Триллер? Пуганные — не боимся. Относись к этому так.

Идём. Давай руку. Один шаг — с тебя не убудет.

Видишь парнишку в коротком пальто, с надеждой взирающего на вокзальные часы? Он ждём девушку с крыльями. Только он слеп настолько, что не видит того, что крылья чёрные. Созданные для клетки, а не для полётов. Он глупо улыбается собственным наивным мыслям о том, что его пассия — уникум. Красивая, нежная, лёгкая — как пёрышко. Чёрное пёрышко из вороха, ком обычно набиты подушки. Знаешь, где сейчас его мечта? Посмотри за угол — «лексус» припаркованный у вокзала видишь? Я опущу для тебя тонированное стекло — смотри.

У неё кровь помады вокруг рта, волосы разметались по плечам голым и цветут на бледной ухоженной коже шейки нежной кляксы недармовых поцелуев. Оденет косыночку, покашляет — больна, прости, горлышко подвело… Она кольцо обручальное в заднем кармане джинсов дешёвых прячет. Под кофточкой грошевой — бельё дорогущее. Хозяина «лексуса» это заводит донельзя. Ему чернокрылой красавицы с глазами вселенской невинности — на один раз. Самоутверждается дядя. Хочу и могу! А она знай себе постанывает… Актриса — извивается в холёных руках талантливо, вполне себе искренне, а в голове ясно, мысль одна тикает мерно часиками: не опоздать бы, ждёт меня мой наивный… ну, кончай ты быстрее!

Нравится? Все трое счастливы.

Идём дальше? Выше.

Женщину молодую с ребёнком лет пяти в шапочке с пушистыми кистями видишь? Это Лиза. Она из глухой деревни приехала сюда — работу предложили. И даже дали угол в коммуналке. И Валюшка под присмотром соседей днём, и деньги идут… А в деревеньке мать осталась, которая от Лизиных денег ни гроша не получает. Да и обкрадывает работодатель Лизу — едва ли не вдвое. Он её уже подставил — по бумагам огромные суммы не сошлись, а вчера Лиза подарок получила — частично теми самыми, несошедшимися… И не отвертится Лиза потом — проста слишком.

Смотри — Лиза счастлива, дочка тоже. Идут в кафе, мороженое кушать.

Обернись — вон бомжик, видишь? Оборванный, безногий, имени своего давно не помнящий. Ему старушка из дома напротив принесла горячего домашнего борща — и он ест, торопится, пока никто не видит. Пихает в себя ложку за ложкой, заедая кусом хлеба мягкого, тёплого ещё. Бомжик тоже счастлив — сейчас, сию секунду. Он не думает о том, что стремительно холодает, о том, что хозяева всерьёз задумались о том, что его лицо примелькалось прохожим и маловато стали ему подавать… не думает. «Счастье — это здесь и сейчас».

Смотри — видишь птицу в небе? Она счастлива! Потому что не знает, что это за абстрактное, надуманное, привязанное ко времени и пространству, закованное в цепи условностей, абсолютно несвободное понятие — счастье.

Не отворачивайся. И так вижу, что не понимаешь, не слышишь, не нужно тебе. Иди, ладно. Щёлкни кнопкой пульта и спеши дальше по накатанной. А я — в метро. Как всегда.

Там я счастлива. Без причин.

Скользить рукой по поручню эскалатора — гладить, ему приятно, мурлычет гортанно-басовито. Спускаться ниже, туда, где никто никому никогда… Читать. Качаться — как море — в такт «раз-два-три» странного подземного сердцебиения. В кольцо тугое бытие замыкать учиться. Память оставлять тем, кто над нами. Здесь — шелест страниц перелистываемых и ритм чьего-то большого сердца.