Номер! — выкрикнул кто-то из шеренги. Номер — строгий порядок. Как приговор. Как старая детская считалочка. Только считать здесь будет Смерть. И с цифрой 6, извиваясь змеёй по выщербленному кафелю, уползать в закоулки темных служебных помещений.

Толпа смеющихся калек / Плюёт в горбатую витрину. Так ли уж чиста стеклом она? Так ли уж безупречна горбатая изогнутость ее линий? Толпа видит в ней толпу, люди — людей, нелюди — людей, грустный человек хотел бы видеть того, кто разделит с ним его печать, кому можно рассказать все. Но смеющиеся отражения беззвучно открывают рот, и каждое спешно тянется рукой к земле, чтобы первым поднять и кинуть камень...

Калеки души.

Все там будем. Были и есть. Пустое. Давящее. Место.

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся… Ангелы в твоей голове так чисто поют, словно не видят, как обуглились вокруг сердца. А что плохого в том, что мы испытываем чувства? Ненавидим, обижаемся, смеемся… Каждое из чувств оставляет на сердце свою крошечную отметину. Каким же сильным должно быть чувство, чтобы сердце покрылось черной коркой угля, не давая все еще живой своей середине подпитки! Калека внутри тебя. Сердце-калека. А ангелы все поют и поют, и ведут тебя на подвиг. И помыслы твои чисты, как и руки. И ноша не тяжела. И дым из трубы исцеляюще свеж. Ищущий да обрящет. Котельная №6 — крематорий души.

Смех, грусть, злоба, уныние, гнев, зависть, страх… Тайна без определенного номера, которую я второпях погружу на старую тележку, завалю дровами, прикрою сверху серым одеялом. И пойду своей дорогой, согнув расстроенную спину, чтобы сжечь все в огненной гиене Котельной.

Никто. Никогда. Не узнает.