Двоих мужчин дорога, пейзаж и вообще что-либо происходившее за пределами автомобиля, по-видимому, не интересовало вовсе. Они были одеты в строгие костюмы в вертикальную полоску, на коленях их лежали свернутые плащи, волосы слегка обесцвечивала седина. Один из них был счастливым обладателем маленьких усиков, другой смотрел на мир через аккуратные в золотистой оправе очки. Эти двое были увлечены разговором и не сводили глаз с пестрых галстуков друг друга, почему-то избегая взглядов в глаза.

Третий мужчина едва умещался на переднем пассажирском сидении. Его плечи раздавались гораздо шире спинки. Одет он был скромнее: довольно дешевый черный костюм и бледно-желтая рубашка без галстука. Костюм чуть ли не трещал по швам. Небольшая выпуклость с левой стороны груди выдавала спрятанный в наплечную кобуру пистолет. Взгляд этого пассажира упирался в лобовое стекло машины и лишь изредка перемещался в левую и правую стороны, ненадолго задерживаясь на проходящих мимо автомобилях.

Проще всех выглядел мужчина, державший в руках руль. Помимо банальной шоферской фуражки, смотревшейся немного вычурно над его простоватым лицом, на нем был невзрачный серый костюм и синяя рубашка. Руки его облегали бывшие когда-то белыми перчатки, лицо было гладко выбрито, на подбородке застыл многолетний шрам, оставшийся там, вероятно, от какой-то детской шалости с чем-то взрывоопасным. Его лицо оживлял суетливый взгляд, без конца шмыгающий нос и находящиеся в непрерывном движении челюсти, будто он пытался пережевать "Орбит". Он был самым молодым из всех присутствовавших в машине джентльменов.

Русская природа тем временем полноправно завладела пейзажем и не собиралась отступать еще несколько часов.

Пунктом назначения была резиденция одного из мужчин, занимавших заднее сиденье. Второй был его гостем. Беседа их была долгой и ни на минуту не прекращалась.

— Виталя, — говорил хозяин машины, носивший усы, — и всё же я не верю, что ты мог так поступить с Глазовым. Он, конечно, провинился, но… ты понимаешь, не настолько…

— Эд-дик! — парировал его гость, сделав акцент на звуке «д», — Он это заслужил целиком и полностью! Он мразь, Эдик! Ты понимаешь значение этого слова? Он мразь! С мразью и обращение соответствующее! С волками, как грится, жить — по-волчьи, соотвесно, выть.

Эдуард Дмитриевич усмехнулся и утер рукой губы.

— Нет, Виталь, я всё понимаю, — он выпустил на волю легкий смешок, — но поливать людей кипящим маслом прекратили в позапрошлом веке. Это не актуально и не современно! Есть, хм, более удобные способы убирать людей. Ну, ты понимаешь…

— Эдик! — ответил Виталий Владимирович. — Люди перестали бояться быстрых и безболезненных смертей в прошлом веке! А если люди не боятся, то как прикажешь ими управлять? Они становятся неуправляемы! Если бы коровы не боялись ударов плетью, то стада этих огромных тупых животных давно заполнили бы всю Землю и сожрали всё, до чего смогли бы добраться!

Глаза телохранителя проделали свой маршрут справа налево, присмотрелись к мчащемуся навстречу грузовику и вернулись в исходное положение.

Водитель повел плечами, перебрал пальцами руль, несколько раз быстро моргнул и бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида.

Эти двое, казалось, вовсе не слышат разговора, который, между тем, продолжался:

— Согласен в том, — сказал Эдуард Дмитриевич, — что людьми правит страх. Но разве такими средствами вырабатывать его? Мы же прогрессивны! Должны развиваться, а не возвращаться к истокам. Люди придумывают новые средства истребления, а мы пользуемся старьем… Это косность, Виталя. Застой!

— Ну Эдик! Дорогой мой! Ты же сам практиковал четвертование некие годы назад! — Виталий Владимирович рассмеялся. — А меня в косности обвиняешь. Смешной ты человек, Дмитрич!

— Не, было! Было! Отрицать не буду. — Эдуард Дмитриевич выпятил вперед грудь и потянулся. — Но именно годы назад, Виталя! Это время ушло…

Виталий Владимирович хехекнул и заметил:

— А как же всё новое — это хорошо забытое старое, а? Откуда ушли — туда и пришли, Эдик. Так-то!

Эдуард Дмитриевич, надев на лицо безразличие, посмотрел в окно.

— А то, — продолжил его собеседник, — что ты запер семью должника, не припомню имя, в сарае и закидал их гранатами, как делали фашисты во Вторую мировую? Не истоки? Еще какие истоки! Верх жестокости и цинизма, Эдик! Умница! Вот на это люди реагируют, вот это они понимают. Вот когда они слышат, как Зимин платит своим должникам, тогда они начинают думать, прежде чем стать его должниками. Тогда они начинают уважать Эдуарда Дмитриевича Зимина. Потому что боятся.

— А знаешь, чего они боятся, Эдик? — добавил Виталий Владимирович после нескольких секунд молчания. — Не смерти, Эдик, они боятся. А страшной смерти. Безызвестной смерти они боятся. Боятся умереть больно и долго. Вот к этому нужно стремиться. А тут любые средства хороши…

Несколько минут мужчин сопровождало только мерное гудение двигателя автомобиля и натужное дыхание телохранителя. На зеркале заднего вида покачивался крестик из сандалового дерева.

Водитель громко шмыгнул носом и снова глянул в зеркало.

За окнами машины по обеим сторонам дороги выросли холмы, покрытые небольшими островками хвойных деревьев. Дорога пошла чуть в гору.

Эдуард Дмитриевич причмокнул губами и повернулся к попутчику.

— Я запер там всю семью, потому что так проще заметать следы.

Он замолчал, ожидая реакции, но, будто не вытерпев, продолжил:

— А проще всего заметать следы, когда используешь передовую мысль, Виталя. Я говорю про то, что не оставляет следов вовсе. Химия.

Прищурившись, он посмотрел на пустоту перед собой и со смаком повторил:

— Химия! Наркотики там, психотропы… Слишком большая доза и… Хлоп! Нету человека! А потом докажи, что он не был скрытым наркоманом. Как?

Виталий Владимирович демонстративно хлопнул в ладоши.

— И мы применяем от всей души! Я слышал от одного мента — Коробков, кажется, его фамилия — как один студент из Хабаровска с катушек съехал, ну и начал валить друзей своих, почем зря. Так он девчонке одной всё лицо кислотой залил, а потом этой кислотой же и напоил. Беднягу хоронили в закрытом гробу.

— Мораль? — спросил Эдуард Дмитриевич.

— Мораль! — поднял палец Виталий Владимирович. — Она в том, что кислоты не пожалей — и жертва останется неузнанной!

Он хрипло рассмеялся, откинувшись на спинку сиденья.

— И я, поразмыслив, применил этот прием, Эдик, — добавил он, закончив смеяться. — Только слегка его усовершенствовал.

Эдуард Дмитриевич, широко добродушно улыбаясь, смотрел на собеседника. Его руки покоились на коленях.

— Я изловил трех ребят, которые мешали мне вести дела. Капитально, знаешь, достали. Первого на глазах у тех двух опустил в двухсотлитровую бочку с кислотой. Что там творилось! Ты бы видел! Давненько я так не радовался! Эти двое на карачках за мной по всему гаражу ползали, еле убегал от них. Просили дать им шанс навсегда исчезнуть. Я им его дал! — Виталий Владимирович прищелкнул пальцами, его лицо было олицетворением торжества. — Навсегда исчезли!

— Браво, — закивал Эдуард Дмитриевич. — Это на самом деле пугает народ. И это то, что я называю прогрессом. И попробуй потом опознать труп. Одни плюсы в использовании передовой мысли. Одни плюсы и нет минусов. А шприцы с вакциной СПИДа? Подкупленные медсестры? Да мало ли…

Он махнул рукой.

Собеседники смотрели в противоположные окна машины, достигнув единодушия в вопросе истребления себе подобных, мешающих полно и качественно наслаждаться жизнью сильным мира сего. Теперь каждый был поглощен созерцанием своих мыслей по этому поводу, обкатывая их в голове, пробуя их с разных сторон, выбирая лучшие, наиболее извращенные, циничные и жестокие. Те, которые дают большую власть и позволяют подчинить большее количество людей.

Телохранитель поднял руку к переносице и почесал ее. По его лбу ползла крупная капля пота. Попутно он смахнул и ее. Рука опустилась на место, глаза совершили свое движение и замерли. Он шумно вздохнул.

Водитель уже внимательнее посмотрел в зеркало и вернул взгляд к дороге. Он выплюнул жевательную резинку в руку и отправил ее в пепельницу.

Крестик закачался сильнее. Шоссе стало взбираться на гору. Подъем был довольно крутым, и водитель переключился на третью передачу. Резиденция находилась на самой вершине, до нее оставалось совсем немного.

Когда молчание вошло в привычку, Виталий Владимирович спросил:

— Эдик, а что ты будешь делать с Безенко? Он, наверное, уже ждет нас…

Эдуард Дмитриевич взглянул на часы.

— Да, его должны были привезти к трем, — он задумался. — На прошлой неделе в Германии я приобрел одну любопытную вещицу. Хочу попробовать.

— Хм, весьма интересно. Что это?

— Аппарат на основе лазера. Или рентгена… Точно не знаю. В общем, принцип такой, — Эдуард Дмитриевич наклонился вперед. — Человека как бы просвечивают этой штукой, и он начинает гнить изнутри. Ну, все внутренности, сосуды, всё. Но не так, как гниет рыба на солнце, а очень быстро. Ощутимо. И он сам это чувствует. Ощущения, видимо, наижутчайшие, но пока никто это не переживал, чтобы поведать о них миру…

Эдуард Дмитриевич выпрямился. На его лице не было даже намека на улыбку.

— Мне самому страшно, — заключил он.

Виталий Владимирович почесал подбородок.

— Мда… — произнес он. — Вот тебе и передовая мысль…

— Так-то вот. Если всё пройдет успешно, то буду пользоваться только этим средством. Эффект гарантирован.

— Выходит, Безенко будет почетной первой жертвой? — усмехнувшись, спросил Виталий Владимирович.

Эдуард Дмитриевич кивнул.

— Вот повезло…

Зимин кивнул снова.

Машина вышла из тени деревьев, окружавших ее, пока она двигалась по склону горы. Пассажирам открылся захватывающий дух вид тайги с высоты птичьего полета. Машина шла по перевалу, тянувшемуся над сизо-зеленым морем хвои, покрытым легкой дымкой. От высоты кружилась голова.

С левой стороны поднимался крутой скалистый склон, вдали виднелись рыжие крыши особняка Зимина.

Телохранитель достал платок и вытер взмокший лоб. Он боялся высоты. Глаза его перестали патрулировать окрестности и уперлись в капот машины. Руки вцепились в штаны.

Водитель переключился на вторую передачу и зачем-то надвинул фуражку на глаза. Он достал упаковку «Орбита» и зубами вытянул из нее одну подушечку, с хрустом раскусив оболочку. Он громко шмыгнул и закашлялся.

Крестик закачался еще сильнее. Запахло сандалом.

Машина натужно взбиралась на перевал.

Водитель пристально посмотрел в зеркало заднего вида. То, что он там видел, его совсем не радовало.

__________

Никто из присутствующих в машине не знал, как зовут водителя. Никто из них не знал, холост он или женат и есть ли у него дети. Никто не знал, где живут его родители и где живет он сам. Они даже не знали, какая у него зарплата. Всё, что они знали, так это то, что их жизни находятся в его руках.

Водитель тоже знал это.

И еще он знал, что в его руках находятся жизни всех будущих жертв двух монстров, которых он наблюдал в зеркале заднего вида своего автомобиля. И месть за жизни жертв прошлых…

Поэтому, когда лимузин взобрался на вершину перевала, он включил четвертую передачу и до того, как телохранитель успел отреагировать, направил машину в пропасть.