(Языческая поэма)

1

Встаю.

Хожу.

Ложусь

и

забываюсь,

но самому

себе, вовек

наверно, не

признаюсь,

что жизнь —

хрустальная змея,

скольженьем

извивалась,

мгновеньем

отражаясь

на зеркале времен... И мне

казалось: Я не при чём. Что

всё потом. Придёт

и

рассмеётся,

и песней

отзовётся

в душе, измученной

судьбой.

Всё длилось

и

тянулось

само собой.

2

Я знаю —

в этом мире,

реальных

нет чудес,

но почему

мешает

уснуть

багровый

лес?

Вдруг!

Стук.

Тук!

Тук!

Тук!

— Войдите! —

Спокойно

говорю,

навеки

проводив

вчерашнюю

зарю.

Вот

тут

часы,

усами

стрелок

коснулись

и

сошлись

в

последней

верхней

точке.

И эхо

прозвучало

В моих ушах

двенадцать раз,

непонимание

в глазах

падением

застыло

и

в

звонкой

тишине

незавершенностью

заныло.

Во

мне,

во

тьме,

неторопливо

рассуждая,

сквозил

через

проблемы

колючий ветер,

в озябшей

ожиданием душе,

следы

пустые

оставляя.

Паденья

и

подъёмы

и

больше

ничего.

И

больше

ничего…

Вдруг

ветер

тишиною

спросит:

— Кому

достанется

победа,

в простонародии

беда!

Когда отмерена

дорога

туда

и

в

никуда……

Всё

изменилось

и

мысль

как отраженье

появилось

и

знаками

на сердце

начертилось:

— Виденье

это,

мне

приснилось…….

Но сердце!

Звонко

тишиною

билось,

ведь что-то,

пока,

неясное, —

свершилось!

3

Предметы,

так

привычные

дотоле,

теперь

смотрели

равнодушно

на меня.

Все стало

острым

и

враждебным.

На капли

время

распадалось,

прелюдией

звеня,

и

память

рассыпалась,

и

что-то

отзывалась

забытостью

дразня

туда,

туда,

туда.

Куда?

Не знаю!

Я каплей

осени

сползаю

в отверстье

никуда.

Да!

Именно

туда

влечёт

меня

моя

судьба…..

Судьбина

как

Судья

задаст

вопрос

неведомо

кому:

— Быть

может

это

снится?

Как

хочется

напиться!

И успокоить

водяную гладь.

Но жвачка мыслей,

стала волны поднимать.

Они

манили,

призывали,

блестящей

лентой

ускользали

и

каплей

сотворенье отражали..

И умоляли

не вспоминать

о дне,

когда послышится

во сне

необъяснимый,

но

влекущий голос,

зовущий

меня

в

меня

войти

и

больше

не вернуться,

тогда

удастся

мне

лучами

сердца

тишины

коснуться

и

улыбнуться

тайне

тайн,

основе

бытия,

где

я

не

я,

а

он

не

он

а только

перезвон,

колец,

вернувшихся

назад

из глубины веков,

всему,

неся

разлад….

Где

лад,

там

и

разлад,

а

где

разлад,

там

только

лад.

И больше ничего!

И лучик

отразится

от блестящих

лат,

и я

непониманью

рад,

ведь

в нём

спокойствием

свободу

обрету,

и отойду

от дел

петлёй

висящих

надо

мной

и только

конь,

всегда со мной-

все остальные —

против!

4

Прислушался:

Часы стучат:

тик-так!

Тик —так!

А мне

всё

чудится:

не так!

не так,

на свете

я

живу.

И снова –

стук!

Растёт

испуг.

Я сжался.

Словно

от удара!

Тут тенью

по стене

скользнула

Старая

Сова,

все сотворив

в молчании

глубоком,

как будто

в тишине

колодца

звезда

постигла

отраженья суть.

-Мне не уснуть!

Мне не уснуть!

По комнате

метался звук:

Тук!

Тук!

Тук!

— Войдите!-

ревел

мой

голос

раненным животным,

стремясь

липучесть

паутины разорвать

и

выйти напрямую

пониманья.

— Я здесь!

— Кто?

Молчание

ответа

не дарило.

Непонимание

парило.

Вся

обстановка

привычностью

скользила.

В изнеможенье,

я рухнул

на пол

не в силах

рот

открыть,

а губы

шепчут,

как шальные:

быть

иль

не быть?

Быть

иль

не быть?

Я рвусь

вперёд,

мне

хочется

забыть,

всё то,

что

будет

завтра……

5

В

моём

уме,

гнездились

птицы

страха

и

бисер

пота

подтверждал,

что

я

ещё

живу....

Тут,

наконец!

Неведомое

мне

явило лик:

нос,

вниз

упавший

и

застывший

над пропастью,

где

раньше

губы были;

подбородок

был

дерзко срезан –

и невеселую картину

вершил пучок,

торчавший

на макушке,

на волос

издали похожий.

Но это

все

ещё

поэзией

казалось,

покуда

голос

её не зазвучал,

скребясь

о стенки,

моей

испуганной

души;

-Что

напужался?

Ответ —

невнятноe

мычанье,

ползущее

как пена

у собаки;

что вечно

догоняет,

но

догнать

не может.

Собрав

остатки воли,

закрыв глаза,

я

закричал,

пытаясь

в громкости

спасенье

обрести:

-Кто ты?!

Откройся'

Душу не томи....

Она в ответ:

— Аль сказок не читал?

— Яга?

-Нет,

милый,

Йога!

— Йога? —

чего ты мелешь,

с ума

сошедшая

старуха,

явившая

болезнь

сознанья

моего?

Нечаянно

о мысль

споткнувшись,

упал

в молчанье ,

глядя

на девичье

нерукотворное

чело;

возникшее

дыханьем

дней

давно

минувших

и

уснувших

в моей

все

помнящей

душе.

6

-Я — баба Йога,

над

ручьем

склонясь,

веками

жизнь

твою хранила.

Я

ведала

и

это

в

Веду

записала.

В строках

там таинство

рожденья,

построенья,

становленья

и

обновленья.

Там

ты —

как

я;

а

я –

как

ты!

В осколках

немоты

столетья

я

ждала,

и тем

жила,

и тем

была

я

спасена….

Все

тленное —

природе

отдала,

уйдя

лучами

в твои

неповторимые

глаза.

Там

хрупкая

слеза

несчастия

смывала.

Я

не страдала!

Верила

и

знала,

что ты

придёшь

и

мыслями

мечту

заветную

найдёшь...

Ты

горд,

поэтому —

один,

а время

пятится

в бессмертье

Перуна.

И вот,

явилась

я,

чтоб

правду

Ведами

сказать.

Мне сил

не надо

занимать.

Как

знать!

Быть может

не права,

но

не могу

я больше

ждать.

Невыносимо

тяжело

не первое

столетие

молчать.

Слова

закончились.

Передо

мной

печать...,

7

Она умолкла.

Перед глазами

поплыли

странные

картины.

Я

им

противиться

не мог.

И

дальше,

дальше

уносил

меня

поток

былых

моментов

и

мгновений

в надрывном

свисте

становлений.

Они

во мне

пружиной

распрямились

и

повторением

вонзались

в чередованье

дней,

ночей……

И там

в распятии

лучей

В пятне

забытого

молчанья

я

голос

различал,

как

собственную боль.

Он

вверх

метнулся,

пустыню тишины

на части

рассекая:

— Я — Ведьма! —

Крик

паутину

будней

разрывал

и

зазывал

всмотреться

в отражение

души.

Смотри

и

не дыши!

— Я — Ведьма! –

Прошедшие века

Морщинки

чертят

на лице.

— Я — Ведьма!

Веда

я... —

то

чайки вопль,

просящей

бурю

исступленно,

не разлучать

её

с началом.

Объединивши

даль

и

высь.

— Держись!

И

не сорвись

с высот

паденья.

И

не винись.

От

жизни

этой

ты

проснись

и

убедись,

что

всё,

что

окружает –

только

сон!

Который

снится

как

закон,

не ведая,

его

ты

исполняешь,

но

не знаешь,

что

пробуждение

грядёт!

Оно

тебя

и под землёй

найдёт!

Вначале

ты уйдешь

за горизонт,

а после

возвратишься

к

Свету...

И снова...

снова...

снова... –

я сердцем

чувствовал:

рвалась

основа

начала

и конца

и без конца

всё

это повторялось.

Речь

оборвалась,

мне

что-то

скрипом

показалось

тут

паутина

вниз

сорвалась

и

в комнату

ворвалась

Тишина.

8

Я понял –

здесь

повторение

всему

основа.

И снова

перед

глазами

синими

кругами

поплыла

память

поколений...

В объятье

облаков

луна

забилась.

Мечта

нелепая

моя,

сегодня в полночь

сбылась!

Конь ржал,

а меч

в руках

моих

мерцал.

Я пожелал

вернуться,

снова уходя

к истокам

истину

творившим,

рассветом

созидающим

меня…..

Явилось!

Капелькой

воды

я вновь

переживал

всё,

что

явилось,

длилось,

исчезало,

а после

лик

загадкою

являло.

И этим

время

забавляло,

когда,

то

появлялось,

то

исчезало

на молнии

врёмен,

стремясь постичь

бескрайность

бытия.

И понял я:

Всё

Сущее

от века.

Оно

не входит

в пониманье

человека.

Он слаб

объятием

времён,

вновь

исчезая,

он

появляясь

забывает всё

что было

до того,

как он

исчез,

что б

появится

снова.

Так без конца.

Зверь

устремился на ловца.

Удар!

И по душе

рванётся вопль

и

сцена

повторится снова.

Здесь!

Повторение

всему

основа!

Здесь

время,

всё на части

разбивало,

но

никогда

оно

не пропадало.

Оно

то

удалялось,

то

приближалось,

и

бесконечно

повторялось

в пространстве

не имеющем

конца………..

И буйно

расцветет

иллюзия во мне,

когда

укором,

отразившись

на стекле,

собою

стал

обременён,

я пожелал

войти

в ничто

и там навеки

растворится.

Но

сердце

стало

сильно

биться

и

мне

пришлось

остановиться.

И удивиться,

как

причудливо

видение

сплеталось:

пожаров

пламя

заметалось.

и

истина в огне

мне

открывалась:

боль

первого рождения,

ошибки,

заблужденья,—

как искры

к небесам

взлетали

и

мыслей полотно

прикосновением

сжигали,

и там,

в зияющем

провале

все

перед

Вечностью

предстали.

Кто в чем.

Не

по устам

нам

чаша эта.

И вот,

в

пред

дверии

ответа

я

увидал:

Скала.

Обрыв.

Слабеют

руки,

Оцепененье

застит

взор.

В расщелине

огромных

скал

затих

укор.

И все

снимающий

позор

пятном

на солнце

затаился,

а взор

о

стены

жизни

бился.

Я

утомился.

Музыка погасла.

Подумалось:

"Напрасно

я поверил

в то,

чего не может быть»…..

Быть…

Стыть…

И в тот же миг —

сорвался...

и вновь я оказался

там,

где

изначально

был.

Но позабыл….

Забыл!

Забыл!

Забыл!

Завыл!

В одно мгновение

очнулся.

От наважденья

отвернулся.

И близким прошлым

поперхнулся …..

И снова

у себя проснулся……

9

Вот

комната моя...

Сутулясь,

в центре

стол стоял.

На нем

иссохший лист

лежал.

И капля туши

по нему

сползала,

деля

на части ровные

его.

А рядом

никого……

Я понял:

скоро я уйду,

безумству радуясь,

пойму,

когда в седле,

качаясь на ветру,

название столетья назову,

гортанным,

странным

языком,

на мой родной похожий,

но другой!

Забытый,

но для души

моей родной.

Он как пароль,

для пропуска

в Ничто,

где плюс

и

минус

в вечности смешались!

Глаза

смотрели в даль

и не смыкались

под натиском

осколочных воспоминаний,

о комнате

моей….

Как будто

я и не был там.

Лист….

Тушь…

И капля красным

цветом

продолжает

красить лист...

Вдруг!

Свист!

К окошку

тотчас же

обернусь...

Там

да

и

нет

мешалось

и

смещалось

в сознании

перемешалось:

и нет —

сейчас;

и да —

потом...

Там,

за окном

проходит пелена

забытых дней,

когда под топот

боевых коней,

Я — Рикс!

Просторы рассекал

всепоглащения

степей...

И храп

коней...

И тень

ветвей...

Все за окошком

пролетало

и

исчезало...

От радости полёта

забилось

сердце.

Время

приходом

и

уходом

завращалось...

И мысль,

спасительная,

по

листику

сомнением

прокралась,

неся

спасительную мысль:

А может это

показалось?

10

Все на места.

Видение

прервалось.

И понял

я:

во мне

сомнение

сломалось

и

на пол

чашкою

упав,

на миллиарды

звёзд

распалось!

Сиянье

лет

в просторы

жизни

дыханьем

унося:

вдох — выдох,

ритмом

чередуя-

возрадовался

я,

тут

соль

полёта

быть

и

я:

мне снегом

на виски

упала.

И тут же

пелена

явлённого

пропала

и

пропасть

здесь

быт

и

я,

мелькнув

картиной

чёрно

белой,

на плечи

мне

сомнением

упала…..

Застыл.

И вот,

уже тоска

мне настоящее

влечет.

Дождь.

Окно

он

каплями

сечет.

И видится,

в

мелькании

теней,

неповторимость

дав

ным

давно

ушедших

дней.

И

в этот миг—

в агонии

дождей,

услышу

храп,

прекрасных

в

битве —

боевых

коней...

И

полный таинства

вопрос,

я не могу

с земли поднять:

как в

веренице

современных

дней

я

в

вещи

стал

врастать?

И силы есть!

Но

не поднять

вопрос,

незримостью

привычек,

сковавших

душу

мне.

Но верю

я,

что

по весне,

я

подниму

вопрос

и дам

себе

ответ,

познав,

в

падении

себя.

Упал...

Теперь

не встать.

И двойственность

не разорвать?

Привычек

не отбросить.

Оков,

цепей

не сбросить.

Усилием последним

встал.

Себя в пространстве

осознал

И сделал

верный шаг –

перешагнул

себя.

11

Все стихло.

Тут,

разрывая

тишину,

вонзились

в душу

голоса,

в единый

глас

сливаясь:

— Иди сюда!

Иди сюда!

Иди сюда!

И здесь —

Весть:

я объясню,

как на снегу,

томлением

дней

былых,

рассыпалась

беда.

Сюда!

Сюда!

Сюда!

И,

повинуясь

зову,

я,

в

тот же миг,

пойму:

что

повторением

во времени

тону:

в начале,

что

в конце,

как и в конце –

в начале.

Одномоментно

чайки,

бурей

закричали,

на свадьбе лихолетья,

они

меня

с прошедшими

годами

повенчали!

Раз

и

все века,

что

промелькнули

и те,

которые

повторами грядут.

Уйдут

и

новым

снова

возвернутся.

И Спящие,

тогда

проснутся,

что б

в зеркале времён

себя

узреть.

На свадьбе

гости

зашумели,

закричали:

— Поверь

всё

это

было,

потом,

задумчиво,

ушло

в печали.

И

дети грёз

меня

уныньем

встречали:

не в первый раз!

не в первый раз!

не в первый раз!

И пал

на стол,

на лист

их

сказ:

— Все

двойственно

и

переменно……

И тут

я понял,

непреложно,

несомненно:

в пространстве

времени

врёмен

извечен

я —

мгновенье

окончанья

не имеет.

Вода темнеет.

Небо зеленеет.

И чем-то

близким

и

родным

из потаенных душ,

во мне

приветом

веет.

Вода светлее.

На небе,

в зелени веков,

моё

сомнение

ответом

тлеет.

12

Теперь никто

уж

не посмеет

сказать:

— Все было.

Стыло.

Повторялось

во снах

иллюзией

являлось...

Неправда!

Вначале

это было

не со мной...

Наверное

с тобой...

со всеми,

с кем дышим

воздухом одним.

Хотим того

иль

не хотим.

Не наша воля,

что

дотоле

в

Пути

не ведали

себя...

От

этого

дыханья

тянулось время

на листочке

чередой,

пока

не ощутил

я

исхода

исступленьем,

где на рисунке

всекромешной тьмы

по смерти

я

рождение

обретал.

И

там:

В

Долине

Вечных

Снов,

круша

и

разрушая

строения

основ

остова

бытия,

стоял

в печали

я.

Непониманием молчал.

О чём-то

грустно

размышлял,

терзая душу

разведёнными

словами

с

самим

собой,

а может быть

с тобой,

кто рядом

вдруг

окажется

со мной

и

в тот же

миг

пред

бытиём

пред

станет

ответ,

которого

так

жаждет

сердце.

Его услышишь

ты!

Поверь!

Передо

мною

дверь.

И вот

тогда

концом,

пирующих

начал —

вдруг!

Грянул

Гром

и

на пылинки

разлетелся

дом,

в котором

жил

я

до

этого

мгновенья.

Всё

закружилось!

Завертелось!

И песнь

веков

в душе моей

запелась:

Дом

ОМ!

ОМ

дом!

13

Окно,

в мгновенье ока,

распахнулось

И тишина

от крика

и

дверь

со

стоном

распахнулась.

Пыль

к

углу,

гонимая,

метнулась —

вверх.

Лист

со

стола

взлетел

и

закружился,

всё

ближе

к полу

приближаясь.

И мир

вещей –

весь

колебанием

ломался,

и

отражался

визгом –

людского бога –

тельца

златого:

перешагни

себя!

Обиды

не тая,

забудь,

что раньше

было.

Теперь

на зелени

времён

златым

тельцом

заныло,

в душе моей:

вернись

скорей,

жизнь

так

быстротечна!

Хотя

и

вечна….

Пере

шагни

себя!

Не

не

на

вид

я!

Не

люб

я!

Будь

ровным

как

Луны

поверхность!

Мелькнуло

отраженье

и всё

пронзило

жженье

таинства

веков!

Степенно

погружаясь

в созвездия

молчания,

без

понимания.

Тут,

около

стола,

познание

снов

распалось.

Мне

показалось:

ещё

немного

и

всему

придёт

конец,

но распахнёт

покровы

таинственный

ларец

и

вопль

вспорет

брюхо тишины:

— Мы не одни!

Мы не одни!

Мы

не

одни!

Считаю

возрожденья

дни

и

сквозь

падение

ухода,

услышу

голос –

то

Баба-йога,

желаньем

повлечёт

меня,

во власть

грядущего

маня:

— Одна...

Одна...

Одна!

Иди сюда!

Я

— Ведьма!

И

Вода!

Я

— Ведьма!

Тьма!

И

Ма!

Начало,

матерь

и

забвение

души.

Восстань!

Священным

слогом

0м!

Двоякости

оковы

сокруши.

Я

— Ведьма!

Тьма

— Вода!

И

Ма,

что

значит:

Матерь,

Майя

и

Мария –

ветвясь

восьмеркою

веков,

я

для тебя

рождение

хранила.

Опору

дам тебе в лесу

и

Веды

сквозь

страданья

пронесу,

и

тем

тебя

от времени

спасу!

И

развяжу,

завязанное

тьмой,

ты

предо

мной

стоишь

немой.

Я постигаю

мир

в себе

самой

для нас

с тобой!

Я

— Ведьма!

Ведаю

я то,

что

в

День

Повиновенья

ты сбросишь

одеянья

немоты,

что

в радость

облаков

познанием

одеться…..

Я

— Ведьма!

Предрекаю:

Ты

есть

и

будешь

в

пламени

веков.

Священным

слогом

0М!

Потом!

Потом!

Потом!

Пот

ОМ!

Дорожка

запорошится

снежком.

Я

— Ведьма!

Капля

крови

от

Тернового венца

и продолженье

бесконечного начала.

Я

— Ведьма!

Вечна

я

Ты

уходил.

По возвращенью,

я

тебя

встречала…..

Земля

вздохнула.

Всё

смолкло.

Баба Йога

замолчала.

14

Я

у стола

стоял.

Молчал.

В руке

я

белый

лист

держал,

который

временем

был

согнут

вполовину.

Тут

воздух

знак

таинственный

явил:

в

сгущенье

прошлых

дней

Перун

устало

веки

опустил.

Глаза

закрыл

в

мгновенье

в небо

Голубь

взмыл.

И я постиг:

я был,

а может

и не

был,

ведь

мир

распятием

застыл

и

тут же

Агни

возвестил,

что

Перуну

дорогу он

в нетленность

мысли

проложил,

где

единятся

начало

и

конец,

Власть

и

венец.

И я достиг

Вершины

Пониманья:

Перун

здесь

был

и

это

видел

я.

Он

часть

основы

быть

и

я.

Там

золотой телец

забвенью

отдан

на съеденье.

И в поле,

в чистоте

Здесь

Вечное

Сраженье

с

самим

собой

за

самого

себя.

Познай

себя,

троякости

оковы

распустив:

откуда я?

зачем

здесь я?

И дальше

как

растелится

тропа

моя?

Перед

глазами

проплывало

чередованье

не было

и

было

и

время,

драконом

обернувшись,

пасть

свою

раскрыло:

а

мимо

облако

проплыло,

стояние

в

движенье

отразив.

Я

рот

раскрыл

и

в повороте

ужасом

застыл:

Забыл!

Забыл!

Забыл!

Забыл,

что было

на второй

неведомой мне половине

иссиня — белого

листа...

15

Тогда

решил

постигнуть

все

с конца

на части

разделенного листа,

и наклонившись

над ручьем

Кругам

молитвенно

шептал:

О,

Баба

Йога,

возвернись

ко мне

в притворно-липкой

тишине

не оставляй,

не оставляй

меня;

ведь

я

воскликнул:

— Ба!

Суть

Батюшка.

Обрел потерянное —

Ма!

Суть

Матушка.

А в их

слиянье

обретал

неповторимость

собственного Я.

Сейчас

припоминается,

что ты,

печальным

голосом

звала,

над колыбелью

наклонившись,

мне

ласково

и

нежно

говорила,

что я...

что я...

что я...

Сюда!

Сюда!

Сюда!

Мне

память

в полночь

изменила...

16

Воспоминание ползло

как протяженность

в миллионы

лет

на всем

оставив

след.

И вот,

скользя

по лезвию ножа,

то

приходя,

то

уходя,

я

заревом,

как стоном,

угасал...

Но

боже!

Каменея

Он

Стоял,

раскинув

руки,

чтобы

обнять

весь мир,

безрадостно

в подножье

угасавший.

Он

не одно

столетие

стоит,

а мир,

как прежде

одинокий,

в безвестности

один

во

тьме

веков

летит…..

Меня

трясло

от состраданья,

и я

спросил

у

Созиданья:

-Скажи

мне

имя.

-Свят

О

Гор!

И

горе

вам,

забывшим

состраданье!

Но

Вас

спасёт,

познанье

и

дерзанье!

— Святогор?!

Летело,

эхом

возвращалось:

— Свят Егор,

в

простонародии

Григорий.

Стоящий

в

изначалье

Гор.

Он

Свято

Гор.

Великий

и

нерукотворный

Гор!

Принявший

эстафету

Святой

Григорий.

И вот,

столетием звеня,

он вздыбил

под собой коня:

вдох

выдоху

отдав,

он

поразил

крученье

огнедышащего

Зла

-Святой

Григорий.

Свят

Егор,

назвавший

имя:

-Свято

Гор!

Сын

Гор!

что

Гималаями

зовутся...

Туда

сердца,

познавших

рвутся……

17

Я вздрогнул.

— Может это сон?

Тогда

вовек

мне

не проснуться.

Ах,

время,

время

-света

нить.

Вот

начинает

птица

гнезда

вить.

А мне

вдруг захотелось

воды

желания

испить,

но

тоньше

тонкого

желанья

нить,

она

рукой

Судьбы

На пальцах

Ариадны

в кольцо

сольётся:

там

нет

начала,

нет

конца,

там только

слёзы

на глазах

Слепца,

увидевшего суть

в себе

самом!

Потом!

Потом!

Потом!

ОМ!

ОМ!

ОМ!

Стоял.

Не понимал.

И вдруг!

В

Слепце

себя,

прозревшим,

увидал.

Стоял.

На

прошлое

с обидою

взирал,

во всем

раскаясь,

я

по

нити ускользал

и

снова

возвращался.

Куда?

Того

не ведаю.

Не знаю.

Но

в

Вечном

Повторенье

замечаю:

Темнеет

Лес,

меня

к себе,

настойчиво

влекущий…..

Что делать?

Я

ничего

не

знаю!

не знаю сам.

На небеса

с мольбой

взираю:

молчат

они……

И

волю

я фантазии отдам

и,

заменяя

жизнь

на сны,

дождусь...

Дождусь

негаданной весны!

Забуду

йогу.

Вспомню

старую Ягу.

Живущую

в лесу,

одну,

одну,

Одну!

И

тем,

Себе

забвенье

на мгновенье

принесу.

Мгновенье

растворилось

и мысль

познаньем

осветилась:

тут

птица

Мудрая

Сова

напомнит:

Йога

не

Яга...

Тогда

в бреду

и

наяву

припомню:

— Йама,

то

не Яма,

а зов

в далекие края;

где

я-

не

я,

а тень

на диске

-без изъяна.

И засмеется

радостно

Сова:

— Ведь я

права,

мои

права —

святая

радость

без

изъяна

и без

житейского

обмана.

Ведь я

права,

а если

нет —

авидья...

Слова.

Слова.

Слова...

18

Испуганная

мною

тишина

веселой

стайкой

времерей

со мной

в обратное

вернется,

но !

неизвестность

у дверей

меня

неверием

коснется.

И через миг

из-за

горы

в меня

сомнение

вольется:

всё

было,

было,

но

прошло…

19

Стряхнув

колючки

пустоты,

воспрял

я

духом

дыханьем

истину

познав.

Себя узнав

и,

силу ощутив,

в пучину

страха

устремился

что б

там

его

преодолеть

и

Песнь допеть,

слова

которой

мне Волк

клыками

передал.

Я не страдал.

Я понимал,

что

жизнь течёт,

как

ручеёк,

стремясь

к тому,

что б

с

океаном

слиться…

Потом,

Клинком

вонзится

в дыханье

тем

но

ты.

Ра!

И

ура!

Да будет

Бой

С самим

Собой

Последний

и

прекрасный

бой!

Мы

не расстанемся

с

тобой,

Ты — там!

Я — здесь!

От веси

весть: время

в пространстве

тишиною

длится

мгновение

придёт

пора настанет

чтоб воедино

слиться

Душе твоей

с

Душой моей!

В единстве

Великого

Неприходящего

Начала.

Мечи

обнажены,

сомнений

и

метаний,

всё обрекая

на кривизну

земных

скитаний.

20

Но мир как мир! Вокруг:

предательство,

измена

и

только

в

сердце

у меня

теплится

перемена.

Ведь

в этом

странствии

я

с радостью

постиг,

что миг

разделится

на

части

и

участье

прорвётся

в

постиженье

дня,

что

я

стою

как прежде

у стола,

в руках

листок,

и чудится,

ещё

один

бросок

и мир,

который

во мне

сегодня

был,

вернётся

вновь,

познанием

звеня,

и сяду

я,

на своего

коня,

чтобы

взметнуться,

снова

ввысь,

познания

себя.

Любя

и

ненавидя,

объединив

в одно

начало

и

конец.

И

отложив

навек

венец

познания

того,

что

было,

то,

что

есть

сейчас

и

что

здесь

когда-то

будет…..

Я

мимолетностью

постиг,

что

этот

миг,

так

бесконечно

мимолётен…..

21

Всё

было...

было….

Воспоминанием

застыло

и сердце

бесконечностью

заныло:

Всё это

правдой

было!

Было.

Было….

Но

ушло.

И никогда

уж

не вернется...

Но

почему тогда

в душе

моей

зовётся:

Го

Ра,

что

Гималаями

зовётся?

Ведь

я

там

был

и

оттуда

я

никуда

не

уходил…..

Но

беспощадно

Время

Бытия,

там

быть

и

я

ко мне

кольцом

вернётся

всё

возвратится

и

в

ничто

сольётся

и после

возвернётся

на

круги

своя:

где

я

не

я,

а

лёгкое

дыханье,

постигшее

всю

суть познанья:

откуда

и

куда

летит

познаньем

мир,

и

здесь

зачем

я

воплотился

в тело.

Кругом

белым

бело.

И

я

стекаю

на

стекло.

И я

воспоминаньем

постигал:

стол,

я

около

стоял,

в руках

листок

самопознания

держал

и

постигал:

все

угасает.

Ветер

лижет

угли

и только

в заводи

рассвета

мне голос

чудится

зовущий:

Я

— Баба

Йога!

Я

— Баба

Йога!