Она поползла к тому месту в необычайной решительности, попыталась заглянуть в щель — безрезультатно. Она была слишком большой, щель — слишком маленькой. Она корячилась на полу, принимала все мыслимые и немыслимые позы, чтобы увидеть свет — бесполезно. Расковырять эту щель нечего было и думать, материал, из которого была сделана коробочка, твёрдостью переплюнул бы алмаз. В её воспалённое сознание уже не приходили другие мысли. Тяжело дыша она легла на спину, протянула руку в сторону щели и стала проталкивать в неё свой пальцы. Они входили тяжело, миллиметр за миллиметром, причиняя ей невыносимую боль. Наверное, они могли только отмереть в таком положении. Вслед за пальцами умерла бы и она… Но ей было уже всё равно — единственная возможность почувствовать свет.

И вот, когда она уже не чувствовала себя от боли, всё продолжая толкать пальцы вперёд, ей показалось, что сейчас она умрёт. И вдруг вся коробочка разлетелась на мелкие куски! Их подняло в безумном вихре. Песчинки, казалось нерушимой стены, больно кольнули её и унеслись прочь. Кровь прилила к руке, которую она безжалостно пропихивала к свету. Её ударила резкая боль. Но она глубоко вздохнула — над ней было голубое, пронзительно яркое небо. Боль отхлынула. Её слепило весеннее солнце. Она лежала на мягкой молодой траве. Слышалось журчание ручейка. Тишина, эта ужасная гнетущая тишина исчезла, исчез мрак, ушло отчаянье. На её лице засияла самая искренняя улыбка. Она лежала, дышала, её тело наполнилось новыми силами. Она встала и пошла.

Сначала она шла медленно, наслаждаясь природой, потом зашагала быстрее, ещё быстрее. Тут она почувствовала что-то странное, непреодолимое. Она побежала, помчалась изо всех сил, не разбирая дороги, вперёд, и по мягкой траве, и по колким камням, как можно быстрее. Ветер трепал ей лицо. Она закричала. Так много слилось в этом крике, что любой, кто услышал его, не смог бы остаться равнодушным. Но его никто не слышал. Никого не было, сколько бы она ни бежала. Она остановилась у маленькой речушки почти уже без сил. Окунулась в ледяную воду, чтобы немного успокоиться, и заплакала. Заплакала так тихо и так горько, как плачут только в самые тоскливые минуты. Она стояла по пояс в ледяной воде и плакала. А речушка журчала, как будто успокаивая её, но понять не могла. Она всё плакала. Когда ей стало так холодно, что невозможно было терпеть, она вышла из воды.

Солнце потихоньку отогревало её замёрзшее тело, которое стало почти невесомым теперь. Она медленно шла, ничего не замечая вокруг, из глаз текли слёзы, совершенно беззвучные слёзы. Когда она совсем обсохла, она вошла в лиственный лес, тихий и тёплый, с нежными трелями птиц. Светлые кроны легко пропускали сквозь себя солнечные лучи. Она шла, почему-то надеясь встретить здесь его. Но никого не было рядом. Она залезла на самое высокое дерево, которое смогла найти — никого не было в округе, по крайней мере она не видела никого. Сердце бешено стучало, гул его отзывался в ушах. И вот она уже вся состоит из одного сердца. Из её груди вырвался сдавленный отчаянный крик. Она сорвалась с дерева и полетела вниз…

Она оказалась на вершине какой-то скалы. Со всех сторон на неё лилась великолепная музыка. Инструменты как будто соревновались между собой в силе выражения эмоций, в красоте переливов, в неповторимости сочетаний. Эта музыка входила в неё и сливалась с ней, заставляя её медленно двигаться в такт. Музыка стала усиливаться, она стала танцевать вместе с ней. Всё чётче становились движения, все быстрее музыка, с невероятными подъёмами и спадами, с разнообразием ритмики и экспрессии. Она жила этой музыкой, а музыка жила ею. Таким невыразимым горем они сплелись воедино. Казалось, этот неистовый танец последний в её жизни, как и в жизни этой прекрасной музыки. Она танцевала, пока силы не покинули её, тогда она упала на камни.

Она проснулась у себя дома, в своей комнате. За стеной слышался сварливый голос, вызывавший лишь раздражение. Она снова закрыла глаза, отгородившись от этого мира. Снова почувствовала всю боль, что она испытала в коробочке и потом, ведь это не было сном, она знала. Эта нечеловеческая боль и его бархатные глаза… Но глаза эти стали мутнеть, растворяться в прозрачном воздухе. «Нет!!! За что?!» — кричало её сердце. Она не произнесла ни звука, смотрела на тускнеющие глаза и молчала. Вдруг эти глаза выступили с такой реальной отчётливостью, что она широко улыбнулась. Глаза улыбнулись ей и щёлкнули её по носу. Они хотели ей этим сказать, что она слишком мала, чтобы понять их, слишком наивна, это не плохо, но это так. Её сердце разорвалось на маленькие лоскуточки, они рассыпались по полу. Она собрала их, свернула в клубочек и водрузила на место. Комочек немного саднил, она могла даже улыбнуться. Но чёрной коробочки уже не существовало.