Прыжок…

«Мама… я иду к тебе…»

Перед глазами Абиры начали проноситься обрывки ее прошлой жизни, в которой ей удалось погостить не так уж долго. Картинки пролетали перед ее глазами со скоростью взмаха крыльев бабочки, но они были вполне отчетливы. Вот она сидит на опушке леса, отдыхая после долгой прогулки… Вот из леса выходит ее отец — не очень высокий атгард с гривой белых, словно снег, волос, забранных сзади в хвост… Улыбается ей… Подкидывает в воздух и с поразительной ловкостью ловит и приземляет к себе на плечо…

— Папа, какой ты ловкий!

— Я еще и не так могу, — усмехнулся отец. — Только маме не говори, хорошо?

Беловолосая девочка утвердительно кивнула.

— Устала?

— Немножко…

— Ничего, снежинка, скоро привыкнешь. А сейчас мы сделаем вот так, — атгард подкинул девочку плечами, присел и поймал за ноги, усадив на плечи. — И теперь можно идти домой.

— Ура!

Всю дорогу назад отец и дочь пели песни, громко смеялись, спорили, дурачились и болтали о всякой всячине. И все, кто проходил мимо, не могли не остановиться хотя бы на мгновение, чтобы посмотреть на эту идиллию. Крепкие узы между отцом и сыном — далеко не редкость, особенно у северян-атгардов, но вот чтобы отец и дочь…

— Что, Декстер, нагулялись? — окликнул их кто-то на рыночной площади.

— Ага! — ответила девочка. — Папа меня всю дорогу от леса нес!

— Не тяжело?

— Нет, Сэйдзо, — ответил Декстер лавочнику. — Она у меня легкая.

Сказав это, он подбросил девочку на плечах, и та, смеясь, зарылась в снег его волос.

— Ну, удачи вам!

— Спасибо, Сэйдзо.

— До свидания!

Так они шли, пока, не дойдя квартала до дома, он не снял девочку с плеч. Все-таки становится немного трудно…

— Ну, как? Понравилось?

— Очень! — отозвалась девочка. — Пап, а давай туда еще завтра пойдем!

— Завтра, — Декстер немного поколебался. — Завтра я буду занят, малышка, но как только освобожусь — обязательно сходим, хорошо?

— Угу!

— Ну, пойдем. Мама нас уже заждалась, наверное…

И вот уже показалось родное их подворье, когда им навстречу вышла молодая женщина в простых домашних одеждах из грубой ткани. На ее утонченном лице с карими глазами, обрамленном каштановыми волосами до плеч, играла радостная улыбка. Нагулялись…

— Келла! Мы пришли!

— Мама! А папа опять не туда свернул!

— Да ну? — смеясь, отозвалась мама.

Мама…

Короткий всплеск — и воды сомкнулись над Абирой. Дальше дело было уже за малым.

«Мама… Я иду к тебе…»

А над гаванью Сэмпхён уже занимался рассвет.

— Господин Окуниши! Там, на берегу…

— Что у вас там? — оборвал слугу дворянин в богатых черно-желтых одеждах.

— Утопленница, господин. Запуталась в сетях рыбаков, что промышлять вышли с утра… Вот, подумал, что вам лучше взглянуть…

Советник Орен Окуниши не любил, когда его отвлекают, особенно от таких важных дел, как созерцание восхода, но то, что происходит на территории его поместья, всегда касалось его напрямую. Поэтому он приказал слуге немедля отвести его на берег. Уже через несколько минут они оба были внизу, на песчаном пляже, где уже успела собраться толпа зевак. Слетелись, подумалось ноблю, как вороньё…

— А ну, расступитесь! — раздался крик слуги. — Дорогу советнику Окуниши!

Гомон стих, и толпа расступилась, пропуская богато одетого тэндзина с мечом за поясом, и вот глазам Окуниши предстала молодая девушка-атгардка, запутанная в сетях. Нобль подошел поближе, чтобы лучше рассмотреть несчастную. Утопленница была хороша собой — острые, но приятные черты лица, точеная фигурка, гармоничное телосложение, большие округлости… На утопленницу не очень похожа — еще не успела посинеть. Да и личико несчастной, несмотря на бледноту, еще не успело полностью потерять румянец. Недолго думая, мужчина вынул меч из ножен.

— Господин! — тут же запротестовал слуга. — Вы же не собираетесь…

— Это не то, о чем ты подумал, Займоку, — отозвался Окуниши и поднес клинок ко рту девушки.

Ее грудь не двигалась, но при виде запотевшей стали он облегченно вздохнул.

— Она еще жива… Ты, — Окуниши указал на кого-то в толпе, — Беги за лекарем. А ты, — обратился он уже к Займоку, — Отнеси ее в дом. И пусть ее обсушат, обогреют… В общем, действуй, да поживее! — и несколькими ударами меча разрубил сети.

Темнота, сковывавшая взор, начала рассеиваться. Абира открыла глаза и попыталась осмотреться, насколько позволяли силы. Вокруг — стены из обклеенных плотной бумагой створок. Справа от нее стояла курительница с благовониями, бутылочка с маленькой чашкой-пиалой и глубокая чаша, из которой веяло чем-то вкусным. Девушка приподнялась и, вооружившись ложкой, начала уплетать за обе щеки предложенный ей рис с жареным мясом и овощами.

«Ммм… Не знаю, кто хозяину этого дома готовит, но делает он это просто замечательно!»

И настолько она была поглощена трапезой, что не услышала, как за спиной открылась раздвижная дверь, и мягкий, но властный мужской голос произнес:

— Еда поглотила ее настолько, что она поглотила еду.

Абира обернулась и чуть не поперхнулась от неожиданности. У входа в комнату стоял коренастый, крепко сложенный тэндзин, облаченный в черные шаровары, черную шелковую рубаху и желтую безрукавку поверх нее. Девушка почувствовала на себе его взгляд из-под высокого лба и смущенно отвернулась. С набитым ртом, к тому же…

— Да ты ешь, не стесняйся, — продолжил он. — Ты пролежала без сознания весь день. Неудивительно, что ты так голодна.

— Простите, — пробубнила девушка и, проглотив, продолжила. — Я, наверное, много хлопот вам доставила…

— Не беспокойся, ты ничем меня не обременяешь. Благо, все не так серьезно было. Непонятно только, почему нужно было сводить счеты с жизнью.

— Знали бы вы, — глаза Абиры потускнели. — Чего я натерпелась…

— Несчастная любовь?

— Любвеобильный хозяин. Хлебом его не корми, дай только затащить в постель все, что движется.

— Даже так?..

— Сперва подарками осыпал… Потом начал домогаться… Угрожал… А потом… Обесчестил…

Комнату наполнили короткие всхлипы, и девушка, плача, отвернулась.

— О, боги, ну почему я не умерла?! Почему я должна нести дальше этот позор?!

— Твое время еще не пришло, — голос благодетеля успокаивающе обволакивал ее. — То, что не убивает нас, делает лишь сильнее. И ты осталась жива, потому что тебе нельзя было уйти вот так.

Абира подняла заплаканные глаза. Взгляд, который она встретила, был полон тепла, сочувствия и надежды. Интересно, на что…

— К тому же, — продолжил он. — Я человек влиятельный, так что сочту своим долгом помочь тебе.

— А…

— Нет, не думай об этом. Ты ничего не должна.

Девушка успокоилась, но теперь она была исполнена удивления.

— Нет… Так не бывает…

— Бывает. Ведь все, что несправедливо по отношению к одному, есть угроза и для других. А моя задача — устранить эту угрозу.

— Вы, — Абира замялась. — Я вам очень признательна…

— Не стоит, — улыбнулся в ответ тэндзин. — Да, и, наверное, мне следовало сперва представиться. Орен Окуниши.

— Абира, — представилась девушка.

— Очень приятно. Кстати, если хочешь, можно продолжить трапезу в более удобном месте. С моей террасы видно всю гавань. Очень красивый вид.

Абира снова замялась.

— Ну… Если вы не против, конечно…

Нобль не солгал — терраса и впрямь была великолепной, равно как и вид с нее. Усаженная маленькими кустиками и сосенками вперемежку с искусно расставленными камнями, она очень естественно смотрелась вместе с дикой стороной бухты, куда светозарно-медным диском опускалось солнце, окрашивая небо и воду в цвет спелой облепихи. Красоту сего вида нарушали лишь рыбацкие лодки, вышедшие на вечерний промысел, коих было немного — лишь несколько челноков стояли смирно на зеркальном полотне моря. Был полный штиль, и только маленькое дуновение изредка колыхало волосы молодой атгардки.

— Здесь и вправду очень красиво, господин Окуниши.

— Я же говорил тебе, — улыбнулся тэндзин. — Люблю здесь бывать, любуясь на закат. Хотя, может быть, ты предпочитаешь более суровые пейзажи…

— Всякому разумному существу присуще чувство прекрасного. И в северных скалах, и в южных степях всегда есть нечто, на чем останавливается глаз.

— Это правда. Но не во всех это открывается.

— Я поражена, — Абира повернулась к благородному собеседнику. — И польщена найти вас таким эстетом.

— Можно сказать, что это взаимно, — ответил Орен.

Их глаза вновь встретились. Точно так же, как и в тот момент, когда неудачливая утопленница пришла в себя. Но не было уже неловкости во взоре Абиры. А что же?..

— Бивни черных скал, — тихо молвил тэндзин. — Ревущие северные воды и снежные шапки на горных пиках… Я тоже это видел. И снова вижу эту суровую утонченность…

— Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — зарделась девушка, чувствуя нарастающее сближение.

— То же я могу сказать и о тебе, — ответил Орен прежде, чем их губы встретились.

Абира вздрогнула и замерла ненадолго от неожиданности, но, наконец, совладала с собой, закрыла глаза и ответила ноблю. Прошло еще несколько мгновений, пока они не оторвались друг от друга.

— Я хочу отблагодарить вас, господин, — шепнула девушка тэндзину на ухо. — Но не здесь…

Шелест спадающих одежд заполнил просторную комнату. Двое находились сейчас друг у друга в руках. В буквальном смысле. Абира и Орен, сплетясь в страстных объятиях, щедро одаривали друг друга нежными ласками, освобождая друг друга от искусно сотканных пут одежды. Сама же девушка, однако, не слишком торопилась.

Окуниши был известным воином-мечником, кроме всего прочего — об этом говорили прекрасно сложенное тело и несколько шрамов на плечах и груди. Чтобы раздразнить посильнее своего благодетеля, Абира сбросила с себя синюю безрукавку, отдав без боя скрывавшееся под ним богатство на милость победителя. Но все еще не торопилась…

А он настойчив. Надо с этим что-то делать… Тем более, что он сам опрокинул ее на спину. Она заставила его оказаться снизу, перехватив инициативу. Нежно целуя его шею и лаская его уши, Абира вынула длинную иглу, скреплявшую ее набедренную повязку, и крепко прижалась к Окуниши, страстно поцеловав его в губы.

Следующий шаг занял не больше мгновения. Стон вырвался из уст нобля, но его лицо исказила боль.

Охранник, шедший мимо их покоев, тоже это заметил. Руки инстинктивно потянулись к мечу на поясе, и клинок уже слегка щелкнул, выходя из ножен. Ответом ему были страстные женские вздохи, перешедшие в полный сладостной истомы крик. Ложная тревога… Чертыхнувшись про себя, страж оставил меч в покое и пошел дальше, позволив себе легкий смешок.

Ну, силен…

Закончив изображать сладострастие, Абира слезла с начавшего остывать тела.

«Мда… Слишком уж просто».

Крови почти не было. Лишь маленькая струйка начала стекать из уха, куда девушка ударила длинной иглой для отделки кожи. Девушка сняла с шеи кулон, в котором была скрыта маленькая склянка, открыла крышечку и, стерев кровь, вылила на рану немного красноватой жидкости, которая вмиг зашипела, закрывая рану. Минута — и не было и следов убийства. Абира облизала иглу, освобождая ее от крови, и неторопливо стала одеваться. Теперь осталось дело за малым — опустить мертвецу веки, чтобы окончательно замаскировать все под естественную смерть, и выбраться отсюда. На первое ушла самая малость. А вот второе было уже сложнее — весь дом был напичкан охраной. Окно… В принципе, неплохо. Девушка выглянула из окна. Второй этаж, во дворе, вроде, никого, у ворот двое… Уже легче.

Абира выгнулась и вскоре оказалась спиной к стене, держась руками за оконную раму. В таком положении долго не провисишь, но более чем достаточно времени, чтобы сгруппироваться. Хватка ослабла и исчезла через пару секунд. Немного свободного падения, толчок ногами от стены, мягкое торможение руками, кувырок — и вот мы уже на земле. Убийца быстро огляделась. Вроде, никто не заметил. Только уходить через главный вход… Впрочем, так будет меньше подозрений. Взяв себя в руки, она потянула кольцо на себя, открыв дверь в воротах.

— Куда-то направляемся, госпожа?

Охранники… Может, что-то заподозрили? Так, не оборачиваться…

— Да, — ровным голосом отозвалась Абира. — Ваш господин много сделал для меня, пора бы уже и честь знать.

— Ну, что ж, удачи вам. И больше не топитесь.

— Спасибо.

Девушка шла ровным шагом, пока усадьба не скрылась из виду. Только тогда она позволила себе побежать. Две мысли сейчас вращались в ней по кругу. С одной стороны, все, вроде, хорошо — она же выполнила задание. А значит, ей за эту мразь хорошо заплатят. Но что если те двое ее раскрыли и послали погоню?

Ощущения обострились — рядом был какой-то шорох. Абира резко развернулась, ожидая атаки невидимого врага. Но вокруг был лишь лес. И у этого леса явно был зуб на девушку. Кто-то зарычал сзади, изготовившись к прыжку. Стремительная, яростная атака, от которой Абира едва успела уклониться. Миг — и между ней и волком было лишь несколько шагов. Еще пара секунд — и хищник вновь атаковал. Челюсти яростно щелкнули около горла, но новой атаки не последовало — приземлившись, зверь стал увеличиваться в размерах, в довесок еще и линяя на глазах. Перевертыш? Где-то мы такое уже видели, подумалось девушке.

— Все еще пытаешься меня загрызть? — усмехнулась Абира, когда перед ней встал атгард средних лет в темно-серых одеждах наемного убийцы.

— Ты же знаешь, — ответил асассин-перевертыш, изображая довольную усмешку на испещренном шрамами лице. — Однажды я должен буду это сделать.

— Долго ждать придется, Сиг. Я ведь не провалила задание.

— Ладно, — оборвал ее Сиг. — Как все прошло?

— Все было слишком легко. Он же мужчина, в конце концов.

— Никто ничего не…

— Никто и ничего. Я сумела избежать лишней крови.

— Расскажешь все Такеде, — заключил мужчина. — Пошли.

И они углубились в лес. Прошла где-то еще пара часов, пока они, наконец, не вышли к заброшенному монастырю. Абире пришли на ум свитки, которые она читала еще несколько лет назад. Когда-то здесь было место поклонения Одному из Десяти, Рюгами Божественному Дракону. И монахи монастыря славились своей мудростью и лаковыми шкатулками, которые ценились очень высоко. Но во время опустошительной гражданской войны во время Второй Империи монастырь был разграблен. И долго он стоял пустым, пока не стал тем, чем стал — школой шиноби Кусанаги-рю и илимсенской гильдией наемных убийц.

Абира и Сиг миновали полуразрушенные ворота, направившись по ступеням к молельне, где их уже ждали. Тэндзин, стоявший к ним спиной, развернулся. Лицо, на котором отпечатались возраст и опыт, обрамляли короткие, но уже редеющие волосы. Внимательные глаза смотрели на двоих в упор.

— Итак, — глубокий, слегка грубоватый, но проникновенный голос, казалось, брал обоих в тиски. — Я жду твоего отчета, Абира.

— Все прошло более чем гладко, — ответила девушка. — Мне без труда удалось им овладеть. Дальше дело оставалось за малым.

— Тебя уличили в убийстве?

— Нет, никто ничего не заметил. Я ударила его иглой в ухо, а затем зельем закрыла рану. Если они и догадаются, что Окуниши убили, то лишь спустя очень большое время. Охрана тоже ничего не заподозрила.

— Хм… Интересно, — задумчиво произнес Такеда, оценивающе кивая. — Сиг, ты подтверждаешь ее слова?

— Да, учитель, — поклонился атгард.

— Отлично, — молвил глава Кусанаги-рю. — Хорошо сработано. Теперь эта мразь больше никогда не будет вызволять преступников из тюрем за деньги. Плату за задание получишь утром. Но сейчас ты получишь новое задание.

— Я вся внимание, учитель, — поклонилась Абира.

— Мне нужна голова одного человека. Его имя…

* * *

Клинок разрубил позвоночник пополам, и скелет упал на каменный пол, рассыпавшись на мелкие кости. Кадзе развернулся, готовый принять еще один удар — на него шли двое неупокоенных.

— Игнис маари! — воскликнул молодой патрий, выбросив руку вперед.

Струя огня обдала упырей, и те начали метаться, сгорая, как лучины — их иссушенные тела были праздничным подарком для магического пламени, исторгнутого боевым магом. Больше никого не было, о чем свидетельствовала звенящая тишина, заполнившая комнату склепа. Кадзе огляделся. Кроме тех, кого он упокоил заново, нежити больше не осталось. Вроде, все.

— Кенджи! Алесса! Где вы там ходите?

— Ну, кое-кто уже здесь, — послышался голос сзади.

— Ты когда-нибудь перестанешь появляться таким образом? — посетовал Кадзе, оборачиваясь.

— Не-а, — на лице молодого тэндзина играла довольная улыбка.

— Что, стал Перстом Императора — и привилегий сразу прибавилось? — улыбнулся патрий.

— Навыки нуждаются в действии, сам знаешь. Иначе они притупляются.

— Ну, знаешь ли…

— Ладно, перестаньте, — в проеме показалась лесная эльфийка. — У меня тоже все.

— Молодец, Алесса, — ответил Кадзе. — Полагаю, можно уходить. Больше ничего здесь нет.

— Уходим, — Алесса огляделась. — Чем дольше мы здесь находимся, тем…

— Понял.

Как только трое вышли из гробницы, Кадзе обернулся ко входу и, вынув из-за пояса кусочек мела, начал наносить на опоры какие-то символы, коими за минуту был испещрен весь вход. Кенджи и Алесса наблюдали это уже три раза за этот месяц — их друг исполнял ритуал Заточения.

— Экзаро эрауди каэлас, дивинокте инглорайвис эрайо, соларимайвэ орба райнис… Властью, данной мне Архангелом Тал Намарном Светочем Мира, воителем о Свете и радетелем за справедливость, я, Холзварт Сабан, рыцарь-Присягнувший Ордена Успокоения, налагаю Печать на это место и заточаю всех нечистых, что посмеют пробудиться здесь. Прайови, инглорайвис, экзосте!

Письмена полыхнули белым светом, и этот свет протягивался между символами, словно бесчисленные нити, сплетавшиеся в некое подобие паутины. Вскоре на путах проступил магический символ — Святая Печать. Вспышка — и все исчезло. Не осталось видимых следов заклятия, однако сам барьер явно обозначал свое присутствие легким теплом, которое источалось всеми опорными балками.

— Этого должно хватить, — сказал Кадзе, заканчивая ритуал. — Ничего серьезного же здесь не было.

— Ну, я, кроме пары-тройки скелетов и одного упыря, больше ни с кем не столкнулась, — Алесса задумчиво наклонила голову.

— Я тоже, — подтвердил Кенджи.

— Значит, проблем быть не должно. Пойдем отсюда.

И маленький отряд направился к деревне.

— В склепе больше никого и ничего не осталось. Мы разобрались со всей нежитью.

— Вы уверены, что мы в безопасности, сэр Сабан? — осторожно спросил староста деревни. — Они ведь могут ожить вновь.

— Исключено, — возразил Кадзе. — Впрочем, даже если это и произойдет, вам опасаться нечего. Я запечатал вход в могильник ритуалом Заточения. Если кто-то там и оживет, выйти уже не сможет — барьер сожжет его дотла.

— Хвала Десяти, — облегченно выдохнул старик. — Вы спасли нас от верной гибели. У нас и так был неурожай, а тут еще и эта нежить…

— Мы рады, что смогли помочь вам, — вставила Алесса. — Мы как раз…

— К сожалению, мы не можем вам щедро заплатить, — замялся староста, вынимая из-за пазухи кошелек, в котором не очень-то и звенело. — Пятьдесят глоров золотом, возьмите. Это все, чем мы можем отплатить вам.

— Ну, спасибо и на том, — отозвалась эльфийка и потянулась, было, за деньгами, как на ее запястье легла рука Кадзе.

— Нет, — остановил ее патрий. — Мы не возьмем денег. Да, мы наемники, но вам эти деньги нужнее. Потратьте их лучше на провиант.

Реакция не заставила себя ждать. Причем у остальных сразу. У Алессы нервно задергалась бровь, и ее кожа слегка покраснела, лицо же передавало смесь недоумения, разочарования и зарождавшегося негодования. Старик же был несказанно тронут поступком своего благодетеля — его выражение лица так и говорило: «Не перевелись еще добрые люди. И не перепились, чтоб меня вывернуло да развернуло через спину да через седалище…». И только лицо Кенджи оставалось невозмутимым.

— Да охранят вас Десятеро, благородные господа, — смущенно пробормотал староста, отвешивая поклон. — Наша деревня не забудет того, что вы сделали.

— Не стоит благодарности, уважаемый, — ответил молодой патрий. — Я лишь…

— Тем не менее, мы отблагодарим вас. Вам выделят лучшие комнаты в нашей харчевне, где вы можете оставаться столько, сколько захотите, и вы ни в чем не будете нуждаться. О лошадях не беспокойтесь — наш конюх накормит их и напоит в стойле.

— Спасибо за заботу, — ответил Кенджи.

— Это вам спасибо, — староста отвесил еще один поклон и скрылся за дверью своей хижины.

Кадзе развернулся и пошел к харчевне. Кенджи и Алесса спокойно последовали за ним… Впрочем, не совсем спокойно.

— Знаешь, Кадзе, я, конечно, уважаю твое благородство, — начала девушка. — Но тебе не кажется, что…

— Нет, не кажется, — оборвал ее Кадзе. — Посмотри на них, Алесса Они же еле-еле концы с концами сводят.

— Тем не менее, мы сами близки к этому. Если так продолжится еще пару-тройку недель, мы просто по миру пойдем!

— Алесса, они нас сами накормят, напоят и спать уложат, — не сдавался он. — И мы им ничего не будем должны. Это тебя устраивает?

— Да, но…

— До Танлуна нам денег хватит, — включился в разговор Кенджи. — Не кипятись.

— Кенджи! И ты туда же?!

— Поставь себя на их место. Если бы ты недоедала каждый день, чтобы завтра было больше еды, а тут тебя вытаскивают из переплета, да еще и денег за это не просят — что бы ты почувствовала тогда?

Мда…

— Да, ты прав, — эльфийка, похоже, начала сдаваться. — Только…

— Нет, не злоупотребляю, — вставил Кадзе.

— Может, перестанешь уже обрывать меня на половине фразы? — возмутилась Алесса.

— Может, я уже читаю твои мысли? — парировал патрий.

Девушка фыркнула. Тоже мне, телепат…

«Это уже что-то, да?»

Еще один телепат на мою голову, подумала эльфийка.

«Все ведь очевидно».

«Да ну тебя да с мифами», — Алесса отослала от себя все мысли и направилась за остальными в харчевню.

«Прошло, казалось бы, совсем немного времени — всего лишь месяц. Я был между молотом и наковальней до того дня. Множество раз. Я был убийцей и был добычей. Смерть была моей союзницей, но она и предавала меня. Мир был похож на поле боя, и вместе с тем я был похож на загнанного в угол зверя. И так изо дня в день… пока я не потерял память. Я до сих пор многого еще не помню. Например… Кем была моя мать? Кто и как допустил, что я оказался на пути разрушения? Скольких еще я убил до резни в Хи’саране? И таких вопросов — великое множество. И Кайри… Знала ли она, кем я был? Вполне возможно. Но ведь она смогла меня принять. Ведь в тот момент безжалостный убийца, коим был Холзварт Сабан, погиб. Исчез, казалось бы, бесследно. И появился Кадзе. Появился, благодаря ей. И я был рад этой новой жизни, хоть и не понимал ничего. Но кому прошлая жизнь дает покой, отцепившись, словно пиявка, распухшая от выпитой крови? Смею вас уверить — никому. Все стало возвращаться, норовя при этом меня убить. И снова Кайри меня спасла. Заплатив за это своей жизнью. И снова я стал добычей. Но все мои стычки со смертью кончались моим успехом. С таким постоянством, что это стало проклятием. Память о бытии Холзварта Сабана возвращалась и ужасала меня. Я стал ненавидеть ее и боялся ее. Но бороться с ней было бесполезно, ведь она всегда побеждала. И она однажды взяла верх надо мной. И что было бы потом — лишь Десяти известно. Если бы не появились они. Нет, я не об Императоре и его супруге. До встречи с Кенджи все асассины, с которыми я сталкивался, были движимы лишь одной целью — убить меня. Все, кроме него. Редко в ком из них сегодня можно встретить благородную душу. Этот молодой шиноби — как раз из таких исключений. В схватке с моим учителем он не раз и не два прикрывал мне спину. И за весь этот месяц он показал себя не только умелым бойцом, но и верным боевым товарищем. Но отдать должное за мое возвращение к жизни стоит именно ей…»

— Кадзе, — услышал парень голос эльфийки. — Ты есть будешь?

— Извини, задумался, — ответил он и принялся есть предложенное рагу…

…чувствуя на себе взгляд Алессы.

Наверху, в одной из комнат, в полном уединении, сидя на полу, медитировал шиноби. Полную тишину нарушало разве что еле слышное дыхание. Кенджи закрыл глаза и невидящим взором всматривался куда-то вдаль. Туда, где была вечность.

Миллионы белых всполохов проносились мимо. Тэндзин летел между ними с большой скоростью, как маленький метеор в бесконечном звездном дожде, но не сгорал. Как будто он на миг умер, несясь в огромном Потоке Душ. И теперь он летел быстрее — всполохи слились в единый белый поток. Он продолжал ускоряться. В ушах звенело. А полет все длился и длился… Пока яркая вспышка не разрезала надвое его сознание.

И он увидел.

— Все еще дуешься из-за моего решения?

— Уже нет, — ответила Алесса. — Но иногда неплохо бы отодвигать рыцарский кодекс куда-нибудь подальше.

— Значит, все-таки дуешься, — рассудил Кадзе, закончив есть. — Но ты же сама видела, что у них творится, и что им приходится терпеть.

— Мы сами близки к этому положению. И в мире всегда найдется кто-нибудь, который захочет с корыстью использовать твое благородство.

— Кенджи уже сказал, что до Танлуна нам денег хватит. А там в любом случае подвернется какая-нибудь работа.

— До Танлуна идти еще три дня, и это ближайший к нам город. И единственное поселение в округе.

— Нас снабдят едой и дадут свежих коней. И ничего мы за это не будем должны.

— Да, здесь нам повезло, — не сдавалась Алесса. — А могло и не повезти.

— Но ведь повезло же, — ответил Кадзе. — Фактически, это лучший прием, который был за все десять деревень, где мы заново упокаивали нежить. Если бы ты взяла деньги, нам бы это обошлось гораздо дороже. И дело не в бедности деревни.

— А в чем же?

— В отношении к приезжим, конечно же. И к деньгам, соответственно. Если какой-нибудь купец, который останавливается на постоялом дворе, скуп, как гном на добыче, или не в меру расточителен, хозяин всегда найдет возможность выжать из клиента лишнюю пару-тройку монет, даже ели он что-то делает для города или деревни. Они же просто нашли лучший способ нас отблагодарить, и в этом, кстати, есть выгода и для нас, и для них.

— Ты разговариваешь, как купец, — заметила эльфийка.

— Смотрю, дело не только в деньгах, — отозвался Кадзе. — Вернее, не в них вовсе.

— А в чем же?

— Подумай сама, — юноша встал из-за стола. — Я буду у себя, если что.

Алесса не нашла, чем ответить. С одной стороны, она бы с радостью запустила в него вот этой кружкой, где когда-то плескалось пиво (Кенджи, кстати, на ней и остановился, приговорив перед этим еще восемь пинт). С другой — молча вышла бы из харчевни. Или же…

«Всерьез и надолго встряла, да? И ты ведь знаешь, что он прав», — ехидно заметил пояс. Алесса не придумала ничего умнее, чем послать мысляще-вещающий аксессуар подальше. На что тот лишь ухмыльнулся. Мысленно, разумеется.

Кенджи встряхнуло, и он резко открыл глаза. И обнаружил себя лежащим на полу в холодном поту. Еще где-то полминуты он лежал и, тяжело дыша, пытался вернуть себе осознание реальности.

Так, сперва успокоиться. Выровнять дыхание и пульс. Малая форма Кольца Воды… Шиноби сплел пальцы у живота в одном из простейших магических жестов, глубоко вдыхал и с шумом выдыхал воздух, позволяя сердцу ослабить свой бег на месте. Через минуту, успокоившись, он поднялся. Огляделся. В комнате пусто. Но, несмотря на спокойствие, ощущение опасности никуда не пропало. Кенджи подошел к кровати и выхватил вакидзаси, лежавший у изголовья. Огляделся с вытянутым клинком. Снова ничего. Тогда откуда это легкое покалывание в голове? Связано ли это с видением, посетившим его? Или же здесь все-таки кто-то есть?..

Шиноби резко развернулся и швырнул сюрикен в окно. Металлическая пластинка о четырех концах со стуком воткнулась в дерево. Снова пусто. Ну, не сходит же он с ума?!

Нет, все-таки не сходит. Какое-то движение в ветвях. Не дожидаясь, пока этот таинственный кто-то прыгнет куда-то еще, Кенджи швырнул еще пять сюрикенов веером. Снова деревянный звук.

— Валтах, — выругался тэндзин и прыгнул из окна к дереву подобрать сюрикены. Первый, второй, третий, четвертый… Погодите-ка. Следы крови на пятом. И кровь не звериная. Что ж, опасения были оправданы.

«По крайней мере, я его спугнул».

Выдернув последнюю метательную звезду из ствола, Кенджи вернулся в комнату. Так же через окно. В комнате ничего не изменилось. Тэндзин вогнал вакидзаси в ножны и сложил сюрикены в подсумок к собратьям. Что ж, сегодня все спокойно. Перст Императора несколько раз вдохнул и выдохнул. Он снова спокоен.

Но что бы ни случилось, Кадзе и Алессе — ни слова. Ни о слежке, ни о видении.

До поры.

— Что вам угодно, учитель?

«Мне нужна пища. Нужны души».

Каменный эльф развернулся к поляне, где резвились двое детей. Две маленьких, еще не созревших, невинных души… Что ж, вполне неплохо.

«Иди, Драй’вас. Иди и выпей их души для меня. Докажи мне свою верность».

— Да, учитель.

И эльф размеренным шагом направился к детям.

— Поймал!

— Ни за что, Крис! Это было нечестно!

— Что, схватил за ногу — и сразу нечестно? — усмехнулся мальчик. — Хочешь победить — используй все, что можешь.

— Мы же договорились — только касание, — не унималась его подруга (или сестра).

— Что, мамочке расскажешь, Рона?

— Да чтоб ты сдох! — в сердцах крикнула Рона…

…не заметив вышедшего из леса каменного эльфа.

Несколько взмахов рук, резкий голос мага, два тонких вскрика — и все было кончено. На поляне остались лишь разбросанные багровые куски того, что было когда-то Крисом и Роной. Теперь — вернуть к жизни господина. Даже если он…