— Кто-то считает, что разум и душа — это нечто разное. Но разве можно всерьез верить таким домыслам? Судите сами, разум ощутим, мы его чуем каждое мгновение, ведь человек просто не может не думать! А душа? Иногда она как будто где-то там ощущается, еле-еле, чуть-чуть. Так не проще ли признать ее просто игрой разума, который есть всегда? Одной из многих-многих его забав?!

Зачем имея предмет, который хорошо чуешь, добавлять к нему еще один, якобы невидимый и неощутимый? Вот у меня в руках белый шарик, будем считать, что он — и есть разум. Вот я его глажу и чувствую его полированную поверхность (проводит рукой по шарику), его тяжесть (взвешивает на руке), его вкус (лижет языком), точнее — безвкусность. Наконец, я его просто вижу! (Подносит к глазам). Да, он — белый, немного блестящий. Кто хочет, может сам убедиться! (Протягивает шарик к зрителям).

И вот, представьте, я добавлю к этому шарику еще один, невидимый. (Держа шарик в левой руке, правой он изображает, будто поглаживает еще один шарик над первым). И что теперь у меня есть? Скажите, два шарика? Выходит, я стал богаче?

Но не тут-то было. У второго шарика нет веса, а когда я его глажу, рука проваливается прямо в него. У него нет и твердости! Нет у него и вкуса, запаха, цвета. У него вообще ничего нет. Его наличие ничего не добавляет к тому, что у меня уже есть, а отсутствие ничего не отнимает! Вот, смотрите (кладет правую руку на белый шарик сверху). Все осталось, как и было, кто же с этим не согласится?!

Конечно, люди сделали много-много открытий — колесо, паровой двигатель, ракету, самолет. Но… Не менее важное открытие сделал мудрец Оккама, сказав, что не надо прибавлять к тому, что видишь и о чем все знаешь еще каких-то как будто невидимых и неощутимых, а на самом деле и не существующих двойников. Такая простая идея привела в порядок мышление человека, и он смог изобрести много-много вещей!

У разума есть домик, и мы хорошо знаем, где он! Это — мозг!

Доктор Кащенко откладывает шарик и складывает руки ладонями вверх. На них сверху сцены спускается светящийся муляж головного мозга человека.

— Вот он, домик разума! Каждая его клеточка — это частичка сознания, которое выбравшись отсюда может нарисовать что угодно, хоть даже и душу, которая ему — ни к чему. И разум, выходя отсюда через человека, творит все прекрасное, истинное, доброе, что есть на белом свете!

За спиной доктора сверху опускается макет здания в стиле классицизм с портиками и колоннами. Кащенко оборачивается и кричит:

— Вот он, дар разума!

Играет торжественная музыка. На сцену выходят люди с чертежными досками и листами ватмана. Принимаются чертить различные чертежи. В глубине сцены взлетает ракета, наверху кружится самолет. По сцене ездит множество моделей различных машин. На сцену накладываются проекционные картинки городов. Машин делается все больше, число ракет и самолетов так же растет в прогрессии. Одновременно чертежники принимаются чертить все быстрее и быстрее. Так же ускоряется и музыкальное сопровождение.

Мир машин и чертежников отделяется белым занавесом с нарисованным шаром, перед которым стоит Кащенко. За его спиной сквозь занавес видна неявная игра теней.

— Разум нуждается в защите! (Шепотом). Его необходимо оберегать от поломок, вернее, от тех, в ком он поломался (ломает муляж мозга). Ведь мы пока не знаем, отчего он может сломаться, и как он ломается. Я изучил множество мозгов, в которых обитало поврежденное сознание, но не обнаружил в них никаких повреждений (сверху спускается микроскоп, и Кащенко разглядывает сломанный муляж мозга). Ничего, ничего тут не найти! Потому и не назвать это болезнью, ведь у всякой болезни, как у птицы, должно быть гнездо, а у болезней разума его — нет!

На веревке к Кащенко спускается шприц, размером с его рост. Он берет его как копье и грозит им в разные стороны.

— Но мое дело — солдатское. Я призван защитить мир разума, и я уберегу его!

Жесты профессора делаются все более угрожающими, и он, поигрывая шприцом, как копьем, рвется в сторону зрителей. Из шприца вылетают струи соленой воды, брызги которой достигают зрительных рядов.

— Я защищаю разум! — кричит он, уже бросаясь на первый ряд зрителей.

Его останавливает грохот со стороны с сцены. Профессор оборачивается и видит, что занавес рухнул, обнажив защищаемый им мир. Только мир этот сделался иным. Все, прежнее, что скрылось за занавесом — бесследно исчезло.

В центре сцены сверкает табло, по которому бегут цифры. А по сцене ходят существа, у которых вместо голов — шары, набитые цифрами. Шары пульсируют. Они становятся то больше, то меньше, в зависимости от цифр на табло. При каждом писке со стороны табло, который сопровождает перемену цифр на нем, существа вздрагивают, и хватаются за свои шары-головы.

Доктор Кащенко роняет шприц и безмолвно смотрит на сцену. Пятится и падает…

— Разум… — стонет он.

Занавес

Андрей Емельянов-Хальген

2011 год