— Нас завернут в половичок и вытряхнут с крыльца. И шлюхи пойдут пить снагл, — ма всегда приговаривала прихлопки, в историях Сун даже с отрубленной головой во времена легендарных выррских войн Четырех Виселиц она пыталась выплюнуть что-то утешительно-багровое для воодушевления войск. — Поэтому, мой сладкий, до смерти необходимо совершать добрые дела. Даже если лапки твои всегда в крови. Еще блинчик?
Поверь, Лежебока, я не надеюсь. Но и мечтать крикуны не запретили, а до полуночи не так много времени. Тише-тише, скверны проснутся.
Город туманов нарисован карандашом 2В. На серой бумаге, и предварительно не забыть завернуть рыбьи потроха. И неспроста среди фонариков я всегда ищу мерцающий. Потому что вокруг пляшут тени, в которых живут надежды.
— Хрум-хрум, — вещала миссис Хурма нараспев. — Однажды наступит среда, вынюхивающий, и лунная дева Вырр-Лирр скажет цок-цок и обнимет тебя дитя потери и изменит летописи навсегда, — но взаправду ведь, кто верит сумасшедшим, особенно миссис Хурме, с ее гадюками и саламандрами. Вы верите? Я — да.
В особенности вчера наступает потом. Тень чавкнула и освободила проход. Ни одна половица не скрипнула и тем не менее.
— Зубная фея? — на меня не мигая смотрели два маленьких фиолетовых глаза и врожденная вежливость ущипнула за ухо, намекая. Вежливость зовут Свист, она рыжая и обычно водится у меня за шиворотом. Когда не занята проказами.
— Кхм.. Не совсем, — для первого раза вышло не так уж плохо
— Меня зовут лишний рот. Но мне не нравится. Для мамочки я была «моя сахарная Полли». Она умерла. А тебя?
— Младшим, — и подумав добавил шепотом. — Ма так называет. Когда я слушаюсь. А другие Костегрызом
— Если я не слушаюсь старик Билл бьет чем попало. Нужно молчать, когда плачешь — еще сильнее достается. Вот, — она откинула лоскутное одеялко и продемонстрировала набор лиловых, желтых и бордовых полос на руках и ногах. Мой загривок присвистнул. Я кивнул соглашаясь. Худобу девочки не маскировала застиранная серая ночнушка и я понял, что фирменному супу ма в этот раз не быть наваристым. Даже с гренками. И мистер Копыто опять станет ворчать о добрых старых временах, когда упитанные человеческие детеныши не требовали выслеживания и похода в дома, а оставлялись на красных камнях как справедливая плата за дарованные горожанам жизни. Нами, теми, кто таится во тьме. И провыть это, чтобы кровь стыла, так Острозубая Сун всегда заканчивает вечерние посиделки у очага
Обычно я не разговариваю с едой. Никогда не задумывался почему. Да и вы, могу заложить пять соленых крысиных хвостов и череп мыловара с улицы Дроздов, тоже не спрашиваете у сэндвича «как поживаете». Потому что знаете ответ и он вам не нравится. Тем не менее сегодня среда. Я присел на краешек кровати и достал из кармана пакет с ирисками
— Хочешь?
— Спрашиваешь, — хмыкнула Полли и схватив сразу несколько конфеток тут же сунула их в рот.
— За что он тебя?
— У..од, — жуя ответила девочка. — И же..а е..о бы..а у..одка. Когда я мало своровываю. Или никто из господ не хочет купить меня для ..ну знаешь.. — в тишине скрипнули зубы моей зашивороточной совести. Я тоже нахмурился. — Вкуснота, — улыбнулась наконец она. Младший понял намек
— Угощайся, — она схватила пакетик обеими ладошками и потерлась щекой о мое плечо.
— Ты лучше всех, Грыз. — Где-то в районе горла заскребло и заскрежетало что-то, и это была не вежливость. Малышка Свист кусается по-другому.
— Не знаю, — подумал я, видимо вслух. — Может это среда
— Да-да, совершенно точно, — она подмигнула и обняла мое предплечье. Так мы и сидели, глядя в узкое окно, где четыре звезды решали — кому наконец упасть и разбиться вдребезги.
— Обожаю луну, — выдохнула Полли. — Мамочка живет сейчас там, с лунным королем и у них дворец из ирисок и зефира и она расчесывает свои серебряные волосы золотым гребнем и поет.
«вырр-ли, вырр-лирр,
моя доченька спит
вырр-ли, вырр-лирр,
она так далеко…»
— Откуда ты знаешь эту песенку? — фея на плече встрепенулась так же, как и я.
— Мамочка всегда, — девочка проглотила слезу.— … ее перед сном. — Я погладил дочку лунной леди по голове и решился
— Если хочешь могу взять с собой, — отказ уже не принимался, но вслух для некоторых вещей еще не наступил. Где-то в волосах одобрительно чирикнули. — Там конечно не…
— Да, — ответила Полли. — Да-да-да, я только... пальто, Вырвиглазку и мамочкино колечко,угу? Ой.
— Ой?
— Оно у Билла в ящике. Урод не отдаст, — погрустнела принцесса-найденыш.
— Об этом не волнуйся. Собирай вещи и подожди в правом углу
Через десять минут мы шагнули в тень держась за руки. Красное пальтишко Полли нуждалось в починке, как и кукла Вырвиглазка. Но главное — под капюшоном теперь светилась улыбка маленькой девочки, сжимавшей в кулачке кольцо мамы. Больше она не будет плакать. Никогда, пока сама не захочет.
В одном я был уверен. Она заставит рыдать сотни людей. Скоро правда перестанет быть тайной, а наша кастрюлька мести давно переполнена и варево норовит вырваться на волю.
Я вздохнул, представив разговор со своими. Думаю ма одобрит. Впрочем ей ли не знать насколько младший упрям, когда что-то необходимо. А сегодня фея Свист сказала «решено» и согласилась с мистером топором. Мешок за моей спиной был тяжел и потихоньку пропитывался кровью. Старику Биллу пришлось значительно укоротиться, чтобы войти туда целиком.
Наша кошка Ужас-ужас умерла от старости на прошлое новолуние. Возможно эта девочка даже лучшая альтернатива из утешений, возможно это судьба, о которой прицокивала миссис Хурма. Полли не видит во мне чудовище страшных сказок человечьего народа. Потому что она одна из нас.
Мы не добро. И не зло. Всего лишь, те, кто был здесь всегда, так раньше насколько возможно, даже Сун неведомы имена первых нас. Мы приходим из тьмы и убиваем. Всегда. Из темноты, которую благоразумней бояться. Изо всех сил и криков. Потому что мы там. Мы есть. И довольно скоро.