыль и легкость облаков.

Письмо моё отправлено не будет, я сэкономлю время почтальону. Перо остынет, голова забудет, твой лик принадлежащий медальону.