Авторнетная деревня

Ляксандровна (в девичестве Милена)

Гарниковна (в девичестве Синтия)

БабЖема (в девичестве Жемчужная)

Дед Ксиокыч

Анна Фраерова (в девичестве Эндлихфрай)

и другие

Теплый деревенский вечер набирал свою летнюю сладость. Солнце уже клонилось к закату, и край его вот-вот должен был коснуться дальних стогов, лохматыми шапками выступающими далёко в поле. Зной спал, и округа постепенно оживала. Воздух, наполненный густым ароматом яблонь, холодел и успокаивал. Голосистый петух на заборе было кукарекнул, но неожиданно замолкнул и вытянулся в сторону закатного солнца, словно провожая его. Скрипнули петли калитки, и на крашенную кособокую лавочку у дома вышли две старушки.

Ляксандровна: садись, садись, Гарниковна, побереги ревматизьм!

Гарниковна: и верно, в ногах правды нет. Потрещим?

— а чё? Тема! О чем трещать будем?

— не «о чем», а «о ком»! Слыхала Сашка Букина получила «Буккера»?

— Да ты что? А что накатала-то?

— Да так, разное…. Нашла на чердаке прабабкин сундук, вскрыла и нашла там переписку прабабкину с одним отставным военным. Да и опублила все.

(старшуки задумались)

Ляксандровна: Дааа, дела…. Надо у себя порыться в закромах… Батюшки светы! Бронт!

Гарниковна: А что Бронт?

— Да в шкафу сидит у меня!

— Как так?

— Да как 30 лет назад в шкаф от мужа моего спрятался, так и до сих пор там! Пойду позову.

— С ума сошла! 40 лет сидел, дык еще посидит!

(старушки успокоились и снова задумались)

Ляксандровна: А мне вот на неделе письмо пришло. От МерлА! Я чуть не обмерла!

Гарниковна: Чё пишет?

— Да что? Что? Стихи пишет. Больше ниче отродясь и не писал.

(старушки снова задумались)

Гарниковна: А ты слышала, что Мюнх наш снарядил-таки экспедицию… вот тока не помню куда. Да!

Лександровна: и чё?

— Да ниче! Пошел в пустыню, да там его кто-то и укусил. И с Мюнхом глюк приключился!

— Какой глюк?

— Да никакой! Самый настоящий глюк! И грустно стало Мюнху, и скучно. Если бы не Никитка — таки помер бы со скуки!

— А что Никитка?

— А Никитка его в свою экспедицию взял. В горы. Ага. И доктора Boleva тоже. И Бреди, и Джонни. Много наших деревенских там было. И такая с ними история приключилась!

— Какая история?

(Гарниковна многозначительно молчит и неспешно достает подсолнечные семки в газетке. Протягивает собеседнице)

— А вот слушай. Ползут они, значит в горы, гуськом, друг за дружкой значит. Справа обрыв, слева — ледник, тропка узкая. Никитка первый. За ним Мюнх, потом Бреди, потом Джонни, потом Пуританин отбивается от Маверика, который сзади идет, потом… короче доктор Болев последним шел в связке.

И тут змея! И кусает Никитку прямо в …

— Куда?

— Куда-куда? В редьку и кусает! А Никитка, хоть и был в походах, но змеями ни разу укушен не был и что делать с такой оказией не знает. И вот он передает по цепочке: «Спроси у доктора Болева, что делать, меня змея укусила!». Мюнх передает Бреди, Бреди передает Джонни и так далее. Доктор Болев, скоро оценив ситуацию, передает в обратную: «Надо яд отсосать из того места, куда змея укусила!»… Пуританин передает Джонни, Джонни — Бреди, Бреди — Мюнху… А Мюнх задумался и говорит Никитке: «Доктор сказал, что ты умрешь!»

— ….

— Да! Если бы не Маверик, не было бы нашего Никитки в живых!

(старушки достают платочки и вытирают слезы радости)

(Мимо с шумом и гамом проносится ватага ребятишек)

Гарниковна: У, шишиги! Расшумелись!

Лександровна: Да полно тебе. Чай, и моя внучка там бегает.

— А еще чьи будут?

— Чьи? Да вон та, чернявая Адкина будет, вон те две козули — Настёнкины, самый мелкий сопливенький — Критовский, а вон тот, с баяном, эт Бабжемин внучок!

— А в руках-то у них, смотри-ка, котятки.

— Да эт Рыськины, окотилась в прошлом месяце. О, а вот и сама Бабжема

(к старушкам подходит Бабжема в белом кружевном платке на плечах)

Бабжема: Даешь, молодежь?!

Бабки (хором): Ох, было бы кому дать!

Бабжема: Ой, да как будто перевелись мужики у нас на деревне!

Ляксандровна: Да кто остался-то? Ксиокыч? Да этому окромя футбола ниче и не надо! Да и склероз у него. Как обещался мне фотокарточку мне свою дать, так до сих пор и несёть!

Гарниковна: Чушь он несёть, а не фотокарточку! А мне уж дюже нравятся Митька Еренков да Ванька Алтухов. Ох, два бравых молодца — одинаковы с лица!

Лександровна: Окстись, милая! Они ж тебе в сыновья годятся!

Гарниковна: Да я бы обоих бы и усыновила.

Бабжема: А меня Юмжаков на сеновал приглашал!

Бабки (хором): Неужто — любовь?

Бабжема: тьфу на вас! Теленок у его коровы родился! Прямо на сеновале отелилась Южка. А теленочка Яриком назвали! Хорошенький такой, лохматенький с черными пятнушками под носом, а ла-а-асковый!

(Раздается звук копыт. И из-за поворота показывается старя кляча. Лошадку вел под уздцы мужичок в больших сапогах, в полушубке овчинном, в больших рукавицах)

Три бабки (хором): здорово, Ксиокыч! Куда собрался?

Дед Ксиокыч: Здорово, девушки! Да вот, к Начпроду иду на колбасный завод. Старого конягу Клона на колбасу хочу пустить…

Ляксандровна: и то дело! А Начпроду приветы передавай!

Гарниковна: Да, да, и пусть в гости зайдет. У меня тут кроссворд есть неразгаданный на тему «Дуэли и колбаса: закономерности, следствия и погрешности». Как раз по его уму да способностям.

Дед Ксиокыч: передам, коли не забуду! Бывайте, девушки!

Бабжема: Да, а вы слыхали, Маруська опять замуж выходит!

— Да ты что? За кого на этот раз?

— Да так, за одного из соседней деревни!

— Эх, могла бы поддержать родных селян: Заринов да Дарк-Задов еще в холостяках ходят!

(щелкая семки, бабки задумались об отечественных производителях)

Ляксандровна: А чё?... Гришка-то— путешественник пишет?

Бабжем: А как же! Да у меня письмо-то с собой. Вот, понюхайте!

Ляксандровна: странный запах какой… индийские благовония чё ли? Из Индии!

Бабжема: Из какой Индии?! Гришка давно в Гондурасе…

Гарниковна (в шоке): дык, чем же пахнуть тады должно?....

(бабки задумались и приумолкли. Через минуту оживились)

Гарниковна: надо у Валерки Ковалева-младшего спросить, он спец по цветам и запахам!

Ляксандровна: как щас помню, студентом был все траву какую-то выращивал да сушил, выращивал да сушил. И ведь стал-таки агрономом!

Ляксандровна: ага, весь в отца, весь в отца!

Бабжема: Бабочки, посмотрите лучше, какую фотокарточку Гришка прислал!

(рассматривают заветный снимок)

Гарниковна: ох, отощал, милай, на гондурасских харчах! Кожа да кости!

Ляксандровна: а что это за баба с ним? Негра!

Бабжема: эх, Гриня, променял ты красных девок на нечисть заморскую!

(щелкая семки, бабки задумались об отечественных производительницах)

(у Ляксандровны звонит телефон. Бабка неспешно лезет в карман и достает последнюю навороченную модель смартфона Vertu)

— Алоэ? …Какое доброе утро? Вечер на дворе! … Кто это?... Непонятно!... А-а-а, Даринка-а-а!... А ты где?... Добралась–таки до Владивостока, старая клюшка!? И как там?....Ох…..ть? А еще что?..... Снова ох…ть? Ну а люди там какие?.... Ох….ые? хм. А сама-то как?.... Зашибись!.... Ты что? Какой роуминг? 5 копеек за минуту не то что раньше!... А-а-а, ну лады. Ждем письма!... Покедова, старая клюшка!

(в течении последующих двадцать минут бабульки обсуждают Даринку, для которой все эти годы собирали деньги на откорм хотя бы до 45 кг и поездку во Владивосток)

Гарниковна: Юрьевна, а откель у тебя такой красивый платок?

Бабжема: Дык Анька Фраерова подогнала!

— Как так?

— Зашла к ней в гости. Смотрю — делом занята, пишет что-то. Что пишешь?— спрашиваю.

«Пишу, — говорит, — стихи, ЛС-ки, комментарии, миниатюрки, в блог пишу, рассказы пишу, роман вот хочу написать!...». Чё ты гонишь? — говорю. А она мне: «Спирт гоню, самогон гоню, роман вот хочу написать…» Я ей — «Че ты плетешь?!». Она: «Кружева плету, ришелье плету, макраме плету…» И протягивает этот вот платочек.

— Красотень!

(бабки задумались о талантах и умениях односельчан)

(Напротив бабок останавливается ментовский джип-лэндкрузер с большой мигалкой и выхлопной трубой. И в окошко высовывается раздобревшая Серегина — участковый в отставке)

— Вечер добрый, бабоньки!

— И тебе привет. Куда собралась?

— Вот внучку-майору помогаю. У соседней деревни конопельную делянку кто-то посадил, да прятал. А кроме меня да Ковалева-младшего спецов-то по конопели нет! Вот еду сорт определять!

— Ну, бог в помощь тебе, Серегина! Назад будешь ехать — привези пучок старушкам на потешку!

(взревев выхлопной трубой, джип уносится в даль по улице, а старушки продолжают беседовать)

Ляксандровна: Ох, Серегина как из окошка поглядела — прям как на аватарке своей в девичестве! Ничуть не изменилась!

Бабжема: А я чем хуже? Мне уже вон сколько лет, а фигура у меня и грудь, как у 20-летней девушки!

Лександровна: Да я тоже, какая была белобрысая да кучерявая, такая и осталась!

— Про тебя даже песня есть!

— Какая-такая песня?

Бабжема (задорно): «Кудри вьются, кудри вьются, кудри вьются у блядей. Почему ж они не вьются у порядочных людей?»

Гарниковна: А мне уже за 80 а я еще, тьфу, тьфу, тьфу, девственница!...

(задумались все)

Остаток вечера прошел в молчании.

Семечки уже заканчивались, а солнце неуклонно садилось за горизонт. Тень от вишни становилась все длиннее и корявыми очертаниями веток все ближе подбиралась к лавочке. Воздух уже остыл и загустел сумерками. В домах зажигали свет. По телевизору начинался очередной сериал, а в интернет на один из сайтов зашли сразу четыре автора.