Дарин: есть что-то символичное в этом: в миничате: ужасы, онлайн |
кррр: Пррривет!!! |
Nikita: Ужааааасссыы)) |
Дарин: боже, и разговаривать не с кем, и читать страшно |
Дарин: АВТОРНЕТ!!!! |
Шевченко Андрей: Всем добрый вечер! А Вике — персональный) |
кррр: Каков негодяй!!! |
кррр: Ты хотел спереть мое чудо? |
mynchgausen: ну всё, ты разоблачён и ходи теперь разоблачённым |
mynchgausen: молчишь, нечем крыть, кроме сам знаешь чем |
mynchgausen: так что подумай сам, кому было выгодно, чтобы она удалилась? ась? |
mynchgausen: но дело в том, чтобы дать ей чудо, планировалось забрать его у тебя, кррр |
mynchgausen: ну, умножение там, ча-ща, жи-ши |
mynchgausen: я, между прочим, государственный советник 3-го класса |
mynchgausen: и мы таки готовы ей были его предоставить |
mynchgausen: только чудо могло её спасти |
кррр: А поклоны била? Молитва она без поклонов не действует |
кррр: Опять же советы, вы. советник? Тайный? |
mynchgausen: судя по названиям, в своем последнем слове Липчинская молила о чуде |
кррр: Это как? |
|
У нее красивое, чуть асимметричное лицо. Бледная кожа. Не прозрачная, конечно, иногда даже с легким румянцем, но все же бледная. От нее пахнет льдом. Никаких веснушек. Высокий лоб, прячущийся под широкой прядью волос. Мягкие кудри до плеч словно впитали в себя звездную пыль. От их безупречно гладкой поверхности по всей комнате отражаются тяжелые блики.
Из-под удивленных дуг бровей на мир смотрят глаза какого-то ненатурального оттенка. Я-то знаю, что на самом деле они просто карие, но мне уже давно видится в них водоворот остывшего кофе. Эти глаза пусты. В них — только холод, какая-то ужасающая агрессия и моментально передающаяся безнадежность. Она, видно, больна заразным вирусом отчаяния. Это первая причина ее ненавидеть.
Ее слегка обветренные губы почти всегда растянуты в фальшивой улыбке. У нее нет причин радоваться, но она считает улыбку правилом хорошего тона. Жаль, но получается всего лишь гримаса, которая уже порядком раздражает окружающих. В ней не осталось ни осколка искренности. Это моя вторая причина.
Третья и не последняя претензия — на ее лице, словно нарисованная невидимым художником, навечно поселилась жалость. К себе. Ей это совершенно не мешает, наоборот, ей так намного проще жить! Зачем решать проблемы, когда можно просто порыдать над ними? Трусость вызывает у меня отвращение. Я слишком хорошо чувствую малодушие в людях.
Окружающие по-прежнему терпят ее. Даже иногда приглашают в кино, поздравляют с днем рождения и звонят по телефону. Более того, я даже знаю одного безумца, который чуточку влюблен в нее.
Только вот я ее ненавижу. Больше не могу каждый день смотреть ей в глаза и тонуть в их отвратительном горьком кофе! Это стало вызывать приступы тошноты и желания кинуть в нее чем-нибудь потяжелее. И, надо сказать, я свое желание обязательно осуществлю! Надоело. Ненавижу. Ей не место в моей жизни!!!
Через минуту я уже бинтую руку под затянувшийся салют из миллиона осколков зеркала.
Дарин(29-09-2008)
Почему у меня не получается быть хорошим?...
Тот, кто вот так меня нарисовал,
Был озлобленным на жизнь дураком,
Он почти все время был в черных очках
И любил гулять под дождем.
Возможно, он считал, будто он поэт,
Но у него все валилось из рук,
И для многих он был кумир и свет,
А для других «недостаточно крут».
У него, наверное, был депресняк,
Когда он взял в руку перо,
Он был зол, оскорблен и немного пьян.
И спустил на бумагу всю злость.
Он был в свитере черном или пальто.
В тот день он поссорился с ней.
А, может, и не было вовсе её,
И он даже о ней не жалел.
Тот, кто вот так меня нарисовал,
Был озлоблен, смешон и глуп,
Он был среднего роста, бледен и слаб,
Истощен и похож на труп.
Он играл на гитаре, писал стихи,
Называя их «бред и хлам!»
И сжимал себя в стальные тиски
Страхов, обид и стыда.
Был он лжецом, каких видел свет
И часто нервно курил.
Может он даже, солгав, краснел,
Но длинные пряди скрывали лик.
Лично я считаю, что он урод,
Несмотря на то, что внешне красив.
Он все равно ото всех скрывал лицо
И помощи ни у кого не просил.
Я знаю о нем практически все,
Но своё имя он сам забыл.
Он хотел, что бы я был хуже него,
Но курить мне он запретил.