Начинал писать — выходила поэзия. Потом выяснил, что легче излагать прозой, и переменил привычку. Со временем и это куда-то ушло: ничего, кроме наблюдений не осталось.

Подъездная кошка Муська родила троих котят.

Фуфайкин узнал об этом первым. Вернувшись домой рано, он обнаружил, что его придверный коврик превратился в роддом. Муська залезла в наволочку, которую он надевал на кусок паласа, и вовсю производила потомство. Последнего, мокрого от пережитого котёнка Муська только что отпустила в жизнь. Фуфайкин не видел всего, что происходило в наволочке, но стоял, как молодой папаша под окнами родильной палаты.

Об этом чувстве ему ещё раз напомнила Капитолина, соседка из квартиры слева.

Фуфайкин открыл на поздний звонок в дверь и тут же был обвинён.

— Кошка эта подъездная родила. Гляньте-ка!

Фуфайкин глянул. Наволочка шевелилась и нежно мурлыкала.

— Кто привёл сюда кошку? — продолжала соседка развивать тему. — Теперь будет грязь! А вчера тут на ступеньках нагадили. Уборщица ругалась. Кошку надо убрать отсюда, — подытожила она. — Живёт в подвале, чего сюда притащилась? А котята вырастут — вот сколько грязи будет.

Фуфайкин позволял Капитолине продолжать свою речь, никак не реагируя. Ему было неловко, жалко кошку с котятами; он думал, что надо бы вступиться и разбавить соседкин монолог своими выражениями. Но молчал, с раздражением осознав, что робеет перед ней.

Поймав момент, когда Капитолина отвернулась к своей двери, Фуфайкин сделал быстрый и бесшумный шаг назад, в квартиру и захлопнул дверь.

Чайник превратился в гейзер, исторгая клубы пара и обжигающие брызги. Фуфайкин выключил газ. Чайник перестал булькать и в затихшей квартире стало слышно, что твориться за дверью.

Соседка уже общалась с жильцами третьей на этаже квариры, призывая хозяев утопить котят. Фуфайкин вспомнил: несколько дней назад Капитолина увидела во дворе малыша, гоняющего голубей. Она потрясла в его сторону своей палкой и решительно возмутилась «Животных надо любить!»

Теперь на этот же интонационный мотив исполнялось «Котят надо топить».

Она не нашла понимания у соседей. От кошачьих яслей в восторге не были, но и мешать им не собирались, «подрастут — сами уйдут».

Оставшись перед ещё одной закрытой дверью, Капитолина всё продолжала стучать палкой по площадке, вполголоса рассуждая о кошках, грязи и «котят топить».

Фуфайкин снова дёрнул замок на входной двери и шагнул на площадку.

— Утопите Вы, — предложил он соседке, посмотрев ей в глаза быстро и внимательно.

Фуфайкин мог бы опять оробеть от собственного действия, но не успел, потому что Капитолина не стала сопротивляться.

Та стала растерянной, словно шла по знакомому пути и вдруг налетела на непредвиденное обстоятельство.

— Я?.. Нет...Почему я?..

Теперь на её лице в полоборота к нему Фуфайкин мог угадать тайный страх. Она боялась жить и не любила жизнь, но ей всегда чего-то не хватало, чтобы покончить с этим невыносимым и непонятным состоянием самой. Хотелось остаться чистой.

Отвернувшись, чтобы Фуфайкин не мог читать её страх дальше, Капитолина стала искать что-то в своей сумке.

Фуфайкин сгрёб придверный коврик со всеми обитателями и перенёс в квартиру.

Ночью старый эмалированный таз почти всё время шевелился, требовательно попискивал и нежно мурлыкал.