Л.Толстой.

Всё то, что мы называем злом в нравственном смысле: насилие, порабощение, истребление одного существа другим,— всё это есть мировой закон, закон природы, которая тем только и живёт, что существа борются и истребляют друг друга.

В.Соловьёв.

Дмитрий Северный.

PEACE OF CAKE.

Старый диван недовольно скрипнул, когда на него водрузилось грузное тело подростка. Отсвечивая красными щеками, подросток спросил:

— Они готовы?

Второй подросток, только вошедший в комнату, ухмыльнулся и ответил:

— Конечно, готовы. Только не нравятся они мне.

— Непроходимо тупые?— Угадал первый.

— Именно. Слушай, Леха, давно хотел у тебя спросить— что это за нашивка на портфеле?

Алексей смущённо закашлял, повременив бросить:

— Это… В общем, хочу в анархисты вступить.

Артем сел во второй диван, со значением расставляя слова.

— Анархизм есть культура в культуре общества, своеобразная субкультура. Но у анархистов нет будущего. Предположим, они свергнут правительство, предположим, добьются отмен всех норм и уставов. Допустим. Однако что произойдёт затем? У них есть программа по управлению страной? По урегулированию конфликтов, непременно возникающих при революции? Вряд ли. Они далеко не боги.

— Не боги?— Глаза Алексея сверкнули недобрым светом.— А что было бы, если человеку подарили могущество Бога?

— Ничего. Человек просто убрал бы из жизни все преграды, а потом помер бы со скуки. Богом быть слишком тяжело для несовершенного сознания человека. В первую очередь быть Богом— нести ответственность. И вообще, всё это противоречит законам Библии.

— Это почему же?

— А всё потом, что Бог безгрешен, а человек безгрешным быть не может ни при каких условиях.

— Ну, прямо скажем, Бог не безгрешен…

— Противоречишь Библии!

— Агррр!— Взревел Алексей, от чего на кухне звук девичьего щебетания моментально убавился.— С тобой совершенно невозможно спорить! Ты такой умный, тебе череп не жмет? Ладно, пойдём к милым дамам. Но особо не умничай— они такого не любят.

Уже покидая комнату, Артем произнёс:

— И всё таки я в чем-то поддерживаю анархистов. Власть есть зло, тотальная власть, тотальное зло.

— Не надо мне здесь дискуссий по поводу отличий зла и добра, хорошо?..

Офис Шефа. 23:55.

Дым третей докуренной сигареты вырисовывал удивительные картины, так что лейтенант по неволе замечтался, ожидая вызова Шефа. Обычно лейтенант смотрел в окно, но сегодня там не намечалось ничего более-менее стоящего— холодный весенний дождь т добивающее сознание чёрное небо. Никаких звёзд. Никакой луны. Лишь чёрная дыра, затмевающая жизнь непроходимым болотом.

Лейтенант славился крепким телосложением, пронзительными голубыми глазами, улыбкой законченного циника— подонка и больной душой. Впрочем, об этом никто и не догадывался, искренне считая, будто души у лейтенанта нет. Мнение, сложившееся о сотрудниках ФСБ за время так называемого “Красного террора”. Правда, заведение тогда называлось совсем по другому и действительно внушало страх и ужас.

Дверь кабинета Шефа открылась, вышел человек в пальто и широкополой шляпе, отдалённо напоминая Михаила Боярского. Данилов отвык удивляться— к Шефу ходили разные люди и лишь он один знал, что им нужно. Неприятные личности.

Шеф тяжело прохрипел в микрофон “Заходи, геницвали”. Плохое произношение грузинского слова “товарищ” вкупе с ярким подражанием товарищу Сталину. Хотя многие подражают товарищу Сталину, стремясь быть более внушительными в глазах подчинённых. Времени сейчас нет— глупости всякие вспоминать.

Офис был обставлен в лучших традициях Хай-Тек: искажённая фигурка компьютера на столе, сам стол, тоже искаженный, словно в аквариуме, раздражающие глаз обои цвета детской неожиданности и кресло,

особое кресло, в котором ни один человек не мог чувствовать себя уютно.

А посреди комнаты— маленький, скрученный радикулитом Шеф, оставшийся в прошлом столетии, при коммунистах, при песнях в общежитиях, при доносах друг на друга, при ощущении прекрасного будущего, при красном флаге и Брежневе, наконец! Шеф никак не мог вписаться в общую картину технического прогресса, делаясь устаревшей технически и морально деталью. Иногда лейтенанту даже становилось жалко своего хозяина. Но потом он вспоминал, что не имеет души.

— Садись располагайся, если это возможно. — Шеф вымученно улыбнулся, довольный собственной шуткой.— Доклад на сегодня, слушаю. Есть новости от нашего феномена?

— Есть, конечно.— Скрипя зубами, произнёс Игорь.— Две сотни убитых за неделю, и это только регистрированные. На следующей неделе непременно будет больше. Шеф, дело принимает более чем серьёзный оборот, раньше мы с таким не сталкивались. Нужно что-то делать.

— Вы-то, может, не сталкивались, а мне за долгий служебный срок многое пришлось повидать. Тем более, сделать мы ничего не можем.— Шеф внезапно, безо всякой причины, взорвался.— Что ты предлагаешь делать? Ввести чрезвычайное положение? Послать к нему отряд спецназа?! Да он их всех, просто всех перебьёт, не поморщится! Я людьми жертвовать не имею права, понимаешь?! Он, может быть, сидит сейчас у себя в квартире, слушает, о чём мы говорим и подленько так хихикает. Следующая секунда— в кабинете только мертвецы. Ты этого хочешь? Предложи что-нибудь поумнее, иначе отстраню тебя от дела.

Игорь выслушал упрёки с каменным лицом, ибо перед начальством другого не имел в принципе, улыбнулся по — привычке, натужно высказав свою точку зрения:

— В любой цепи есть слабое звено. У нашего феномена имеется своя Ахиллесова пята, осталось лишь поразить её отравленной стрелой. Или копьём? Как там у Гомера?

Шеф облегчённо вздохнул, будто гору с плеч сбросил. Неловкое молчание продлилось минуту, не более. Будто из бездны, донеслось невнятное бормотание:

— Ладно, найдём мы с тобой пятку, найдём. Давай сюда дело и присаживайся, присаживайся, чего стоишь. Тааак. Лавров Артём Евгеньевич, 1983 года рождения, проживает…

“Когда же он этот проклятый стул выбросит?”— думал лейтенант, ерзая на неудобном сидении.

Тьма внутри нас.

Здесь трудно найти хорошего человека.

Утро началось с плохого настроения, спровоцированного нещадным звоном старого будильника. Собственно, почти каждое утро так начиналось, однако сегодня мир буквально сжирал позитив людей свинцовыми тучами, нависшими над городом. Дождя не было— словно в наказание за грехи. Просто туча во всё небо, и ничего более.

Тапок улетел за кровать. Может быть именно поэтому его, сразу после обнаружения, сожгли над конфоркой. Над грязной конфоркой. Артём давно заметил, что грязь имеет свойство распространяться из невидимой щели по всей квартире буквально за несколько дней. Сначала это пыль. Затем серебряный слой непонятно —чего на полках, шкафах, старых книгах. А потом уже из ниоткуда прорастает облипающая, чёрная жижа. Жижа имеет свойство размножаться делением. Вот такая вот у нас система эволюции. Дарвин оценил бы.

Пока тапок тлел на столе, Лавров сварганил себе импровизированный ужин, состоящий из двух варёных яиц и соли. Больше ничего не осталось в холодильнике. Доедая последний желток и попутно нюхая вонь горящей кожи, Артём оглядел комнату: ничего комнатушка, если прибраться. Даже обои нигде не отстают. Родители уехали в долгосрочную командировку в Египет, оставили ему квартиру в полное распоряжение. Зря.

Родители у Лаврова— личности выдающиеся. Оба археологи со стажем, оба откопали себе целое состояние, однако умудрились растратить на всякие авантюры и теперь копят на новое состояние. Приедут— непременно убьют сына за общий беспорядок.

Внезапно, словно вспышка молнии средь зимнего утра, до головы Лаврова дошла мысль, тут же продемонстрировав все перспективы отвернувшейся фортуны. Пока виртуальной фортуны. Школа. Сегодня понедельник, а значит надо непременно явиться, иначе можно вылететь на все четыре стороны. Тогда родители не только убьют, но и съедят замученное хладное тело.

Вставая из-за стола, Артём неловко смахнул солонку и, белая смерть расплылась по столу. Плохая примета, подлые суеверия. Пора выкинуть солонку. И холодильник, ведь разрушение озонового слоя тоже можно списать на суеверие. Глобальное, к которому, впрочем, серьёзно никто не относится. Людям легче верить в пришествие Ада на землю, чем в обыкновенное изменение климата, грозящее отправить человечество в историю.

Время — без пяти минут восемь. Уже опоздал.

Артём ловко набросил на плечи хиленький портфель, посмотрелся в зеркало— ничего, если не оценивать очень строго, и вскоре покинул квартиру, а через пять минут здание. По дороге чуть не был сбит огромным, исполинским автобусом, после чего пришлось выслушивать ругань водителя, наступил во внезапно образовавшуюся лужу и лишь затем открыл лакированные двери родной школы. Этаж, этаж, ещё этаж. Роскошный кабинет химии на четвёртом уровне, залихватские железные ворота. Скрип несмазанных петель выдаёт…

— Артём Евгеньевич! А мы только про вас вспоминали! Где изволили быть в учебное время?

Галина Ивановна явственно не располагала к общению, называя учеников по имени— отчеству. Значит, скоро произойдёт взрыв локального, районного масштаба.

— Жду ответа, молодой человек.— Настаивал нервный голос.

— Проспал.— Честно ответил Лавров.

— Проспали. Замечательно. Домашнее задание, надеюсь, сделали? Пример…. Пусть будет третий из сборника. Стандартное задание, доступное любому троечнику. Прошу к доске.

Артём вдруг понял, что разозлился. На мир, на школу, на учителей, на предателей— одноклассников, упорно не желающих подсказывать. Тем не менее Лавров подобрался к доске и даже искренне сознался в полной безграмотности относительно сгорания веществ. Чаша терпения переполнилась в Галине Ивановне и в Артёме одновременно. Учительница отчитывала ученика не скупясь на матерщину и прочее, прочее…

Лавров чувствовал острую боль в голове. Виски сдавливало пудовое понимание пресечения любой жизни. В руках очутился контроль за существованием любого из одноклассников. Будто держа в руках поводья, Лавров мог управлять чужими судьбами одним движением кисти.

— Когда же вы умрёте?— Тихо прошипел Артём, моментально упустив поводья из рук, однако успев щёлкнуть кнутом, изменив ход расписанной истории.

Галина Ивановна остановилась, будто споткнулась о камень на ровной дорожке. Лицо её вмиг побледнело, превратилось в чистейший мрамор. Тяжело, очень тяжело она спустилась на стул, а сил хватило только на фразу: “Идите. На сегодня урок закончен”. Одноклассники, охваченные внезапным приливом везения, кинулись в металлические дверь. Артём, играя желваками, подошёл к парте и пристально взглянул соседу в глаза. Алексей, старый добрый друг и товарищ с самого детства, уловил грусть и опыт в глазах Лаврова, опыт последнего человека, ждущего приход последней волны на исходе последнего дня… Однако разобраться в удивительной метаморфозе разобраться не удалось— грудь сдавила металлическая боль, проникающая в каждую клетку тела. Артём быстро собрал свои вещи, мельком взглянул на согнувшегося друга, подумал и выпалил:

— Она сегодня умрёт. Ты, если не повезёт, тоже.

Алексей пропустил сказанное мимо ушей. Когда грудную мышцу разрывает на части, трудно думать о бреде даже очень близких друзей.

Мишкину хватило сил на поход до квартиры и падение в одежде на кровать. Иногда, во время подобных приступов помогало полное расслабление тела. “Сейчас бы в душ…”— подумал тяжело больной, но всё ещё цепляющийся за жизнь подросток. В ту же секунду он отключился.

Вокруг на сотни миль распласталась кромешная тьма. Деревья, земля, река за бугром— всё было окутано черной дымкой. Как ему показалось, зловещей дымкой.

Сам он сидел за холодным камнем-ледышкой, стараясь зарядить пистолет. “Кольт 1911”. Откуда это оружие в столь миролюбивых руках? Рядом бегают какие-то люди в касках и с автоматами наперевес. Наверное, спецназовцы, а может и бандиты. Одно он знал точно— их убивать ни в коем случае нельзя.

А ведь убивать никого и не хотелось.

Внезапно ползущий мимо боец вскинул “Калашников” и что-то прокричал. Тогда Алексей понял: звуков в этом жутком мире нет. Совсем нет. Спецназовец всё матерился, а Мишкин ошалело хлопал ресницами. Проверил обойму— два патрона. Для себя и того парня на холме около реки. Какой парень? Какой холм? Какая река? Не знаю. Не помню. Но-уверен.

Солдаты палили в тень. Бесполезная стрельба не приносила результатов— тень даже не двигалась с места. Мишкину тоже надо было стрелять в эту тень. Больше всего в мире он боялся именно убийства этого парня в чёрном. Даже больше смерти. Хотя где гарантия, что он — не смерть.

Откуда-то из-под земли донёсся звон одновременно с которым мир стал превращаться в песок. Спецназовцы, огромная луна, берег, деревья, река— все вмиг разлетелось, подхваченное ветром. Остались только Алексей, пистолет и Человек-в-Чёрном. Прицел захватил чёрную тень, поблёскивая недобрым светом. Выстрел.

Алексей почувствовал, как в черепную коробку пробивает пуля и поспешил проснуться. Пробуждение было подобно резкому выныриванию из гнилого, зловонного, затягивающего болота. Отчаянно надрывался импортный японский телефон.

Мишкин хотел найти тапочки, однако, обнаружив на ногах новые ботинки отправился к телефону.

В трубке зазвучал до боли знакомый зловещий голос:

— Ты всё ещё жив, мой друг?

Покашливание, покашливание, переходящее в нервный смех.

— Очень смешно.— Такой же зловещий голос из-за ноющей в груди боли.— Чего надо?

— Нам срочно нужно встретиться.

— Приглашаешь меня на свидание? А средства контрацепции ты захватил?

— Без шуток. Обычные переговоры, имеются новости.

— И хорошо имеются?

— Ты вообще можешь быть серьёзным? Хотя бы раз в жизни.

— раз в жизни, конечно, могу. Где? Предлагаю троллейбусную остановку рядом с моим домом.

— Идёт. Отбой.

И серия коротких гудков, словно серия ударов ниже пояса. Разминая по пути затёкшие мышцы, Алексей стал собираться для морозной зимней прогулки.

Тяжело существовать без собственного жизненного стержня.

Преодолевая холод и смертельную усталость, Мишкин дополз до остановки, где сел и попытался нахохлится, словно воробей на лютом морозе. Лавров опаздывал, что было явно не в его стиле: даже на самое маловажное дело он приходил минимум за десять минут. Время ожидания Алексей решил посвятить копанию в собственной судьбе и быстро изменяющемуся миру. Девушка бросила, лучший друг из педантичного заучки превращается в грязноватого отшельника, в школе сплошные проблемы, сердце постоянно даёт о себе знать, родители достают каждую минуту, сам превратился в какого-то толстого обормота, хотя когда-то имел тело! Тело! Не отвисший кусок жира вместо живота, но хороший пресс! Не руки-шпалы, но мускулы, ставшие предметом зависти всей школы. Что, чёрт возьми, происходит? Куда катится мир? Куда он сам катится?

Совершенно незаметно, скрипя ржавыми деталями, подъехал насквозь рогатый троллейбус, из которого вышел, светясь изнутри, Лавров собственной персоной. Буквально выпорхнув к своему друг, он тихо, но внятно прошептал:

— Она умерла!— И изобразил при этом ангельское личико.

Ход событий был заторможен для Алексея, потому в ответ было только:

— Кто?

— Заслуженный учитель химии Галина Ивановна. Два часа назад от сердечного приступа.

Кровь хлынула к голове Мишкина непрерывным потоком, ненависть закипела в жилах.

— Факт в том, что она была здоровее всех нас вместе взятых. Соответственно, никаких сердечных заболеваний. Никаких, понимаешь? Это я убил её! Я! Просто захотел, и убил!

Мишкин шаг за шагом анализировал сказанное. Потом сделал выводы и произнёс:

— Нет, вряд ли. Ты не Бог, к сожалению или к счастью. Ты не можешь сделать из воды вино, не можешь накормить толпу тремя рыбинами и тремя хлебами. Не можешь воскреснуть после распятия. Хотя это, кажется, был Иисус. Однако он тоже получил кусочек пирога. Я где-то читал, что во вселенной есть Сила. Назовём её пирогом. Любой человек при рождении получает кусочек пирога, совсем маленький, дабы никто не задавался. Раз в столетие, а то и в два, появляются уникумы, способные отхватить кусок побольше. Может, они не узнают этого до самой смерти, а может и воспользуются в собственных целях. Однако никто не может взять весь пирог, как бы не хотелось. Ясно?

И Мишкин, весьма раздражённый этой беседой, медленно встал и удалился. Вслед ему Лавров, поддержанный кем-то невидимым, произнёс: “Нет, ты не умрёшь сегодня…”

Офис Шефа. 0:27.

— Знаешь, читаю эти записи уже в тридцатый раз, и удивляюсь— откуда у него друзья?

— Друзей у него совсем немного. Мишкин Алексей Владимирович, 1983 года рождения, проживает…

— Помню, помню.— Нетерпеливо перебил Шеф.— Что он из себя представляет?

— Человек довольно посредственный. Женат. Подумывает о ребёнке.

— Слабости?

Лейтенант знал материал наизусть:

— Имеет врождённый порок сердца. Опять же, жена. Может воспользоваться ею, как вы считаете?

— Можно, но не нужно.

— Почему не нужно? Мишкин является единственной зацепкой, нитью, при помощи которой распутается клубок.

— Где гарантии, что Мишкин не пойдёт к нему и не попросит помощи? У нас точно будут проблемы, точно. Наблюдение за Лучшим Другом, надеюсь, установили?— Голос Шефа принял деловую окраску.

— Установили в соответствии с нормами. Однако есть одна небольшая загвоздка— Мишкин вообще не нарушает закон. Высказывает недовольство правительством, но сегодня за подобное не сажают.

— Здесь все высказывают недовольство правительством. Значит, политически грамотен.

Шеф тяжело вздохнул. Этому старому, видавшему виды человеку было неимоверно тяжело. Слишком велик риск, слишком велики жертвы, слишком далеко всё зашло. Слишком много трудностей, слишком много проблем. И уж слишком он стар для всего этого.

— Лейтенант, ты играешь в шахматы? Так вот, мне кажется, будто мы являемся пешками в игре Лаврова и ещё некоего субъекта, заинтересованного в выигрыше. Мы видим перед собой врага и честно думаем, будто сможем изменить ход событий. В один прекрасный момент нас разменяют на точно такую же пешку.

— Я привык быть пешкой в игре королей.

— Привык он. Жениться тебе надо, жениться. Предлагать кому-нибудь свою руку и сердце. Сердце-то у тебя, надеюсь, есть?

— Я тоже надеюсь.

Шеф расхохотался, чего не позволял себе с самого начала операции. Хороший знак.

— Ладно, ладно, потешил старика. Дальше, как я понимаю, полная глушь и серость?

— Не совсем так.— Лейтенант явно оживился.— Через год был ещё один приход. Самый странный случай за тот период. Двадцать первого сентября…

Мой старый, пыльный мир.

Денёк выдался жаркий, не смотря на давно начавшуюся осень. Школа-лицей с физико-математическим уклоном выглядела всё так же непоколебимо, что и пятьдесят лет до этого, только чуть-чуть постарела. И уже который год террористы упорно не заглядывали в Нижний Новгород и не пытались ничего захватить. С другой стороны, здесь были и свои плюсы.

У Алексея с самого утра ныло сердце, и Лавров чувствовал боль каким-то островком своей души, не придавая этому никакого значения. Артём смог координально поменять свою жизнь за прошедший год, научился прибираться в загаженной, похожей на общественный туалет квартире, стал следить за собой и собственным телом (совсем недавно он понял, что у людей есть тело!), пробовал вполне галантно ухаживать за дамами. Правда, получилось только с одной— Катериной Евсеевой, очаровательной девушкой вольного, отдающего запахом дорогих духов, поведения. Но Артём прощал ей все промахи и измены, не видя главного.

Мишкин за этот год наоборот сильно сдал. Набрал пяток — десяток килограммов, став похожим на боровка в разгуле, совершенно забросил необходимое для образования учёбу, хотя родители так желали сделать из него потенциального физика-ядерщика, постоянно появлялся в обществе не совсем внятных девиц, много и не по делу пил, из-за чего заработал себе осложнения на сердце.

Деградировал.

Иногда Лавров приглашал Катерину к себе домой, где они сидели до позднего вечера. Мишкин направо и налево рассказывал, что они там, вместо прямых обязанностей, попивают чаёк и разговаривают о смысле жизни. Впрочем, он просто завидовал, ведь знал, паршивец, что Артёму удалось сделать невозможное: расшевелить холодную как лёд девушку и заставить её поверить в любовь. В чистую, святую любовь. Иногда Алексей специально спрашивал, как же такое возможно. Лавров только пожимал плечами и отходил в сторону.

В такой день просто необходимо пойти прогуляться с подругой по парку, насладиться последними тёплыми деньками уходящей золотой осени, приготовить восхитительный романтический ужин, выпить бутылку отличного, чуть тёплого вина. Идеальный день для продолжения отношений с любимой девушкой.

Покидая пределы родной школы, Лавров в уме прикидывал, во сколько обойдётся пиршество. В поле зрения попала любимая, девушка, на которую в бесплодных попытках добиться ответной взаимности он потратил столько времени и здоровья, садящаяся в стильную чёрную, блестящую в лучах оранжевого солнца, машину. Белый кружок с двумя синими и двумя белыми полукруглыми секторами навсегда врезался в память Артёма. Автомобиль принадлежал местному сыну коммерсанта, Андрею Маркову. Сын пользовался дарами отца, тот не чаял в нём души. Сын копировал отца до малейших деталей.

Катерина заметила оцепеневшего Лаврова, вырвалась из объятий богатого парня. Летящей походкой подплыла к Артёму, сладко поцеловала в губы и произнесла:

— Извини, если сможешь. Мне было с тобой хорошо, но… У Андрея есть деньги, много денег. Они необходимы моим старым родителям, ты же знаешь. Прости…

И всё. Кадр— она далеко, у машины. Кадр— ухмыляющийся Марков садится за руль. Кадр— машина выруливает на дорогу. Картины надолго ножом вошли в воспоминания.

Неожиданно для самого себя, Лавров страстно пожелал, чтобы автомобиль разбился в дребезги на первом же повороте. Он вдруг поверил в Силу. Пронизывающим сталь взглядом Артём следил за машиной, однако та проехала и первый, и второй поворот, пока не скрылась за горизонтом. Некая разочарованность осталась на душе. Ни обиды, ни горечи утраты. Только разочарованность.

Мимо проходил Мишкин. от которого за метр несло низкокачественным алкоголем. Ему-то Лавров и предложил несколько сокращённую программу дня, а именно;

— Пойдём, напьёмся!

Мишкин был абсолютно не против, даже предложил в качестве стартовой площадки использовать собственную квартиру. Купив большое количество бутылок водки, изготовленной, естественно, из стеклоочистителя, закадычные друзья пришли домой, нарезали хлеба и тут же выпили. Под умилённое кряхтение Алексея, в дело пошла вторая стопка.

Артём с усилием выдохнул, взял огурчик и привычным движением отправил его в рот, предварительно спросив:

— А что, кушать больше нечего?

— Посмотрел бы я на тебя в двадцатом году…— Зло пробурчал Мишкин, спеша через секунду смягчиться.— Бросила она тебя? Я давно говорил— женщины приносят в мир несчастье!

Лавров посерел лицом.

— Да, но я особо и не претендую. Пусть найдёт себе счастье. Кстати, я не Бог.

Мишкин поперхнулся хлебом, крошки веером разлетелись по столу.

— Не удивляйся. Ты прекрасно знаешь, о чём речь. Я хотел уничтожить машину, взорвать, стереть с лица проклятой Земли— ничего не вышло. Ничего. Послушай… У тебя есть мечта?

— Мечта?— Мишкин задумался.— Шикарная подружка— блондинка. И, логично предположить, моя и только моя.

— Глубже копай, глубже! Разве мир строится на девушках? Мир строится на мечтах человечества!

— Девушка тоже может быть мечтой человечества. Ежели глубже…. Гарем блондинок! Точно, гарем!

Лавров вспыхнул огнём праведной ярости.

— Посмотри, кем ты стал, разорви тебя Дьявол! Как переменился за последние пол года! Почему, ответь!? Я ему про любовь, про Бога, про душу— а он мне про гарем крашенных дур!

— Не надо шашни разводить. Блондинки не крашенные.

Лавров, вероятно, от безысходности, схватил бутыль и выпил всю прямо из горла. Третью распивали в полнейшем молчании. Когда и она закончилась, Мишкин неожиданно стал намного серьёзнее и произнёс:

— А что, действительно хотел их убить?

Артём не мог разобрать сквозь алкогольную завесу дыма самого вопроса, хотя через несколько секунд высказался достаточно рассудительно:

— Да, хотел. Не получилось ничего. Помнится, ты про какой-то сильный пирог говорил?

— Не сильный пирог, а просто Сила; пирог был использован в качестве метафоры для более удобного представления массам.— Мишкин поднял глаза к потолку, будто пытаясь что-то вспомнить.— Есть в этом городе один человек как раз по твоей части. Занимательная персона, работаете местным Настродамусом. Предсказывает будущее по руке, кофейной гуще и составу мочи. Возможно, даже по группе крови. Шучу, конечно. Сходи к нему, расскажи о проблеме, излей душу. Он поймёт тебя. Пой…

И тут изображение в глазах Лаврова резко превратилось в сплошную фотоплёнку негатива. Холодильник моментально почернел, набеленные потолки слились в чёрную дыру, свет из окна не проходил через завесу красноватого дыма, облегающего две фигуры потерянных одноклассников. И Мишкин. Мишкин медленно падал, сбрасывая с собой скатерть, бутылки, хлеб, оставляя за собой неясный тёмный след смертельных болезней. Алексей неспешно, словно на прогулке, опустился на сероватый пол, а затем чёрная дымка, окутывающая тело, начала медленно сползаться к сердцу, пожирая организм, высасывая жизнь. Лавров мог просматривать тело друга насквозь: вот лёгкие, вот их забрала с собой тьма, вот горло, в нём множество артерии, вот и его нет. В конце концов осталось сердце. Не здоровое сердце здорового человека, а, уголь, скапливающий в себе все болезни, нервные потрясения, воздействие вредных привычек. Уголёк слабо трепыхался, втягивая в себя последние остатки жизни. Затем всё замерло. Пришла смерть.

Остановка сердца. Такое бывает при врожденных пороках сердца, но очень редко, тем более в столь раннем возрасте. Плохое стечение обстоятельств. Мишкин между правым и левым предсердием имел небольшую дырку, и отработанная кровь смешивалась вместе со свежей, и потому органы получали гной вместо питательной энергии. Человек с гноем в артериях. Однако вместо того, чтобы наращивать мышечную массу, Мишкин безбожно толстел и пил не переставая. Венерическая болезнь, подцепленная от очередной дешевой подружки, вмешалась в процесс убийства молодого организма. Зомби, сохраняющий относительную ясность мысли.

Лавров не понимал и не хотел понимать, что происходит. Секунду назад нормальное состояние сменилось ужасом, проникающим в самые глубины замороженного сознания. От ужаса невозможно убежать, его можно лишь переждать в сухом тёплом углу. В памяти всплыло наставление знакомого врача, к которому Лавров водил Мишкина для проверки сердца: “Если начнётся приступ и подобные симптомы будут иметь место— сразу приступай за искусственное дыхание, иначе будет поздно!”. Но Артём не желал делать искусственного дыхания. Кому какое дело до одной смерти? Человечеству, в данном случае совершенно параллельно на одну смерть. Человечеству параллельно на тысячи смертей, так почему лавров обязан исполнять грязную работу?

Семье не всё равно— родная кровинушка. Конечно, Алексей убил последние надежды на более-менее приличное образование, однако это не повод для полного отречения от сына. Удар будет сильным.

Друзьям и товарищам? Нет, нет и нет! Да и не было у него друзей. Только товарищи весьма мелкого пошиба, способные разве что денег принести честь траура. У кого они есть, конечно.

А сам Лавров? За последнее время друзья очень сильно отдалились друг от друга, став просто знакомыми. Былое веселье и общая бесшабашность сошла на нет. Так почему Лавров должен сейчас открывать мертвецу рот, вынимать скользкий, липкий язык и делать искусственное дыхание? Он не находил более-менее весомых причин. Проще вызвать скорую, где врачи зарегистрируют дату смерти и отвезут бездыханное тело в морг.

Шаровой молнией мелькнула мысль, навязанная кем-то другим: “ Мишкин знает человека, способного дать ответы на многие вопросы. Знает, что же такое— Сила, вместе с сильным пирогом в подарок!”. Какой сильный пирог?

Дальше получилось уже само собой. Шаг за шагом Артём, движимый идеей узнать многие ответы на многие вопросы произвёл необходимые процедуры. Пошла секунда. За ней вторая. И тут сердце легонько, очень несмело шелохнулось. Потом, видимо понабравшись решимости, произошёл второй удар. Ему удалось сделать невероятное. Ему удалось вернуть жизнь.

Лавров бросил раздражено:

— Ещё будешь пить, тем более без моего присмотра— порву, как Тузик грелку! Ясно?

Вслед за тем медленно встал, собрал свои вещи и ушёл. Голову переполняла адская боль. Что произошло за эти короткие двадцать секунд? Что заставило мир измениться? Кто сможет это узнать?

Лавров ускорил шаг при подходе к дороге. Было уже три часа ночи, светофоры не работали, а домой надо вернуться как можно скорее. Погрузившись полностью в себя и в свой организм, Артём совершенно не заметил несущегося на скорости в сто двадцать километров в час “Форда”. Расстояние между жертвой и хищником неумолимо сокращалось, но никто не обращал на это внимания: водитель был занят семейными проблемами, а Лавров— проблемами вселенскими. В последнюю секунду перед столкновением шофёр всё же мельком взглянул на дорогу, вдавил педаль тормоза в пол, однако слишком поздно он начал стараться избежать аварии.

И тут произошло невероятное. Машина, словно врезавшись в огромный столб, с треском начала сжиматься. Вокруг летели осколки стёкол, куски новенького металла, части тела. Как будто автомобиль наехал на бетонную стену, а затем бетонная стена придавила сверху эту груду обломков. Лавров же только отлетел на несколько метров, сильно ударился головой и только потерял сознание.

На нём не было ни единой царапины.

Офис Шефа. 1:02.

— И автомобиль, минуя значимые законы физики, превратился в груду железа без видимых причин.— Подытожил Шеф.— замечательно. Просто великолепно.

— Удивительно, но автомобиль по всем показаниям совершил столкновение с железобетонной конструкцией. А он совершил столкновение с Лавровым. На самом Лаврове— пара шишек.

— Сила?— шеф взглянул исподлобья.

— Вероятно. В тот же вечер на повороте из города автомобиль БМВ, принадлежащий Андрею Маркову, на скорости в 120 километров слетел в обрыв. Тела водителя и пассажира искали два дня, найдя, ужаснулись: только по нагрудному медальону Катерины Евсеевой удалось определить, кто где. Трупы обглодали стаи жутко голодных волков. Причиной аварии стал внезапный эпилептический припадок водителя, из-за чего автомобиль абсолютно потерял управляемость.

— Злой человек, этот Лавров. Сколько в нём агрессии. Но мы заслужили положенную кару.

— Не от его руки, разумеется.

— Не от его руки?— Шеф глазами изучал лейтенанта.— В местной гостинице нашли троих сотрудников ЦРУ. Судя по аппаратуре, которую они прихватили с собой, готовилось глубокое изучение некоего объекта.

— Зачем?

— Будто ты не понимаешь, лейтенант. Обыкновенная вербовка. Абсолютное оружие. На ранних этапах подобная идея выскальзывала. Как считаешь, может и нам попробовать?

— Решение проблемы всегда находится на поверхности, но мы смотрим вглубь. Попробовать можно, но приказы здесь отдаёте вы.

— Что верно, то верно. Дальше в биографии пробел?

— Именно. Настоящий пробел длинною в три года.

Откровение.

Артём несмело вошёл в тёмный и, как ему показалось, вечно неприбранный двор. Взглянул на клочок бумаги, единственную подсказку, дающую шанс выбраться отсюда— дом 7, квартира 17. Всё в семёрках. Ну и ладно. Для сегодняшней встречи нумерация домов не важна.

Мишкин всё-таки вспомнил адрес. И, после долгих уговоров, даже прописал его на обрывке, да ещё указал примерное местонахождение обиталища. Честно говоря, Лаврову не особо-то и хотелось идти к человеку, знающему про Силу ВСЁ. Довольно жутковато. Однако, по наитию судьбы и обстоятельств, Лавров донёс своё бремя неопределённости до дома и даже до лестничной клетки. Лучше бы не ходил.

Кроткий, но очень громкий звонок. За дверью послышалось шарканье, и на пороге показался бородатый мужик, по виду напоминающий Аслана Масхадова. Мужик быстро смерил взглядом нежданного гостя, пригласил зайти, а потом протянул руку, предварительно представившись:

— Александр Сергеевич, больше известен как “Всевидящий”. Не обращайте внимания на эти предрассудки.

На ощупь рука была шершавая и дряблая. Ладно, познакомились, надо приступать к делу.

Они сели за резной, готических времён стол и просто замолчали. Затем Александр произнёс с лёгкой улыбкой:

— Ко мне ходят разные клиенты, и каждого я вижу насквозь. Вы для меня— чёрная дыра. Занимательно. Итак, что же вы хотели узнать? Мишкин звонил мне. договаривался. Возможно, Сила?

Артём несколько опешил от подобного раскрытия своих козырей в первые минуты игры, однако вовремя собрался с мыслями и ответил:

— Продолжим. Я должен, так сказать, удостовериться.

— Конечно, конечно. Но не это главное. Как вы наверное уже догадались, я умею предсказывать будущее. Однако делаю я это весьма специфично. Никто и никогда не мог предсказать будущее со стопроцентной вероятностью. Я не являюсь исключением. Мне лишь дано умение взвешивать все факты, сравнивать, а после выдавать процентное соотношение возможности выбора пути. Понимаете? Хотя… Давайте, задавайте вопросы. Аспекты будущего, интересующие вас.

— Хм… Скажем то, что сейчас интересуют каждого. Национальный вопрос.

— Национальный вопрос сейчас интересует только посвященных в проблему, хотя… Ладненько, расскажу. В последующие десять лет количество приезжих лиц кавказской национальности, или, подобно как говорят в узких кругах, чёрных, резко увеличится несмотря на весьма строгие законы и фактически закрытые для въезда границы. Вероятность— 98 процентов. По городам будут распространятся вести придуманные и правдивые вести о бесчинствах, творимых приезжими, об антироссийских бунтах и просто мелких хулиганствах. И вот однажды, тёплым солнечным утром…

— С какой долей вероятности будет именно такая погода?

— С вероятностью в 70 процентов. Людям лень творить великие дела зимой или в пасмурную погоду. Не перебиваем дальше рассказ, хорошо?

— Замётано. Продолжайте.

— Ну так вот. Однажды тёплым солнечным утром чистокровному русскому мужику всё это осточертеет, он возьмёт дедовское ружьё, выйдет на улицу, да и застрелит первого попавшегося чёрного. Затем— пятьдесят на пятьдесят: либо мужика арестуют и посадят, тогда придётся ждать ещё лет пять до разрешения вопроса, либо милиция плюнет на это дело и присоединится к движению по истреблению чёрных. Тогда грянет межрасовая война, и чистокровные русские победят(74 процента). Однако если в дело вмешаются ООН, НАТО и другие моральные разложенцы, тогда…

— Ясно. Предположим… Демографическая ситуация?

— Россия вымрет— 90 процентов.

— Не слишком впечатляет, но и не обнадёживает. Вы меня убедили. Перейдём сразу к тому, зачем я и пришёл к вам. Вы знаете что-нибудь про Силу?

Александр Сергеевич откинулся на стуле, осмотрел свою затемнённую, но от этого не становившуюся приятней комнатку и сказал:

— Меня вырастили в специальном приюте для одарённых детей. Мы называли это место Школой. Тогда ещё советские учёные, работающие в этой Школе, взяли на обследованию гипотезу о безграничной Силе, путешествующей по космосу. Кусочек Силы давался каждому человеку при рождении. Кто-то получал меньше, кто-то больше, не важно. Ученые, окрестив Силу пирогом для более простого усвоения массами, выдвинули свою собственную гипотезу о том, что в течении жизни люди могут откусить ещё кусочек, а то и два, надо только знать как. Они знали. В тот же год была выдвинута ещё одна гипотеза, говорившая, что когда-нибудь на землю явится человек, способный взять себе ВЕСЬ пирог полностью. И тогда наступят тёмные времена.

Все дети, попадающие в Школу, проходили детальное обследование на предмет обладания СверхСилой. Правительство желало иметь такое оружие у себя в кармане, контролировать его и использовать по собственному желанию. Я тоже прошёл такой осмотр, меня сочли пригодным для обучения, после чего определили в группу Предсказания Будущего. Поверьте, так она и называлась. Учителем у меня был по-настоящему могучий мужик. Он отслеживал жизненный путь каждого из людей на планете, рассказывал мне о самых интересных случаях. В день вашего рождения он застрелился. Выплескивается огромная энергия, это чувствует каждый, имеющий дело с Силой. К чему может привести— никто точно не знает. Никто.

Лавров слушал с раскрытым ртом. Не найдя чего ответить, он спросил:

— А что будет со мной в будущем?

Александр Сергеевич впервые со стопроцентной вероятностью знал будущее вплоть до деталей, и ему захотелось многое поменять немедленно. Пришлось врать:

— Весьма неудачный аспект в моей работе. Предположим, сегодня я вам скажу, что вас не задавит машина с вероятностью в 80 процентов. Завтра вы выйдите на скоростное шоссе и у вас останется только 6 процентов.

— Ладно, поставим вопрос по-другому. Мне удастся отхватить ещё кусочек пирога?

Александр сверкнул глазами, произнеся:

— Сначала разжуйте то, что уже откусили. У вас огромный потенциал, не скрываю. Вами даже занимается ФСБ. Однако вам никто не даст воспользоваться всеми возможностями Силы. Богом в человеке заложен клапан, закрывающий реальные аспекты существования.

— А если я и есть БОГ?

— Тогда — флаг в руки и барабан на шею. Однако вы— не Бог, поверьте.

На этих словах Александр открыл дверь и жестами приказал гостю выметаться. Артём, нагруженный пережёвыванием вышесказанного, покорно повиновался.

— Кстати, если бы вам дали шанс быстро, стильно и совершенно безнаказанно убить любое существо на этой земле, кто стал бы жертвой?

Лавров немного замялся от такой неожиданной мозговой атаки, однако достаточно быстро совершил необходимые мозговые процессы и ответил:

— Даже не знаю. А кто даёт мне такую возможность?

— Ну, скажем, супер человек. Подойдёт?

— Вполне. Тогда бы я убил этого человека. Чтобы больше никто не получал подобного шанса.

— Достойный ответ. Самый лучший из ранее мной услышанных. Вы далеко пойдёте. Кстати, нам ещё предстоит встретиться.

Стрельба поверх голов.

Мишкин сидел в тихой, тёмной, пропахшей дымом и абсолютно пустой квартире и пытался привести спутавшиеся мысли в порядок. Слишком многое свалилось на его бедную голову за последний год. Постоянная слежка со стороны ФСБ, неразбериха в городе, полная потеря связи с Лавровым. Хотя это уже был не Лавров, уже вообще уже был не человек. Анастасия, самый дорогое в мире существо, уехала в Дзержинск к матери, чтобы быть подальше от беды. И правильно, ибо ещё одна бессмысленная смерть выбьет Алексея из колеи, уничтожит шалившее сердце. А сердце давало о себе знать слишком часто и слишком не вовремя. Плохой знак. Чрезвычайно плохой для данного времени.

Спецслужбы цеплялись за любые выступы, пытаясь забраться на неприступную скалу под именем Люцифер. Наставили везде жучков, камер, постоянно катаются за ним на чёрной “Волге”, ходят по пятам, дышат в затылок. Бесполезно требовать от человека невозможного. Он не знал ответа. Да и никто тогда его не знал.

Ещё раз ударившись лбом о бетонную стену неизвестности, Мишкин решил сам разобраться в проблеме, начал собирать материал, анализировать его. В конце концов пришёл к неутешительным выводам.

После успешного окончания школы Лавров пошёл в институт Лобачевского на факультет информационных систем, где с большим успехом долгое время прибывал душой компании. Учился неплохо, экзамены сдавал на совесть, на лекции ходил и часто, материал чётко записывал на бумажные носители. Сжатая информация. Опускающая дни рождения, праздники и так далее. Достаточно рано женился, в 22 года. Мишкин в ту пору искренне хотел гулять да гулять.

Жизнь начала течь размеренно, без передряг, полностью в кругу семьи. Через год после свадьбы судьба одарила его настоящим счастьем, заключающимся в жизни ради другого человека, а не ради себя, как раньше бывало. Просто хотелось жить. Они даже хотели завести ребёнка.

Всё оборвалось 17 октября примерно в час ночи. Наталья возвращалась с ночной смены(тогда она устроилась медсестрой), как вдруг из-за угла подошли трое.

— Сумочку давай.

— Вы чего, ребята? Чего я вам сделала?

— Это ты зря. Сумочку давай!

Пронзительный крик и просьба о помощи. Удар ножом. Затем второй. Падение на холодный и абсолютно равнодушный ко всему асфальт. Кровь стекает в распластавшуюся рядом лужу.

Лавров в те страшные минуты сидел дома и всё чувствовал. Каждый крик, каждое слово нападавших, каждый удар. Медленно, будто из могилы восставала злость, ненависть к миру. Артём сходил на опознание, на похороны, а затем засел у себя в квартире и не выходил целую неделю даже за продуктами. Пил не просыхая. Потом, в один серый и унылый день Он нашёл бандитов. Неизвестно как, но нашёл. Шестое чувство. В ту же секунду по дому пронесся леденящий душу хохот, способный любого человека привести в глубочайшее смятение, как перед неминуемой гибелью. Сатанинский хохот.

К шести часам вечера Лавров был уже полностью готов к битве. Он поставил на кон всё— либо Сила поможет ему, либо плевал он на эту Силу и вообще всё в мире ничего не значит, копейки лишней не стоит. То есть, он фактически приготовился к казни.

Бандитов нашел почти сразу— они пили пиво в двух кварталах ходьбы от его квартиры. Артём остановился, рассматривая жертв поближе. Ничего особенного, обычные Автозаводские бандиты, коих свет носит по миру немало. Одни из них, явно привлечённый таким вниманием к собственной персоне, затянулся сигареткой и прорычал:

— Слышь, вали отсюда, пока не накостыляли!

Где-то взорвались сотни звёзд, высвободив огромную по величине энергию. Энергия устремилась сквозь весь космос в руки одного единственного человека— Лаврова. Рубикон перейдён.

И тогда открылся клапан. Сила подчинилась человеку. Отдалась полностью, без остатка, не жалея себя. Лавров стал единоличным владельцем всей вселенной. И это ему определённо понравилось. Понравилось вновь ощущать в ладонях вожжи, управляя каретой, самому поворачивать в темные закоулки и мчаться дальше, уносясь от протоптанной кем-то миллионы лет назад дорожки. К сожалению, асфальт проложить не успели, потому карету трясёт на ухабах.

Мир снова превратился в негатив. Окружающие ушли куда-то вдаль, остались только враги. Первый упал, брызжа слюной и сотрясаясь в эпилептическом припадке. Второй, так ничего и не поняв, закатил глаза к небу, сглотнул горьковатую слюну и помер от разрыва сердца. Третий попытался было убежать, однако буквально через три метра ноги его подкосились, и всем лицом пришлось удариться об удобно выступающий пень. Разворачивая своё развороченную лицо к обидчику, он произнёс, глотая сопли:

— За что? За что вы нас так?

Лавров на секунду приостановил тотальное уничтожение отбросов общества, ответствовав:

— Даже не знаю. Просто стереть таких как вы с лица земли. Всех. Человечество ответит за свои грехи.

Бандит просто перестал дышать. Ишемический инсульт, что поделать.

После этого в городе каждую ночь стали умирать люди, причём каждый от болезней типа рака коры головного мозга или разрыва сердца. Жить стало совершенно невозможно.

Офис Шефа, 1:31.

Шеф нервно закурил, пытаясь по пути обдумать варианты фронтальной, в лоб, атаки. Почему-то всегда получалось, будто гибнет огромное количество оперативных сотрудников. Даже страшно становилось. Лейтенант сидел тут же, вдыхал запах жженного табака и твердил себе о вреде курения. Так прошло минут пять. Затем Данилов произнёс:

— Я устроил за ним слежку. Снайпера поставил. Человек хороший, проверенный, не подведёт. При желании— стрельнёт. Отдать приказ на уничтожение?

— Снайпер должен подождать ещё денёк, понаблюдать.

— Конечно. Его укрытие расположено прямо напротив квартиры Лаврова, так что мы будем иметь полное представление о всех действиях подозреваемого.

Шеф от безысходности закурил ещё одну сигаретку, предварительно сказав:

— А вам не кажется, лейтенант, что всё это бесполезно? Он всё равно убьёт диверсанта. Здесь нужно испробовать что-нибудь посильнее.

— Есть один вариант.— Данилов удовлетворённо ухмыльнулся.— Некий “Всевидящий” знает о Люцифере больше, чем сам Люцифер. Я уже обратился за помощью к этому человеку. У нас ещё есть порох в пороховницах, верно, командир?

— Верно…— чуть слышно прошептал Шеф.

Второй круг. Проникновение.

Потрясывая рясой, отец Прокоп неспешно шагал навстречу судьбе. Надо было торопиться, однако что значит время в логове Дьявола? Правильно, ровным счётом ничего. Люди боялись ходить в эту часть города, объезжали буквально за километр. Наивные, они ещё не знали о настоящем могуществе Лаврова, думали, как бы оградиться от Гнева. А гнев, в сущности, та же сила, сдобренная изрядной порцией непреодолимой злости. Священнику, похоже, было на это совершенно наплевать. Он собирался узреть Люцифера, встретиться с ним лицом к лицу, задать пару-тройку наводящих вопросов. Рискованное задание выдал Синод на этот раз, слишком рискованное для простого человека. Всего одна мысль— и от Прокопа не останется и следа. Сошлются на внезапный удар молнией. Посреди зимы.

”Ну и ладно, ну и хорошо. Помирать, так с музыкой”— думал отец, одновременно пытаясь собрать оставшуюся силу воли в кулак для последнего броска. Интересно, что представляет собой бросок? Гм, наверное, само посещение логова. И всё? Пожалуй. Маловато будет, слишком пустяковая цена за жизнь. Но он— Сатана! И что? Боюсь, отговорка подобрана крайне неудачно. Кстати, и давно у тебя раздвоение личности? А оно у меня есть? Естественно, ведь тогда кто же я? Дьявол? Почти, друг мой, почти. Лучше тебе остановиться, подумать хорошенько, да и дать дёру из города, ОК?

Священник действительно остановился и задумался. До квартиры оставалось метров сто, не больше. Странно сдаваться в плен, уже почти достигнув победы. Хотя, в данной ситуации, победивших нет. Остались только проигравшие. Прокоп оглянулся: тёмная зимняя ночь, абсолютно ничего примечательного. Тускло светит недобитый фонарь, где-то рядом воют собаки. И тяжёлый трупный запах. Везде, в каждом закоулке. Морги не справляются со своими обязанностями, трупы вывозятся нерегулярно. Будто началась война. А вдруг она действительно началась?

Следует идти вперёд. Ещё мать говорила: никогда даже не думай предавать свою идею, переступать через себя. Переступишь раз— переступишь и второй. А потом ты уже не будешь человеком в полном смысле этого слова. Запомни. Вот и сейчас, даже под угрозой неминуемой гибели Прокоп не желал переступать через себя. Рубикон перейдён.

Звонок в дверь. Долгий, пронзительный в образовавшейся мертвенной тишине ночного города. Молчание в ответ. Затем, будто из преисподней, приказ:

— Войдите!!!

Священник повиновался. Его взору предстала неприбранная, грязная квартира, со множеством комнат. Ледяных комнат. Лишь в одной из них ещё теплилась жизнь. Прокоп сделал шаг, затем второй, остановился. Это он. Дьявол. Стоит спиной к священнику, однако уже всё о нём знает, полностью владеет информацией и может пришлёпнуть абсолютно в любой момент. Разговор первым начал Лавров:

— Итак, вы пришли, чтобы поглазеть на меня?

— Не совсем так.— Священник явно не знал, куда ему деться.— Меня прислали к вам по просьбе Синода. Вернее, с письмом.

— Зачитай.

Прокоп достал небольшой листок бумаги и стал читать.

— Так, здесь у нас вступление, список подписавшихся лиц, но вы всех уже знаете. Непосредственно текст. Господин Лавров, нами получено известие, что в городе Нижнем Новгороде вы учиняете…

— Не парься, уже прочитал.— внезапно перебил Люцифер.— Не хочу я вам подчиняться, не хочу. Потому что скоро подчиняться будете мне вы! Что может ваш Бог? Он может сотворить молнию из обыкновенной розетки? Может сейчас поднять вас в воздух и порвать на части? Нет? А я могу! И не только это, поверьте! Вы слишком слабы, чтобы тягаться со мной! Идите отсюда поскорее, да передайте там своим, дабы церкви переделывали! Новый Хозяин идёт!!!

Священник, потеряв дар речи, пытался поскорее вырваться из логову Люцифера, убежать далеко-далеко. По пути он наткнулся на какого-то парня, безумными глазами посмотрел в его лицо и прокричал:

— Конец! Всему конец! Бегите, бегите! Судный день, судный день!

Через неделю отец Прокоп попал в психиатрическую лечебницу, где и обитал до скончания своих дней.

Третий круг. Самозащита.

Сержант Кирзов ловко спрыгнул с подножки трамвая. Осмотрелся, и, не обнаружив явной опасности, двинулся по направлению к квартире Лаврова. Похоже, каждая тварь в этом проклятом городе мечтала с ним рассчитаться. И неудивительно, кому захочется быть убитым за малейший проступок? Правильно, никому.

Кирзов пребывал в числе тех, кто не боялся заглянуть к Дьяволу на огонёк, благо с Дьяволом они учились в одном классе. Многое с тех времён переменилось. Некогда процветающий город превратился в загнивающую деревню, от которой все бежали, словно от чумы. Абсолютно безобидный друг обернулся кровавым палачом, способным достать человека в любой точке земного шара. А сам он, будучи накаченным десантником, побывавшим в двух горячих точках, совершенно забыл своё прошлое, свою первую любовь, своих престарелых родителей, свою брошенную жену, и, самое главное, свою пятилетнюю дочку. Всех забыл в пылу битвы, где единственная мысль— как бы не закончились патроны в обойме. Время навёрстывать упущенное.

Недалеко от остановки трамвая сержант заметил сгорбленную старушку, тихо пошатывающуюся на ветру. Проходя мимо, Кирзов заметил мертвенную бледность лица старушки и стекающую от уголка рта струйку крови. Никого не жалеет, сволочь! Ну и ладно. За всех отомстим, за всех!

Уже на подходе к дому, Кирзов немного засомневался в правоте своих намерений. Поговаривали, что Сила автоматически включает защитную функцию, влияя на психику плохо настроенных людей. После промывки мозгов люди либо уходят прочь, либо моментально сходят с ума. Кирзов выбора не имел.

Дверь, тёмная, холодная, безразличная ко всему. За дверью чьи-то голоса, напряжение нарастает. Скоро час Ч, во время которого происходит больше всего убийств. Буквально каждую секунду обрывается чья-то жизнь. Внезапно, без объявления войны, из квартиры выбежал встрёпанный священник, прокричал что-то в лицо опешившему Кирзову, метнулся было наверх, однако очень быстро понял свою ошибку и кинулся к выходу из дома, потрясывая рясой.

За последнее время развелось слишком много сумасшедших. Но священник— это уже перебор. Кто-то должен за всё ответить.

Дверь была открыта нараспашку. Сама квартира пугала тьмой, спрятавшейся в холодных коридорах логова Дьявола, готовая в любой момент сожрать новую жертву, вступившую на нелёгкий путь оппозиции. Кирзов зашёл в эту тьму. В ту же секунду непонятная сила окутала его, заглянула на самое донышко души, наскребла ужасающие факты существования сержанта, всколыхнула их, пронесла перед глазами. Кирзов тогда омочился и даже немного обгадился. Совершенно непроизвольно и совершенно не к месту. Он почувствовал приближение смерти. Ощущение было не такое, как в книгах, не такое, как об этом твердят по телевизору. Был просто хлад. Наступающий со всех сторон хлад, будто оказался внутри огромной, неприступной льдины. А главное— теряется чувство будущего. Будущего просто нет, его не может быть, любое будущее кончается здесь и сейчас, в эту самую минуту. Человечество не сумеет двигаться дальше, ведь двигаться ему останется только на серость Настоящего. Люди Без Надежды.

Неожиданно всё прекратилось само собой. Кирзов стоял, опираясь на стену и судорожно пытаясь понять, что же всё-таки произошло. В ушах раздавался звон сотен колоколен. Сквозь шум сержант смог разобрать:

— Ничего страшного, скоро боль уйдёт. Заходи, присаживайся.

Герою ничего не оставалось сделать, как тупо повиноваться. Он нашел вход в богато убранную залу, увешанную коврами, старинными картинами, саблями, шпагами, мечами, мушкетами. Среди всего этого добра стоял невысокий, сгорбленный человек. Лавров первым начал разговор:

— Давно же я тебя, Андрей, не видел, давно. Целая вечность прошла, неправда ли? А на мою систему безопасности не обижайся, я её не контролирую. Я могу её только попросить, а она покорно исполнит. За сохранностью моей жизни следит тоже она. Нож из кармана, кстати, можешь вынуть.

Сержанта бросило в жар от последней фразы. Отличный армейский нож, взятый им у знакомого, был предназначен для умертвеления Дьявола. Сейчас этот план кажется безумным, тогда— единственным выходом. Лавров тем временем продолжал:

— Не уж то ты подумал, что меня так просто можно убить? Недооценивал ты меня, по правде сказать. За мной, знаешь ли, ФСБ охотится, диверсантов засылают, киллеров. Снабжены по последнему слову техники. А ты— нож! Хотя, я отвлёкся. Не стану спрашивать, как жизнь, и так уже всё знаю. Спрошу лучше, какие планы на будущее.

Кирзов подобного вопроса ожидал меньше всего, однако ответил быстро:

— Ленку заберу отсюда, детей возьму, рванём куда-нибудь подальше. Из армии уйду, всё равно платят мало. Работу возьму по специальности— программист. Но не здесь. Никогда больше сюда не вернусь.

Дьявол самодовольно улыбнулся. Прошёлся по комнате, пару раз хихикнул. Затем сказал:

— И правильно. Пощажу я тебя, так и быть. Хоть есть за тобой грешки, да больно малы. Иди, пока не передумал.

Тем не менее, сержант не сдвинулся с места, уставившись на фигуру Лаврова. С минуту продолжалось неловкое молчание.

— Я хочу увидеть, как ты делаешь это.

Люцифер расхохотался. Его смех, словно кусочки льда, обожгли душу вояки. Дьявол сегодня пребывает в хорошем расположении духа.

— Смотри, раз хочешь. Видишь девушку?

Через дорогу, по обледенелой тропинке семенила молодая девчушка.

— Несмотря на свой юный возраст, она уже успела сделать аборт. А это— грех, страшный грех.

Вдруг девушка, не заметив камешек на дороге, споткнулась и со всего размаху ударилась об асфальт. Видно было, как при лунном свете медленно растекается кровь, отсвечивая всеми оттенками красного.

— Не слабо!— Констатировал Лавров и отошёл от окна.

— А бабушку у остановки трамвая за что?— Вырвалось у поражённого жестокостью друга сержанта.

— Бабушка, бабушка… А, бабушка! Так она ещё в блокадном Ленинграде у бедных детей последний хлеб отнимала. Но я с ней милосердно. Резкое пищевое отравление. Скажем, мышьяком.

Лавров замолчал, взглянув на окно.

— Снайпер, собака. Ну лейтенант, ну падла!— Чуть слышно сорвалось с его губ.

Кирзов тем временем медленно пятился к выходу. Осталась только одна мысль— бежать, куда глаза глядят. Дьявол посмотрел на зажатого, убитого, истерзанного сержанта, горько улыбнулся и отвернулся обратно к окну. Кирзов получил право на жизнь. Словно из бездны, вырос выход из квартиры, затем лестница, затем выход из дома, потом— свобода, долгожданная свобода. Он ещё не знал, чем всё обернётся.

Висельники нашего времени.

Сержант торопился поскорее оказаться дома, забыть обо всём. Однако сделать этого не получалось: около соседнего дома собрались люди, обсуждая выпавшего из окна. Девушку с разбитой в дребезги головой уже увозили на карете скорой помощи. Где-то за горизонтом кричали сошедшие с ума. Мир катился в пропасть.

Тогда Кирзов стал замечать, за какие грехи убивали людей. Многих— из-за денег. Деньги поражают зависть, а зависть способна подтолкнуть человека на самые неожиданные поступки. К примеру, на убийство. Подобные граждане отделывались разрывом сердца или последней стадией рака лёгких. Бывало и похуже.

Вот молодой лысый бандит пытается отнять у женщины сумочку. Последняя истошно вопит, вырывая добро из рук негодяя. Бандит явно, не из местных, не знает нынешних законов, за что и поплатился: неловкое движение руки вынуждает нож проткнуть бандиты брюхо. Струи крови вперемешку с кишками устремляются на асфальт, лысый же, чуть постояв в оцепенении, падает вслед за ними.

Женщина уже скрылась во тьме ночи.

Ад пришёл на землю. Дабы не откладывать наказания в дальний ящик, Люцифер выбрал палача, безжалостного палача, и прогадал: палач сам стал Люцифером. Лавров вошёл в иерархию демонов, сразу сев на трон. Апокалипсис грядёт.

Что же, долго так продолжаться не может. Скоро всему придёт конец. Хотелось бы верить, что не вместе с человечеством.

А вот и хата, обшарпанная, родная хата. В холодильнике, как всегда, ничего нет. Здесь вообще ничего нет. Хотя есть верёвка. И мыло.

Закрепив надёжный крюк на надёжном потолке, Кирзов умелым движением накинул верёвку и затянул узел потуже вокруг шеи. Неуверенно упал стул, громким ударом прощаясь со своим хозяином. Пошли секунды…

Внезапно, разметая вокруг щепки, отворилась входная дверь. Вбежавший Мишкин сходу, очень оперативно вынул висельника из петли, положив его на диван.

— Есть ещё в мире люди…— проворчал сержант и отключился.

В тот день Мишкин хотел договориться со свои старым другом об аудиенции к Люциферу. Больше у него таких желаний не возникало.

Машина Данилова. 12:37.

Лейтенант катился в своей личной черной ”Волге”, почитывая записи радио переговоров снайпера и базы. Записи, в свою очередь, очень удручали.

”09.10.— Установил наблюдение за объектом. Объект сидит в средней комнате и листает журнал.

— Готовь аппаратуру. Жди приказа, из квартиры не выходи.

13.45— Поступил приказ на уничтожение объекта ближе к ночи. Продолжай наблюдение.

— Хорошо. Из квартиры не выходил, аппаратуру настроил. Всё в полном порядке.

— Сплюнь.

17.17— Объект вышел в соседний магазин, вернулся с пачкой пельменей.

— Продолжай наблюдение.

22.53— К объекту зашёл священник.

— Повторите.

— К объекту зашёл священник.

— Что? Какой ещё священник? Он причаститься решил перед смертью, или как?

22.59— К дому подходит ещё один человек. Видимо, военный.

— Вечеринку устроить задумали?

23.03— Из дома выбежал встрёпанный священник, направился по направлению к трамвайной остановке.

— Напугался. Продолжай наблюдение.

23.10— Приказ— уничтожить объект. Повторите приказ.

— Объект начинает убивать. Готовлюсь к уничтожению.’’

И затем, кривыми буквами, с припиской “Голос снайпера с непонятной хрипотцой, без интонации”:

”Вы слишком далеко зашли, лейтенант. Вашего человека найдут под окнами его квартиры. Больше не пытайтесь повторить подобное”.

В голове крутились мысли про шизофреника, занятого только собой, страдающего манией величия. Шизофреник— это действительно верно, ему даже наш великий Херург, прозванный так за абсолютное знание человеческой анатомии, подобный диагноз прописал.

Сразу после смерти учителя химии Лавров не мог спокойно сидеть дома и молчать: его переполняли эмоции, чувства полного превосходства над миром и каждым человеком в частности. Тогда он, сдуру, всё выложил не только своему лучшему другу Мишкину, но и Кирзову, при чём описывал так натурально, брызжа слюной, что будущий сержант ВДВ усомнился в здравости его рассудка и обратился в местную психиатрическую больницу. Как он выразился “Дабы оградить общество от социально опасных элементов”, или что-то в этом роде. На самом деле, Кирзов в то время очень сильно завидовал Лаврову, завидовал успехам в учёбе, успехам на любовном фронте, успехам в познании “запретного”. Мелочный, ядовитый завистник. В последствии Кирзов перерос свои неудачи, научился с ними справляться, преодолевать. Идеалы его сменились, в качестве эталона Мировых Достижений стали совсем другие люди, однако донос в больницу преследовал сержанта всю оставшуюся жизнь.

В психиатрической лечебнице сделали заметку, устроили слежку за Лавровым, составили целую комиссию. Но через три недели пришли к единогласному мнению: здоров, здоровее всех живых. Но заметочку оставили, и правильно сделали— всего через год на стол Шефа легло простенькое на первый взгляд дело о внезапной кончине Андрея Маркова, сына Виктора Маркова, депутата Государственной Думы. Папаша сильно желал разобраться в загадочной смерти— у Андрея НИКОГДА НЕ БЫЛО НИКАКИХ БОЛЕЗНЕЙ, тем более эпилепсии. Тогда-то, в качестве персонажей, яро желавших смерти Маркова, засветился и Артем. Шеф тут же дал наказ проверить каждого подозреваемого, сокрушаясь мысленно: как вообще возможно помешать водителю машины, несущейся на скорости в 120 километров в час? Эпилептические припадки вообще не могут быть вызваны у абсолютно здорового человека извне.

Помню тот вечер, словно он был вчера. Доклад пришлось делать мне…

— Так, значит Баранов отпадает?

— Безусловно. Он уезжал в Италию примерно на год.

— А как Лавров? В городе?

— Гм… Не совсем. С ним связана некая мистическая история. Понимаете, он переходил дорогу на перекрёстке, как вдруг…

И— пошло-поехало. Естественно, началось расследование. Подключили лучших психологов Нижнего Новгорода, пытались объяснить феноменальную живучесть подследственного. Нашли стукачей из контингента одноклассников, ничего путного от них не узнали. Внезапно наш Херург наткнулся на давешнюю запись в больничной книге, посидел денёк, порасследовал чуток, вспомнил про умершую от инсульта Галину Сергеевну, начал расспрашивать людей и понял, наконец, что и здесь Лавров является единственным подозреваемым. За недостатком улик ( Артём ведь ни в кого не стрелял, не подмешивал чего-нибудь в чай), дело передали в отдел ребят, занятых парапсихологией, свято веривших во всемогущество человека, где разбирательство и должно было пролежать в пыли до скончания веков. Лёд, однако, тронулся.

Видимо, Дьявол решил залечь на дно года так на три. А потом— будто взрыв произошёл. Три лысых бандита за день, на следующие сутки— ещё пять. Дело в срочном порядке забирается из прогнившего отдела парапсихологов, за него снова взялся Великий и Всемогущий Шеф. Хотя дальше мы двинуться так и не смогли.

И тут, будто свет из бездны тьмы, вынырнул Всевидящий, утверждая, будто знает о Люцифере всё, самые слабые стороны и все уязвимые места. К нему-то и ехал сейчас Лейтенант, тщетно пытаясь устроиться поудобнее на далеко не мягком сидении.

Автомобиль остановился около площадки застройки жилых домов. Почему Всевидящий выбрал именно это место, никто точно понять не мог, даже он сам. Данилов открыл дверь, выбрался на холод и мороз, немного поразмял затёкшие ноги. Вокруг шныряли неряшливо одетые строители, постоянно что-то делающие, словно маленькие муравьи. Всевидящий явно выделялся среди них: опрятно одетый, в чёрном костюме с галстуком, аккуратно причесанный. Разговор, как и было оговорено, начал лейтенант:

— Давайте ближе к делу. У вас есть информация, у нас есть достойная за неё плата. Как я понимаю— вас требуется всего лишь возродить Школу? Найти бывших учителей?

Всевидящий поднял голову и взглянул в глаза Данилову. Очи у Всевидящего были как у престарелого шамана древнего племени, хранящего все секреты человечества единовременно. Глаза очень мудрого человека, чуть ли не Бога.

— Действительно, всё так. Знаете, несколько лет назад он приходил ко мне, и я не нашёл тогда ответа. Не нашёл возможности, лазейки, прорехи в идеальных доспехах. Не могу найти и сейчас. Я просто вспомнил про Школу, вспомнил старое. Старое. Раньше было лучше, старею.

Лейтенант оторопел.

— То есть, вы не собираетесь выдавать информацию?

— Более того, у меня нет информации. Просто нет. Мне нужна была смерть. Надоело жить, знаете ли. Он следит за нами ежечасно. У вас 1 процент остаться в живых, у меня— ноль. Полностью уверенным быть можно только в собственной смерти.

— Зачем?

— Не мешайте ему, он творит праведные дела.

Данилов попытался было возразить, но тут проходящий позади рабочий очень неосторожно поднёс газовую горелку к баллону с газом, а у баллона… у баллона откручен вентиль, и газ бьёт вовсю! Мгновение назад вентиль был на месте! За секунду огонь охватил железный патрон, наполненный смертью до краёв, после чего яркая вспышка отбросила лейтенанта назад. Рядом с ним упал и провидец, веки его были не закрыты, со лба стекала тонкая струйка крови. Данилов попытался подняться, однако силы оставили его, заставив провалиться в глубокую пропасть беспамятства. Смерть стояла над ним.

На кухня рыдает мать, держа в руках “похоронку”. Отец не вернулся с той неизвестной войны, даже тела его так и не доставили. Хотя всего этого маленький Игорь знать не должен, сейчас он должен крепко прижимать котёнка к своей груди, сидеть за диваном в пыльном углу и жутко бояться зайти на кухню, ведь там его ждала страшная ТЬМА, а здесь, в углу, взять его она никак не могла. Страх наполнял его чистую душу, вселенский страх…

Танк загорелся, уступив трём боевикам, засевшим в доме. Дмитрий перезарядил пулемёт и крикнул:

— Бежим!

Значит— миномёты. Значит, снова придётся пробираться через развалины бетонных ловушек, снова уклоняться от трассирующих пуль, снова прижиматься к земле, спиной слушая выстрелы и думать “Мама, роди меня обратно”. А Данилову необходимо выбраться. Данилова ждут на базе с докладом, Данилова ждут дома целым. Взрыв раздался совсем рядом. Бросив об угол дома. Наконец-то пришло долгожданное облегчение, сбрасывание горы обязанностей. С мёртвых спрос меньше.

Преступник стоит в десяти шагах от лейтенанта, умело приставив к виску заложника безразличный ко всему пистолет. Одно неловкое движение— и мозги несчастного полетят в лужу. Безвыходная ситуация. Как он поступил в прошлый раз, в прошлой жизни? Эх, если вспомнить…

Внезапно лицо преступника заметно преобразилось, сделалось его лицом. Он ухмыльнулся, убрал пистолет, и в то же мгновение непонятно откуда взявшийся огонь окутал преступника и жертву, буквально сожрал их, закрутился на месте и превратился в Лаврова. Поражённый подобными трансформациями, Данилов машинально потянулся к кобуре, но Люцифер остановил его:

— Здесь ваше оружие не действует, можете оставить его. Это мой мир, все законы здесь устанавливаю я. Помнится, вы получили предупреждение, не так ли? Бросьте, вы уже ничего не можете, вы упустили свой шанс. Только вот Всевидящего зря потревожили. Он человек извещённый, знал, на что идёт.

— Знаете, многие задают мне подобные вопросы. Обычно я отвечаю просто: за грехи человеческие! Однако в вашем случае всё намного сложнее. Я порылся в вашем прошлом, нашёл самые страшные моменты существования и вдруг понял— я связан с вами, всегда был связан, даже когда меня ещё не было и в проекте. Это— СИЛА, она действует без нашего ведома, находя меченных Богом людей, способных координально изменить Мир. В то же время, на каждое действие найдётся противодействие, и этим противодействием вы не являетесь, является кто-то другой, для меня скрытый. Но вы тоже обязаны внести свою лепту.. Сколько раз я пытался убить вас, но всё тщетно. Теперь остаётся только не вмешиваться, лейтенант, в события. Лисев правильно сказал— прорехи в доспехах нет. Есть оружие сильнее.

— Лисев? Его фамилия была Лисев?

— Да, и он неплохо разбирался в людях. Жаль, конечно.

Внезапно сердце Данилова сотряс сильный удар, находящийся вокруг мир начал медленно рассыпаться, превращаясь в чёрный песок. Постепенно в песок начал превращаться и сам Данилов, оставался нетронутым только Люцифер. Всемогущий Люцифер.

Из тьмы доносились голоса:

— Дыхание стабилизировалось, пульс ровный.

— Инъекцию амфитамина. Два кубика. Пусть отдыхает, он хорошо потрудился сегодня.

С мёртвых всех меньше спрос, потому им и жить проще.

Шеф. Толстый негодяй.

Да, именно толстый негодяй, вот как они меня называют, никак иначе. А за что, спрашивается? Я же ничего плохого никому не сделал, служу себе тихо. Бывает, конечно, и на смерть людей отправляю, как Данилова, не без этого, но кто так не поступает?

С такими мыслями Шеф садился за свои новомодный стол переговоров, стремясь поскорее покончить с бумажными делами и отправиться домой. Сегодня был очень тяжёлый день, необходимо было как можно скорее увидеть жену и маленькую внучку. Жаль, дети нечасто заезжают. Да и вес не мешало бы сбросить.

За последние дни многое переменилось, слишком много неприятностей свалилось на бедного Шефа, и Шеф прогнулся под этот мир, не в силах устоять. Лавров становился всё злее и злее, обретал новые возможности, и скоро его уже не сможет остановить никто. Он и правительство вели неравный бой, бой до последнего издыхания, из-за чего страдали многие ни в чём не повинные. В частности, лейтенант. Мы упустили время, долго мешкая и не решаясь нанести контрольный удар, раз и навсегда положив конец этому Аду.

А ведь Шеф видел Дьявола тогда, в больнице. Они встретились в коридоре по пути к палате Данилова, встретились взглядами, после чего Шефу изрядно поплохело. Он навсегда запомнит эти красные от злобы ко всему миру глаза, залезающие в душу и коверкающие там всё, вскрывая все интимные подробности. Несомненно, тогда Люцифер узнал абсолютно всё о плане ликвидации, о структуре ФСБ и о самом Шефе. О жене Марине. О сыне Евгении. О внучках, маленьких красивых внучках. Подобные мысли заставляли Шефа бросаться к трубке телефона, судорожно набирать заветный номер и обречённо спрашивать, замирая: “Как вы там?”, в ответ получая детский смех по ту сторону Мира и чуть поскрипывающий голос жены “Да всё нормально, что ты так беспокоишься?”. Они ничего не знали, да и не могли знать. И незачем.

Тут же возникал вопрос: а что, собственно, Лавров делал в больнице, где лежал Данилов? Приходил посмотреть на жертву своих злодеяний? Вот так, просто, бросив всю свою Силу и Наказание Грешников, пришёл посмотреть? Вряд ли. Здесь что-то другое. Видимо, Лавров впервые встретил человека, способного противостоять Дьяволу и самой Смерти. Данилов, наверное, сможет всё объяснить. Когда очнётся. Хотя откуда? Лейтенант— такая же пешка в борьбе Дьявола с Богом, звено непрочной цепи, способной разорваться на маленькие кусочки , неся хаос и разрушения.

В офис зашёл Фролов, темный и мрачный Фролов, неся в руках папку по делу Лаврова.

— Как там лейтенант?— не выдержав, спросил Шеф.

Фролов поймал чуть заметную нотку жалости в голосе Хозяина. Но виду не подал, ответив как всегда подчёркнуто сухо:

— Он спит, отдыхает. Ему сделали тяжелейшую операцию, из головы осколок величиной с мизинец вытащили, а вы тут ещё хотите от него показаний. Бесполезно. Совершенно бесполезно.

После того, как полковник тихо, не вызывая лишнего внимания( профессия у него была такая— внимания не вызывать), Шеф взял потолстевшую за последний месяц папку и прочёл недавние записи Херурга: “Подследственный, именуемый в узких кругах Люцифером, обладает невероятной психической силой, изменяя положения тел в пространстве, изменяя природные свойства вещей и серьёзно влияя на здоровье людей, вплоть до смертельных исходов. Шеф, необходимо наладить с ним связь, попробовать завербовать. Он ведь может читать наши мысли, знает о планах на его уничтожение. Он же играет с нами, Шеф. Время запрашивать поддержки Сверху, сами мы не справимся.” Странно, Херург никогда не являлся паникёром, всегда сдержанно вёл себя в самых опасных ситуациях, однако сейчас дал слабину. Каждый дал слабину, чего спорить. Хотя слабину давать ни в коем случае нельзя, иначе размякнем, словно мокрые губки, и вот тогда нас Люцифер-то и перещёлкает! Про подкрепление Сверху врач правильно подметил, необходимо написать депешу Главному, пусть пришлёт свою “Чёрную Сотню”, этих отъявленных негодяев, недоносков, натренированных на убийство всего и вся. Шеф только единожды видел их в действии, при освобождении заложников в Норд-Осте, но и того хватило: высокие, широкоплечие, с волевым лицом и страшным пустым взглядом, высматривающих новую жертву, пена на губах и невнятное бормотание откуда-то изнутри. Поговаривали, что им перед заданием дают сильнодействующий наркотик, после чего объясняют план действия, объясняют, кого убивать, и они исполняют, ни на шаг не отступая от намеченного плана. Роботы, собранные и налаженные на уничтожение подобных уродов.

Впрочем, можно ещё и Говоруна вызвать, пусть попытается завербовать Лаврова. Говорун у нас человек особый, может любого уговорить прыгнуть с крыши или броситься под поезд. Но то— с людьми, здесь же имеется в виду Люцифер, непобедимый и неустрашимый Люцифер. Наверное, Говорун погибнет ещё до входа в квартиру. Его уничтожит Сила, ведь силе определённо всё равно, её нельзя уговорить. Она сама по себе…

Можно, кстати, и самому сходить. Интересно: как Он убивает? Мучая жертву, или же быстро нанося смертельный и единственный удар. А Он ли наносит удар?

Идти к Дьяволу ни в коем случае нельзя. У Шефа семья, сын, внучка, Шеф просто не имеет права погибать. Шеф вообще не имел права жертвовать собой, ведь умрёт он— умрёт и дело. Больше никто не посмеет встать против Дьявола, нет здесь больше смелых людей, остались одни трусы.

Тихо заскрипела дверь, в проёме показался Херург. Прямо с порога он произнёс:

— Шеф, я всё понял. ОН не имеет власти только над одним человеком— над Мишкиным…

Наконец-то имеется решение застоявшейся проблемы.

Лейтенант лежал на койке, пытаясь припомнить, когда же его судьба круто повернула на 360 градусов. Наверняка, ещё в институте, после полного провала экзамена на программиста. Данилов брёл по грязным улицам, пил седьмую бутылку пива. Пинал пробегавших мимо жизнерадостных мальчуганов и сплёвывал горечь жизни прямо на тротуар. Внезапно прямо к нему подкатил блестяще-чёрный “Мерседес”, распахнулась дверь, из обитого кожей салона высунулась седая голова, сказавшая только:

— Садитесь в машину, товарищ Данилов.

Точно, всё началось именно тогда, с этой самой фразы. Лейтенант( тогда просто студент) присел на роскошное сидение рядом с грузными на вид людьми, ошарашено осмотрелся и открыл было рот, однако Седой перебил:

— Мы всё о вас знаем, товарищ Данилов. Мы руководим вашей жизнью. Думаете, почему вас завалили на экзамене? Наша работа, не спорю. У нас есть дельное предложение: входите в наш состав, в состав Особого Подразделения. Ваши данные полностью соответствуют нашим требованиям, вы нам подходите. Детали обговорим позже. Обычно мы не берём чекистов с институтской скамьи, предпочитая более подготовленных агентов. Но вы— особый случай. Вы обладаете редким талантом видеть людей насквозь. Согласны?

Кто мог знать, что с ним толковал сам Говорун. Используя приём “Мы-вы”. Человек, слышащий подобное, в подсознании недоумевает: вот, понимаешь, они, они сила, их много, они молодцы, с ними правда, за ними будущее.. Почему я не с ними? Да, тогда лейтенант ещё многого не знал, многому предстояло ещё научиться.

Ребята из ФСБ устроили проверку. Они всех проверяли. Навешали килограммы датчиков, пластин, замеряли всё от сердцебиения до состава мочи и деятельности мозга. Задача— выбрать из толпы человека, поговорить с ним секунд пятнадцать, а затем рассказать об этом человеке всё, вплоть до мельчайших подробностей, сохраняя при этом тотальное спокойствие. Таковы требования отдела Знания, ничего не поделаешь.

Данилов вышел на улицу, посмотрел на солнце— солнце было, как всегда летом, весело и желто. Желто очень подходило под определение. Навстречу идёт группа людей, все друг с другом не знакомы, похожи на смену с завода. Лейтенант закрыл глаза, постоял так секунду и, наконец, шагнул навстречу миловидному созданию, предварительно сказав:

— Девушка, можно вас…

И тут же поперхнувшись. Перед ним стояла черноволосая бестия, Котёнок, Солнышко, бывшая любовь. Разделённая любовь. Сердце неприятно ёкнуло( зафиксировали, конечно), пульс участился( Шеф, наверное, уже хватается за голову и рвёт на себе волосы), щека как-то странно задёргалась. Нервы, чёрт бы их побрал!

Катенька, Катёк, Катюша. Девушка подняла голову, узнала Лейтенанта, одарив его белоснежной улыбкой. Без сомнения, она заметно похорошела за эти пять лет, стала настоящей женщиной. С уст Котёнка сорвались слова, пленяющие душу:

— Надо же, какая встреча! Ты здесь какими судьбами?

Язык совершенно пересох. Перед глазами проносились те сладкие мгновения признания в любви, поджиданий после школы, пышных букетов роз, красивой юношеской любви. Мальчишка. Непременно надо было что-то ответить, иначе возможность уйдёт в небытие хаоса.

— Так, гуляю. Как жизнь-то?

— Ничего, бьёт ключом, причём именно по голове. А ты как?

— Тоже ничего, нерегулярно. Ты торопишься?

— Да, извини, пожалуйста. Срочно надо бежать.

— Тогда… До встречи.

— Пока.

Она пошла дальше, оставляя после себя след дивно пахнущих духов. Очень хотелось крикнуть вслед: “Неужели ты ничего не помнишь, неужели ты тогда ничего не чувствовала?” Ещё сильнее хотелось просто обнять, прижать к широкой груди, поглотить заботой и нежностью. Сердце в ту секунду будто окаменело. Данилов стал совершенно другим человеком, перестал быть мечтателем и романтиком. Жизнь снова поделилась на “До” и “После”, полностью стирая прошлое из памяти. Лейтенант потом трижды сдал этот проклятый экзамен, каждый раз ожесточаясь ещё больше, всё хладнокровнее и хладнокровнее отвечая на радости внешнего мира. Данилов стал просто механизмом. Ничего больше. Катерину он старался больше никогда не вспоминать, а, встречая в толпе, быстро проходить мимо, попутно гася в себе желание заговорить и во всём признаться.

Потом была Чечня. Собственно, Чечня не поразила его душу так, как это сделала Юлия. В Чечне Лейтенант научился убивать, убивать, совершенно не задумываясь о последствиях. Впрочем, его просто готовили к будущим заданиям, заданиям когда надо досконально знать своих врагов и просто необходимо вовремя их уничтожить.

Всего за три года Данилов перешёл в лейтенанты, занимаясь сейчас делом Лаврова. Однако, в последнее время Серый Бастион давал течь, показывая внутренности души хозяина. Жизнь начинала новый виток развития, жизнь неумолимо продолжалась. Помехой продолжал оставаться лишь Люцифер.

Зачем лейтенант взялся за это полностью гиблое дело? Наверняка, излишняя самоуверенность. Может быть, вера в собственное всемогущество, ведь лейтенант обладал редким даром— умел разбираться в людях. Причём не просто разбираться, а угадывать их полный жизненный путь, все их недостатки и достоинства. Однако в Люцифере он разобраться не смог, тем более, что Люцифер— не человек.

Данилов нервно перевернулся на правый бок, пытаясь взять себя в руки. Лекарства как-то странно проявляют своё нахождение в организме, совершенно расшатав душевное спокойствие лейтенанта. Хотелось просто уснуть, провалиться в пустоту и ждать завершения конфликта.

… Катерина томным взглядом пригласила его сесть на диван, одновременно снимая с себя кофточку. Вечер обещал много развлечений, плотских утех вперемешку с распитием вино-водочных изделий и, как бонус к хорошо проведённому времени, жуткая головная боль на пару с горячо любимым человеком. Сердце Данилова бешено застучало, выпрыгивая из груди. Катерина продолжала медленно раздеваться, раскидывая одежду по всей комнате и одновременно усаживая Игоря на мягкое кожаное ложе. Она села на колени сильного, пышущего молодостью юношу, после чего влюбленные слились в затяжном французском поцелуе, слились в один живой организм, стали единым целым, и ни один из них не мог теперь уже существовать без другого. В момент наивысшего счастья Данилов неожиданно понял, что всё происходит слишком быстро, неправильно быстро. Они слишком торопятся.

Сильною рукою Игорь отстранил от себя недоумевающую Катерину, неспешно встал, подошёл к настежь распахнутому окну, вобрал в лёгкие запах уходящего лета, после чего попытался закурить, ломая спичку за спичкой.

В душу закралось странное чувство, как будто за ним следит весьма ненавистный ему человек. Мир тут же стал серым и безразличным ко всему, мир стал Повседневным. Данилов уже не мог чувствовать себя в полной безопасности, судорожно повернувшись в поисках любимой. На той стороне жизни стоял Он, улыбающийся, по обыкновению весёлый, чуть ли не смеющийся. Голос изменился до неузнаваемости:

— А вы ведь романтик, лейтенант. Хотите, чтобы она вернулась? Ведь хотите, правда? Я могу с лёгкостью всё обустроить, у вас наконец-то будет подобный вечер. От вас, Данилов, требуется только одного— прекратить дело.

Ненависть вскипела, дошла до точки, отключила мозг, принялась действовать сама. Надо было схватить тяжёлый и острый предмет, замахнуться посильнее и решить раз и навсегда проблему, особняком стоявшую в жизни лейтенанта, однако Дьявол опередил ревнивого любовника, превратился в реку тьмы, покрутился на месте и с огромной скоростью полетел навстречу Игорю. Произошло что-то совсем невообразимое— тьма смешалась с телом лейтенанта, тот бессильно посмотрел на свои руки и не узнал их— руки были чёрные, словно из угля. Посреди комнаты образовалась дыра величиной с футбольный мяч, в дыру принялись залетать предметы обстановки…

— Сон, всего лишь кошмарный сон. Ничего более.— Повторял Игорь, утирая пот со лба.

Для себя он всё уже решил. Пора принимать решения, от которых зависят сотни жизней.

Говорун. Отличается умом и сообразительностью.

Виталий заходил в подъезд давно заброшенного дома, силясь придумать оправдание для столь поздней встречи. Дверь в квартиру, как и следовало ожидать, открыта. В голове носились фразы, требуемые для лёгкой вербовки любого человека. Стандартный набор, описываемый во всех учебника. Возможного, этого не хватит, и придется применить большее. Большим называлась совершенно новая методика убеждения, универсальная методика…

Виталий состарился, был фактически пятым колесом в телеге. Он мешал. Последнее дело— думал он про себя— последнее дело, и уйду из организации. Навсегда. Вспомню молодость, поезжу по миру, на людей посмотрю. Состарился, а мечты детства не исполнил.

Раздражающе заскрипели половицы под ногами, Говорун и сам не заметил, как вошёл в логово Зверя.

— Артём Евгеньевич, вы дома?

В ответ— ослепительная вспышка света, поражающая лоб Виталия.

К чему слова, когда споры решаются оружием?

Мишкин Алексей Владимирович. Лучший Друг.

Фигура вышла из тени, предварительно раскурив дорогую сигарету. Курение спасало от нервного срыва, по крайней мере он так думал. Впереди— серое здание временного штаба ФСБ, где его непременно ждут с распростертыми объятиями, где до отвращения вежливо попросят пройти в бетонную комнатку 2*4, где начнётся последний разговор по душам. Так было раньше, в старом, пыльном, заброшенном на чердаке мире, в мире, в котором не существовало угрозы моментальной смерти в любую секунду, не существовало этого серого, нависшего над головой обречённого неба, было только солнце, небо и любовь. И все были живы, и всем было хорошо, и все были… К сожалению, почти всегда приходится жить настоящим, изредка оглядываясь назад, дабы найти свои ошибки и вовремя их искоренить.

На пыльном пороге уже ждали двое в чёрных строгих костюмах. Страшные люди, с подобными лучше вообще не связываться. Одновременно, словно по команде, берут под руки, ведут по тёмным коридорам. В этом месте все коридоры до омерзения темны, будто не осталось больше ярких красок жизни. Собственно, самой жизни тоже не осталось. Вот он, кабинет так называемого Шефа, страшного непоколебимого Шефа, о котором ходили легенды далеко за пределами Нижегородской области. Резкий толчок в спину, падение в странно оформленный кабинет, заставленный произведениями искусства позднего импрессионизма. Архитектор, кстати, тоже происходил из того же периода, замыслив офис явно в пьяном угаре. Посреди необычной обитавальни сидел на широком кожаном кресле невысокий чуть пухловатый человек, имеющий на своём счету огромную залысину, блестящую в лучах еле мерцающей лампады.

Шеф явно не желал тянуть с допросом, потому начал чуть ли ни с первых минут прихода долгожданного гостя:

— Присаживаётесь, пожалуйста. Нет, не в это кресло, оно у нас для сотрудников разного рода и для Данилова в частности, берите вооон тот стул. Отлично. Приступим.

Выданное седалище тоже не отличалось особой мягкостью, однако Мишкин слушал чрезвычайно внимательно, стараясь не пропустить ни одной уловки.

— Вам, безусловно, известна обстановка в городе. Ваш близкий друг, Лавров Артём Евгеньевич, использует аномально сильную парапсихическую энергию, уничтожая любого ненавистного ему человека. Как следствие, он использует Силу, о которой Вам, вероятно, хорошо известно. Я бы рассказал вам всё сразу, однако просто должен задать пару вопросов. Во-первых, когда вы познакомились с подозреваемым?

В памяти всплыли далеко не самые приятные инциденты юношества.

— Лавров перёшёл в нам из параллели, где-то в шестом классе, но в первое время он как-то зажимался, его раздражало любое присутствие рядом постороннего человека. А затем— словно что-то переменилось в нём. Он стал необычайно разговорчив, весел и нисколько не агрессивен. Тогда мы с ним и познакомились. Впрочем, в его друзьях ходило полкласса.

— Недурно. Ну а когда вы стали впервые замечать присутствие Силы?

Мишкин не понял вопроса:

— Простите, что?

Шеф выдержал паузу, достаточною для окончательного приведения свое головы в полнейший порядок.

— Не стройте из себя дурака, Мишкин! Когда вы впервые заметили, что Лавров обладает способностью уничтожать живых людей? Когда, чёрт побери, вы это почувствовали?

От последней фразы по телу Алексея пробежали мурашки. Как они узнали, что организм Лучшего Друга имеет свойство чувствовать присутствие силы? Что же, пришло время самому задавать вопросы:

— Интересно, а что я должен чувствовать? И вообще, с чего вы решили, будто я— лучший друг Лаврова? Меня с ним абсолютно ничего не связывает…

— Только врать не надо, хорошо?— Из соседней, смежной с офисом комнатки вышел высокий, крепкий человек. Мишкин тут же узнал его— Данилов, собственной персоной. Игорь учился в одной параллели с Алексеем, и последний знал всё об отношениях между Даниловым и одноклассниками. Вечно одинокий, приверженец своего смысла жизни, Идущий Против Течения. Собственно, с тех, школьных времен, многое переменилось, вы том числе и сам лейтенант.

— Ваше чрезвычайно больное сердце всякий раз судорожно сокращается при действии Силы, потому Вы просто уверены в присутствии рядом Люцифера. К тому же, Лавров спас Вам жизнь, умело вернув Вас с Того света. И не надо нам вешать лапшу на уши! Мы пригласили Вас только для того, чтобы сказать:

— Не надо!!— Взмолился Шеф, моментально потеряв свой грозный вид.

-…НА ВАС НЕ ДЕЙСТВУЕТ СИЛА!

Мишкин сделал неопределённый жест, откинувшись на спинку стула. Хорошо поработали, нечего сказать.

— А дальше? Что я должен делать? Вы не могли предположить, будто после нашего с вами разговора я пойду к Лаврову и всё доложу, после чего управление ФСБ взлетит на воздух? Вообще, у вас есть доказательства?

Собственно, так оно и есть. Именно так, как нам и рассказал товарищ Данилов. В течение месяца Херург подвергал вас опасности убийства Люцифером, но мы ничего не добились. Другой подопытный в подобных ситуациях умирал буквально на первом тесте от разрыва сердца. Понимаете, вас и Лаврова связывают тонкие нити, строящие Силу, в аккурат нам! Строго говоря, Вы нужны ФСБ для проведения операции по ликвидации Дьявола. Ибо вы— единственный, способный противостоять. Понимаете…

Данилов отвернулся к окну, стараясь не слушать откровенную ложь Шефа. Завалил, понимаешь, склонение к сотрудничеству нового агента, склонение к сотрудничеству, планировавшийся долгие месяцы. Насчёт эксперимента — врёт, конечно. Не имеем права сейчас жертвовать людьми, просто не имеем. Даже ради Выжившего.

— … Поймите, Вы нужны нам для проведения операции настолько крупной, что от её успеха зависит положение дел в государстве!

— Я должен стрелять?— Мишкин напряженно думал.

— Не совсем. Вы выступаете в роли, так сказать, приманки. Просто отвлечёте Его внимание. Соглашайтесь, и Родина нас не забудет.

— Нет, я не хочу. Не желаю. Он мой друг, я обязан ему жизнью. И чего бояться мне? Вы можете трусливо поджимать хвосты, а я могу спать спокойно— на меня не действует Сила!

— Интересно,— продолжал Шеф.— Действует ли Сила на ваших родных? На вашу семью? Желаете проверить? Тем более, кроме Лаврова здесь есть очень много влиятельных организаций. От пули у вас что-нибудь имеется? От пятитонного грузовика, у которого якобы случайно отказали тормоза.

— Угрожаете?

— Предупреждаю. Мишкин, вы же умный человек, вы обязаны понять. Поверните собственные общественные нравы в другую сторону. Он продолжает убивать, а вас это не беспокоит?!

— Предположим, я согласен. Какой план?

— Вы просто выступите в качестве защитного элемента. Щита, если так будет проще. Нам не нужна стрельба, нам нужен контроль за ситуацией…

Данилов широко улыбнулся и отвернулся от окна. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что.

Когда в кабинете остались только двое, Шеф кинул фразу, единожды за день позволив себе сбросить оковы напряжения:

— Лейтенант, у нас получится?

— Должно,— ответствовал лейтенант, прикуривая.— Иначе нам не простят такую большую ошибку. А вдруг он на Хозяина посягнёт?

Послышался глубокий вздох.

— Хозяин человек заговорённый. От порчи, от сглаза, от пуль.

— Так это же от пуль. Здесь— совсем другое дело…

Рёв звонящего телефона рассёк комнату, разделив её на две равные половинки. Шеф снял трубку с предчувствием неотвратимой беды.

— Говоруна убили…

Смерть, как говорили мудрецы, похожа на отход ко сну. Хотя, откуда им знать?

Артёмка.

Странно, что они все меня боятся. Абсолютно все в этом прогнившем городишке. И Данилов, и Шеф, и Херург, и Мишкин. Впрочем, меня не боится продавщица пельменей в соседнем магазине. Я помню её лицо, изувеченное временем и жизнью лицо, и ей было совершенно наплевать на меня, всеми покинутой женщине. Она спокойно продала пачку пельменей, впрочем, так и не узнав хозяина своего…

О, да, я имею Силу. Имею днём и ночью, не гнушаясь при этом случайных свидетелей. А ведь свидетели приходили, разговаривали со мной. Особенно много приходило во времена пьянок , когда я уходил в запой от этого тёмного мира…

Лавров впервые не врал хотя бы самому себе. Всю жизнь приходилось врать, и вот, перед самой смертью, впервые можно спокойно говорить правду в лицо окружающим, совершенно не заботясь об их настроении. А были ли окружающие?

Не осталось никого, кроме предателя Мишкина, да продавщицы пельменей. Впрочем, осталась ещё бутылка Беленькой Холодненькой. “Бутылка— товарищ, друг и брат”— думал Лавров, пропуская стаканчик. Иногда в квартиру заглядывал Дьявол, самый настоящий Дьявол, садился рядом, после чего начинал дискуссию. Дьявол любил говорить. Дьявол УМЕЛ говорить.

…— Пьёшь, заблудший?

— Пью, а что делать? А кому сейчас легко?

— Правильно, никому. Ибо если кому-то будет хорошо, у других зародится злоба в душе. Кстати о душах. Не желаешь продать?

Лавров смотрел на Дьявола, мерил взглядом. Дьявол приходил всегда в обличии прилично одетого, приглаженного гелем скользкого человека. Типичный денди в представлении Александра, что ни на есть, Пушкина.

— Не желаю, моя душа слишком уж дорого стоит. Ведь я ещё нужен тебе, Хозяин?

Дьявол помрачнел, влил в себя ещё рюмочку горячительного, предварительно произнеся:

— Безусловно, ты мне нужен. Был. Понимаешь, я упустил возможность несколько лет тому назад, поставив не на того человека. Однако какой— ни будь толк из тебе выбить можно, ежели постараться.

Глаза Дьявола горели недобрым огоньком.

— Так для чего я нужен? Для чего мне эта твоя Сила? Почему моя жизнь испорчена тобой? Почему я сейчас не с Наташенькой, не воспитываю детей, не хожу с ними в садик, не помогаю им делать уроки?

— Наверное потому, что Наташенька мертва?

Тишина поразила слух Хозяина. Лавров тщетно пытался убить Дьявола, но в ответ раздался только хохот.

— Бесполезно, друг мой, всё бесполезно. Сиди и жди, пока я не приду за тобой.

И, уже уходя:

— Слушай, заблудший, ты 6не пробовал писать книги?

— Книги? Про что, интересно?

— Не знаю. Про Беслан, например.

— Почему я должен писать про Беслан?

— Сейчас МОДНО писать про Беслан.

— А я не хочу писать про то, что модно. Я вообще не хочу жить по моде. Я — сам по себе.

— Заблудший…

Иногда на огонёк заглядывал Господь. Просто стоял в сторонке, изучая Заблудшего, вздыхая. Никогда Господь не пробовал заговорить с Лавровым. Видимо, всё шло так, как и должно было идти. Как обычно.

Однажды, совершенно устав от действительности, Артём купил где-то наркотики “Экстези”, смертельную дозу. Придя домой, он первым же делом выпил всю отраву, полагая, будто Сила не сможет защититься. Сила снова выкинула трюк.

Лёжа на грязной кровати, Лавров ожидал прихода смерти. И она пришла, неловко отварив входною дверь. Чрезвычайно много гостей за последнее время.

— И зачем, собственно, вы это сделали, Заблудший?

Вздрогнув от украинского акцента Смерти, Лавров тут же принял новые правила игры и посмотрел на долгожданного убийцу. Убийца выглядела так, словно недавно упала в лужу лицом. Определения получше совершенно больной мозг придумать не смог.

— Это ты, Смерть?

— Нет, это твоя тёща!!!

Смерть имела чувство юмора, тем хуже для Заблудшего. На языке крутился вопрос:

— Ты знаешь Наталью? В смысле, мою Наталью?

— Я знаю и помню всех, за кем приходил.

— И… Как она ТАМ?

— Знаете, понятие Ада в христианской Библии заметно отличаются от Ада настоящего. Нет никаких кострищ, нет никаких котлов, нет никаких кругов. Рая, в свою очередь, тоже не существует. Существует лишь бесконечность, философская бесконечность. Например, на прошлой неделе умер ваш сосед по лестничной клетке. Ваша работа, не скрываю. Так он теперь должен целую вечность переживать самый позорный или страшный момент в своей жизни. Раз за разом. Блаженства никто не испытывает, все испытывают первобытное унижение, ибо за саму жизнь каждый обязан расплачиваться дорогой ценой.

— Ну… Что видится ей?

— Не имею права разглашать конфиденциальную информацию. Одно ясно— мученики всегда помнят свои прошлые унижения, некоторые даже пытаются что-либо изменить, однако все заходят в тупик.

— Тогда… Что видится Гитлеру?

Смерть расплылась в добродушной улыбке.

— Гитлер сделал лично вам плохое? Сильно сомневаюсь. Гитлер каждый раз видит, будто его не принимают в школу рисовальщиков, художников, то бишь.

— И всё?

— Всё. Уверяю вас, это было самым страшным в его жизни происшествием. Ох, засиделся я с вами, ох засиделся! Пора мне, ещё работы много. В одном котле варимся, как никак.

— Смерть… А когда мой черёд?

— Если бы я всем говорил точную дату и время, зачем я тогда вообще нужен? В одном котле варимся, Заблудший, в одном…

Видимо, Смерть вообще не хотела браться за столь грязную работу, вовсе не желая марать руки. И вот сегодня Лавров решился взять свою судьбу в свои же руки, оборвав череду зверских убийств по всему городу. Рука сжимала холодную рукоять пистолета ТТ, офицерского, с золотыми патронами, полученного по наследству от деда. Дед с ним половину войны прошёл, от заледенелых озёр Финляндии до сожженной войной Германии. Сколько всего пережито было… Люди свято верили в светлое будущее, стремились к этому будущему, чувствовали его, и никак не ожидали, что будущее их — мираж, обман, фата-моргана. А они уже стары, они уже не могут перестроиться и жить по законам нового мира, они всё ещё пытаются достигнуть Цели, подобно Сизифу, в который раз тщащемуся затащить на высочайшую гору непоколебимый камень. И так у нас всегда.

Ствол находился около виска, ладонь вспотела, не желая держать столь не посильную ношу. Оказалось, что убивать других намного веселее, нежели убивать себя. Тем более, когда тебе не помогает загадочная и неясная Сила. Впрочем, помогают другие. Мишкин, например. Какая-то гадкая идея зародилась в мозгу старого друга, идея, имеющая прямое отношение к Лаврову, идея, способная уничтожить Лаврова. Мишкин не являлся подданным Силы, единственный человек в этом грешном городе не желал умирать, яро сопротивляясь всем напастям судьбы. Однако мало просто выжить — Мишкин пытается спасти других, коих уничтожить надо было ещё в самом начале пути. Данилов. Уже три раза Алексей спас лейтенанту жизнь, сам того не замечая. Первый раз, Данилов возомнил себя героем ( не впервой), после чего отправился прямо к Люциферу на квартиру, однако звонок телефона переубедил лейтенанта ехать к Мишкину, ибо тот знал обо мне некий секрет. Ничего он, конечно, не знал, просто решил потянуть время. Второй случай более прозаичен: лейтенант снова попытался проникнуть в моё логово, где его непременно уничтожила бы Сила, но в этот же день Мишкин вывел всю бригаду на информатора, Всевидящего. Тогда Данилову повезло, ведь ещё бы сантиметр правее— и дело лежало бы уже в пыльных архивах. Третий момент чудного спасения не явился на свет Божий. Может быть, с течением времени… Собственно, откуда Лавров так много знает? Опять Сила?

Зачем вообще ему нужна эта Сила? Кому-то нужна, не Лаврову. Лавров— лишь игрушка в руках более могущественных людей, Лавровым творится история. Создатель именно так и завещал ученикам своим: “Творите, ибо ничто не стоит на месте, однако опасайтесь творить своими руками, ибо страшен гнев народный”. Уже тогда всё было продумано на несколько десятков веков вперёд. Страшен гнев народный, непосильно страшен.

Мысли метались в голове Люцифера, словно мотыльки, ищущие последнее пристанище в огне. Палец нащупал спусковой крючок, небольшой сплав металла, способный решить множество проблем лишь плавным нажатием. Момент истины настаёт здесь и сейчас, никто не сможет уйти. Лавров зажмурился, вдохнул глубоко и нажал. Ничего, кроме глухого щелчка, не произошло. Ничего другого, впрочем, Лавров и не ждал. Пистолет заклинило. Будто и не офицерский он вовсе, а обычный солдатский, вдоволь повалявшийся в грязи. Сила всегда где-то рядом.

Внезапно до ушей долетел звук отворяющейся двери. Подобно барсу, Заблудший развернулся навстречу опасности, услышал чей-то незнакомый голос и выстрелил. Яркая вспышка осветила тёмную комнату, пуля поразила фигуру в коридоре, звука выстрела так и не было слышно. Гостем являлся Говорун, из отдела Шефа. Сила снова сохраняет Лаврова. Ничто не стоит на месте, всё меняется.

Впору избавлять от трупа…

Тьма, первобытная Тьма вошла в комнату к Люциферу, поглотив того без остатка. Это был уже не Лавров, Лавров давно умер. Красный глаза светились в ответ, подтверждая высказанное.

Have we got a plane?

План был просчитан до мелочей, каждая из составляющих подробно разобрана, никто не имеет права уклониться от намеченной цели. Сотники прибыли за день до начала операции. Мишкин должен принять большое участие, ведь Мишкин— Выживший. Всё шло своим чередом, всё текло, всё менялось.

Шеф похлопал себя по нагрудному карману, нащупал ключи от машины, проверил, заперта ли дверь. Каждая секунда дорога словно золото. Нельзя мешкать. Автомобиль припаркован на обычном месте. В воздухе пахнет наступающей по всем фронтам весной, почки набухают на ветвях оживших деревьев, однако Сила где-то рядом. Данилов, улыбающийся, машет рукой и просит подождать. Вечно хмурый Данилов радуется подобно ребёнку, он начал верить в будущее своей жизни. Шеф улыбается в ответ, находит нужный ключ от замка, приближаясь вплотную к ярко-красному “Опелю”. Существование на столь грешной земле иногда приносит необъяснимо большое количество радости.

В один момент вспышка поглотила и Шефа, и автомобиль, и подбегающего Данилова. Взрыв прогремел, словно мир разорвался по швам прямо здесь, в этой самой точке. Тучи осколков острыми звеньями пронзили тела единственных спасителей. Всё кончено.

Огонь распластался по асфальту, пожирая разлитый бензин. Мимо прокатывалась горящая шина. Данилов попытался подняться, в ушах отчаянно звенело, останки машины всё ещё падали с неба, будто дождь раскалённого пепла, сопровождающий крах царства Господня. Где-то впереди, за невидимой чертой лежит Шеф, старый добрый Шеф, Шеф-отец, Шеф-друг, Шеф-брат. Преодолевая невыносимую тяжесть в ногах, лейтенант двинулся к полыхающему остову машины. Вокруг бегали суетливые коллеги, кто-то звонил в “Скорую”, кто-то намеревался собственноручно тушить пожар. Смерть витала рядом.

Юрий Викторович прикоснулся к сухой руке лейтенанта, произнеся:

— Вот и всё. Все насмарку. Послушай, Данилов, остановись, остановись! Ради себя, остановись! Не иди дальше! Дальше никто не сможет зайти…

Кровь пошла горлом, и ещё один близкий человек ушел туда, где не нужно заботиться о мирских проблемах, где песчаный барханы пустыни омываются лучами восходящего солнца, где нет красок, ибо любые краски— лишь видимость изначальной серости мира, где лёд обжигает теплотой Создателя, где нет вопросов, нет ответов где все равны, где нет ничего более-менее правдивого… Люди год за годом уходят в пустоту.

Лейтенант, впрочем, давно уже всё для себя решил. Ни шагу назад. Никаких поблажек. Операция должна продолжаться, несмотря ни на что.

По плечу своей широкой ладонью хлопнул по плечу Данилова Херург. На вопрос, что же ему надо, проговорил только:

— Не слушай его, лейтенант. Он ослаб в последние дни. Ты должен довершить начатое, слишком много потеряно ради одной цели.

Херург никогда не умел красиво говорить, однако сейчас душа парила где-то вдали, ожидая смертельного удара. К чему врать, когда Смерть рядом с нами?

Тут же, как в подтверждение его словам высокий крепкий молодой человек, передал радиограмму, в коей говорилось о точном и наиболее удачном расположении Люцифера. Игра начинается, ставки повышаются вдвое.

— Вызовите Мишкина. Собирайте Сотников. Мы едем.

Через бесконечность прямо к центру.

Чёрный человек носком ботинка пинал прибрежную гальку, сбрасывая её в могучую русскую реку, загрязняя вскрывшуюся ото льда воду. Именно на этом берегу века назад, в прошлой в жизни, в другой временной параллели, молодой, сильный муж признавался в несуществующей любви дивной девушке, а та, в свою очередь, одаривала его медовыми поцелуями. К сожалению, здесь нет ни любви, ни доброты, ни нежности. Здесь есть только серость и злоба, на злобе строится мир, на злобе он же и разрушается. Злоба заставляет людей совершать благородные поступки, злоба заставляет совершать и поступки, противоречащие любой морали. Злоба порождает зависть, зависть ответно порождает злобу. Замкнутый круг. И все мы бежим по этому кругу, погружаясь в мирские заботы и совершенно не задумываясь о смысле жизни. Мы растрачиваем жизнь на злобу.

Даже тогда, когда на Землю явился тот, кто сможет отделить семена от плевел, сможет очистить род людской, то и его поглотила злоба, ибо он— человек, поделать с подобным нельзя ничего. Для совершения столь благородной миссии необходим ангел, не меньше.

Волга, великая русская река, взламывала сковавший её лёд, бурлила, будто пыталась вздохнуть полной грудью. Река знала историю края с самого начала основания людьми. К сожалению, река каждый год смиренно текла куда-то вдаль, река не меняла ход истории. Она даже не могла выйти из берегов, затопив прогнивший от мерзости людской город.

Мудрые люди утверждают, что ежели человек грешит непомерно, то Господь делает определённый жизненный звоночек. Например, персонаж слишком много пьёт, забрасывает семью, детей. В один прекрасный момент персонажа сбивает машина, и он тут же всё понимает, бросает пить, возвращается в семью. Число звоночков может быть очень велико, ведь даже Господь не может иногда решить, встал ли человек на путь истинный, или нет. В конце концов, ничего не понявшие умирают. Когда дело доходит до сотен людей, начинаются глобальные природные катаклизмы. Проще совсем истребить человечество, чем руководствоваться жизнью каждого в отдельности. Бесполезно.

Мудрые люди утверждают и боятся. Вообще, все христианская религия, да и мусульманская тоже основана на страхе перед Богом. Род людской не волен распоряжаться собственной жизнью, каждый неверный шаг сопровождается наказаниями. Если ты не веруешь в Господа, значит, тебя обязательно постигнет кара в виде кожной болезни, триппера или ещё какой пакости. Приходит мысль, словно Господь ЗАСТАВЛЯЕТ в него верить. Церкви, священники, попы. Прощение от грехов можно вымолить, можно купить. Религия в людском понятии неотрывно связана с деньгами. Подобное началось ещё в средние века, когда верующих заставляли покупать индульгенцию. Где замешаны деньги, там присутствует зависть. Где зависть, там и злоба. Так зачем нам религия со злобой внутри? Бог должен быть в душе, а не в церкви и уж тем более не за деньги. Впрочем, кому-то слишком трудно это понять, им проще ездить к батюшке и совершенно искренне думать, будто их грехи будут прощены.

Лавров продолжал рассуждать, как вдруг краем сознания он заметил угрозу, присутствие совсем рядом того, кого он боялся. Единственного на этой планете. Сзади послышались неуверенные шаги лейтенанта, ещё чуть далее притаились палачи. Люцифер попался на удочку подобно мальчишке, пойманного за шкодничество.

— Вот и всё, Лавров. Вам лучше сдаться, вам лучше просто исчезнуть.

Заблудший развернулся на каблуках, дабы ясно видеть лицо ненавистного врага. Казалось, было предпринято многое, и операция по уничтожению должна была сорваться. Видимо, Люцифер недооценил Данилова, явно недооценил. Более того, лейтенант привёл с собой Чёрную Сотню, холодных беспощадных убийц. Значит, так надо.

Внезапно окружение превратилось в сплошной негатив, ноги на мгновение подкосились, и Сила отдалась полностью. Лавров в одну секунду ощутил себя Богом, ощутил полную власть над миром. Непонятная энергия расплывалась по венам, затекала в каждую жилку тела. Сила не желала терять владельца, Сила желала Вершить. Люцифер хищно улыбнулся, и, к изумлению всех, одним движением глаз поднял Данилова над землёй, прошипев:

— Лейтенант, вы слишком далеко зашли. Я предупреждал. Я предлагал остановиться. Чувствуете удушье? Правильно чувствуете. Я могу сломать все ваши кости, могу вывернуть вас наизнанку, могу заставить вас отрыгнуть свои же кишки.

— Стреляйте…— Сдавленно пролепетал лейтенант. Его как будто скручивал гигантский удав.

Бойцы открыли шквальный огонь из автоматов, однако пули, приближаясь к цели, уходили куда-то в сторону. Сотники вообще не умели промахиваться, но необъяснимая энергия мешала. Некоторые сходили с ума, стреляли по своим товарищам. Многие неожиданно понимали, что руки их онемели, а ноги подкашиваются от усталости. Некоторые убегали в страхе.

Заблудший вкушал Силу, чувствовал себя всесильным и всемогущим. Он выиграл последнюю битву, он просто не мог её проиграть.

Из тьмы ночи вышел Человек с большой буквы. Лавров моментально узнал предателя, Лавров моментально вскипел, Лавров возжелал смерти. Он хотел обрушить всю мощь Силы на друга, хотел, чтобы от друга не осталось и мокрого места, и… Сила покинула хозяина, истощившись. Из всемогущего Заблудший превратился в маленького, сморщенного человечка. Спиной ощущалась смерть, ощущалось беспредельное одиночество.

Раздался выстрел. Пистолет, находившийся в руках Мишкина, изрыгнул огонь вместе со сплавом неблагородного металла. Кровь, темнейшая кровь брызнула в грязь. Боли не было, был лишь холод и ощущение темноты. Всеми покинутый, Лавров испытал очищение от грехов. Странная легкость сковала тело. Люцифер блаженно улыбнулся, хотел что-то сказать, но вдруг берег позади обвалился, и враг человечества устремился к воде. Что-то неприятно хрустнуло.

Командир Сотников побежал к обрыву, взглянул в пустоту и произнёс:

— Конец. Его затянуло под лёд. Конец…

Данилов распластался в луже, причитая:

— Сегодня я видел смерть… Сегодня я видел смерть…

По щекам Мишкина стекали горькие слёзы отчаяния. Услышав речи лейтенанта, он ответил в пустоту:

— Сегодня все видели смерть.

Только она может принести настоящее очищение. К сожалению, её нельзя купить, и далеко не все жаждут такого исхода заблудшей души.

Скользкое шоссе, машина. Весёлая семья едет с отдыха.

Нелепые руки фар тщетно пытались нащупать себе дорогу, разрезая плотный слой тумана. Дочка трепала уставшего папу за рукав, попутно отпуская маме всяческие комплименты. Сынишка угрюмо жевал сладкую конфету и дулся на то, что родители так и не купили ему гладкого, блестящего робота. Не помогли даже отговорки начёт безвременной кончины любых наличных денег, хотя это и была правда. Жена поцеловала Мишкина в небритую с прошлой среды щёку, тот только улыбнулся в ответ. В голове мелькали мысли об ужасах прошлых лет.

С момента смерти Лаврова прошло уже больше четырёх лет. Город, совершенно опустошённый явлением Дьявола, моментально наполнился сумасшедшими туристами, желающими во что бы то ни стало поглазеть на квартиру жесткого убийцы. Повсюду распродавались автобиографии людей, переживших тёмные времена. Книги пестрили называниями типа “Сто один день ужаса”, “Три месяца беспамятства”, “Тяжёлая весна раскаяния”. Самое интересное, что правительство не стало скрывать даже самых мельчайших подробностей инцидента. Наверное, это было правильным решением. По телевидению каждый час крутили передачи из рубрики “Ад в Нижнем Новгороде— где правда?”. Вполне правдивая жизненная история превратилась в самую настоящую легенду. Осталось только начать продавать статуэтки с изображением Лаврова.

Одного федеральные служащие рассказывать не стали— убийство на реке так и осталось за кадром. По преданию, ненасытного Люцифера уничтожили бравые парни из ФСБ, некий специальный отдел. Неделями готовилась операция по отлову жертвы, неделями вылизывалась каждая деталь, и вот, в один распрекрасный момент майор Селезнёв вывел свой отряд на охоту. Не потеряв ни одного человека, они за несколько минут обезвредили преступника, а затем У.или. Самое хрупкое звено в этих бреднях. Зачем убивать всемогущего Лаврова, когда он у вас в руках? Можно им воспользоваться для государственных целей…

И ни слова про Данилова, ни слова про Шефа. И уж конечно ни слова про Мишкина. Народ не должен знать своих героев. Народ вообще не знает саму суть конфликта. Народу не известно про Силу, про неприкосновенность Алексея. Массам не понять столь тонких материй. А понимает ли их сам Алексей?

Данилов ушёл из организации, став абсолютно нелюдимым. Сейчас он, наверное, пишет второсортные романы о пропавшей любви или о других соплях с сахаром. Из недостоверных источников стало известно, будто Катерина его вернулась, однако он не принял бывшую подругу. Данилов окончательно вернулся к своей стихии, к одиночеству. Идущий против течения.

Мишкин, наоборот, купил себе загородный домик (на деньги, полученные за обещание молчать), купил неплохую машину и уже подумывал об открытии собственного дела, но прелестная жена его принесла новый подарок— маленькую курносую дочку. Всего через год счастье дополнилось таким же курносым сынишкой. Жизнь совершила новый виток, жизнь полностью освободилась от угрожающей со всех сторон опасности. Настюха уже начала поговаривать о третьем ребёнке, однако Алексей упорно молчал, каждый раз беря время на раздумье. Тогда у него времени не было. Приходилось действовать оперативно.

Так что же случилось тогда? Некие потусторонние силы вмешались в привычный ход деятельности обычного школьника. Почему именно Мишкин должен стал Палачом, убийцей собственного друга? Ведь Алексей мог умереть на кровати, после прихода из школы, от сердечного приступа. Или чуть позднее, в эпоху публичного запоя. Как сердце, извечно больное сердце выдержало подобную нагрузку? “Тебя спас Ларов”— проговорил врач местной больницы на вопрос о чудесном исцелении. А если бы не спас? Так надо…

Таинственная Сила решилась плотно основаться на Земле, выбрав для этого скромного ученика десятого класса, ведущего полностью убогий образ жизни. Видимо, Сила и не догадывалась, будто у человека могут быть свои планы на захват мира, связанные, в первую очередь, со злостью на одноклассников. Пропитанная злостью, Сила уже не могла сопротивляться угнетению. Подчинившись на время, дожидаясь срока. Срок так и не пришёл.

Собственно, как Мишкин может относиться к распродаже космической энергии? Видимо, Ларов злился меньше всего именно на своего лучшего друга. Кто мог знать, что друг станет единственным спасителем города от Чумы, станет единственным, у кого имеется иммунитет…

Мишкин и не заметил, как скорость стала слишком высокой для столь скользкой дороги. Наталья упорно предлагала замедлиться, и Алексей поспешил повиноваться. Педаль тормоза не послушалась хозяина, не стремясь вдавливаться в пол. Педаль будто заклинило. Фары нащупали ограждение обрыва, водитель под душераздирающий визг жены вывернул руль, удар сотряс кузов машины. Тело пропиталось свободой полёта, ощущение реальности ушло в сторону. “Мерседес”, крутя колёсами, неумолимо спускался вниз к обрыву. Странное и абсолютно неуместное счастье обхватило Алексея, связало каждый член тела, прижало вплотную к сиденью. Затем лязг железа резанул слух, что-то твёрдое и холодное упёрлось в живот, заставив вылететь из остова смявшейся в один момент консервной банки прямо в грязь.

Минута потребовалась Мишкину на то, чтобы оценить ущерб от аварии. Машина разбита, но из-под обломков доносятся крики жены и плач детей, следовательно, все живы. Судя по всему, “Мерседес” перевернулся несколько раз, прежде чем окончательно остановиться. У самого Алексея было сломано несколько ребёр, не более. Придётся вызывать спасателей. Надо попробовать самому…

Тонкая струйка вонючего бензина стекала к искрящейся оси колеса. Двигатель ещё работал. Момент— машину охватило огнём. Момент— консервная банка взрывается, охватывая пламенем окружающий лес и Мишкина в придачу. Безвольное тело откинуло назад, подальше от опасности. Слёзы смешивались с криками причитаний, человек бросался на огонь, пытался потушить его опавшими ветками елей, ещё больше разжигая пожар. Обессиленный, Алексей повалился наземь, последний раз взглянув в дыру, образовавшуюся от пролёта автомобиля через металлический забор. В проёме стоял маленький, сморщенный человек, укутанный в капюшон. Казалось, будто он блаженно улыбается…

Во времена, когда по городам Европы ходила непобедимая чума, появились люди, имеющие иммунитет к этой болезни. Их заставляли сволакивать мёртвых на главную площадь, дабы зараза не распространилась дальше.

И называли их — сволочи.