Рыся, я признавала это не только в душе. Если ты внимательно читала отзывы, то должна помнить. Меня возмутила необоснованность оскорблений читателей, посмевших иметь собственное мнение.
Если интересно, вечером оскандалившуюся рецензию здесь размещу. Пташкину, дабы не влиять на умы общественности, не буду.
Факер, у меня очень хорошая память. Надеюсь, и ты помнишь мою реакцию на нее. Если не против, я не буду публиковать здесь твою рецензию, иначе вся остальная сотня отозвавшихся может потребовать того же. Эта ветка для критики, а не имени Овоща, согласен?
И да, мне — сказать, почему не получилась рецензия здесь.
Добавлено спустя 35 минут
Прости, Ада, не сразу заметила твой пост. Да какие обиды? Я с уважением отношусь к любому мнению.
Нашла рецензию:
Lady Baileys
Миниатюра — это как четверостишье в поэзии. Или хокку. Или рубаи. Когда автор выбирает жанр миниатюры, он должен сказать больше, чем на роман. Когда человек выбирает жанр миниатюры, он должен точно знать, что нашёл такие выразительные средства, которые будучи максимально точными и яркими, не позволят тексту разрастись. Каждое слово в миниатюре должно обладать предельной выразительностью. Иначе — не получится.
Также миниатюру можно сравнить с жанром прелюдии в музыке. Знаете прелюдию Шопена до минор, №20 из цикла 24 прелюдии? Траурный марш. Шопен написал много траурных маршей, но этот, занимающий какую-то минуту времени, пожалуй, впечатляет больше всего. Глубина трагизма, заложенного в эти краткие три музыкальных предложения, неисчерпаема… Что нужно сделать, чтобы написать что-то подобное? Во-первых, быть чертовски талантливым человеком. Во-вторых, нужно иметь чёткую законченную мысль, чувство или картинку. В-третьих, надо в совершенстве владеть инструментом для воплощения своего замысла, будь то ноты, слова или краски. Не принимая в расчёт первое, а именно личность автора и его литературные способности, посмотрим на миниатюру «Овощ» с точки зрения насыщенности и чёткости мысли, глубины создаваемой картинки, а также средств выразительности, используемых в тексте.
Итак. Миниатюра, на мой взгляд, может иметь несколько поджанров: допустим, это будет миниатюра-мысль, близкая к афоризму (например, «Русский язык» Тургенева), импрессионистическая миниатюра-зарисовка, миниатюра-сценка (такие в большом количестве встречаются в творчестве И. А. Бунина), сюжетная миниатюра. Специфический поджанр — миниатюра у Кафки. Объединяет все эти поджанры одно — краткость, ясность картинки, мысли, чувства.
В данном тексте я не обнаружила приятной ясности и лаконичности, отличающие известные мне миниатюры. Аккуратно замечу, что мне пришлось перечитать миниатюру три раза, прежде чем я поняла, о чём она. Поглядев на название, я подумала, что это — миниатюра-размышление. Уже при чтении я решила, что это — какой-то мимолётный эпизод из чьей-то жизни. Дальше я долго искала героя, и нашла его только в подытоживающем отрезке. Герой оказался умирающей женщиной. Установив некие связи по третьем прочтении, я поняла, что огрызки сюжетов, предложенные мне автором раньше — эпизоды, которые предполагаемо прокручиваются в сознании «овоща». То есть, сделала я вывод, миниатюра пытается обрисовать внутренний мир человека, находящегося в пограничном состоянии. Учитывая некий опыт сравнения, а именно — кинофильмы Линча или Кубрика, рассказы Кинга, картины сюрреалистов, я позволяю себе усомниться, что какой угодно плоский и скучный внутренний мир можно запихать в миниатюру, а уж тем более — причуды сознания человека, находящегося на грани смерти. Это не абзац, позвольте тут поспорить.
Однако, несмотря на мои сомнения, постараемся разобрать миниатюру, которой можно приписать поджанр «психологической зарисовки». Рассмотрим основную мысль текста, учитывая его жанр. Оказывается, она чрезвычайно проста: «За секунду до смерти человека перед глазами пробегает вся его жизнь». Правда, в тексте есть фраза, указывающая на то, что по мнению автора, «овощ» «цепляется за жизнь»(«Все эти образы дарили жизнь») некоторыми воспоминаниями, но мысль противоречит обрисованному состоянию героини: она в коме, единственное, что в ней поддерживает жизнь — это аппарат, а не воспоминания.
Может быть, основная мысль текста не эта, а иная? Может, мы проглядели где-то элемент сюра, как правило, отличающего тексты, сходные по сюжету? Если это предполагалось автором, то, признаться, так и осталось невыраженным, разве что нашло отражение в странной перегруженности текста именами — что не вызывает заинтересованности, скорее, ощущение путаницы. Образы, предлагаемые нам автором, которые должны бы быть причудливыми — как-то уж совсем анти-причудливы. Но об этом чуть позже.
Подведём промежуточный итог: текст не имеет чётко обрисованной мысли. Автор не знает, как строится композиция миниатюры, но берется экспериментировать… В тексте возникает ненамеренная, не задуманная автором вилка, предлагающая два направления восприятию читателя. Автор может возразить, что оно так и задумано. Но я опять-таки позволю себе усомниться в этом. Если б вилка была намеренной, оба направления были бы доведены до завершённости, отточенности, а их взаимопроникновение — чётко просчитанным. Обратимся к тексту и направлениям восприятия.
Если текст задуман в направлении, обозначенном мною как предполагаемая «основная мысль», то придётся предположить, что автор просто «издевается» (изволил подшутить над читателем) над нами, предлагая описание классического для американской мелодрамы эпизода. Хотя даже такой эпизод можно трактовать как-то интересно, если пытаться придать ему индивидуализированности за счёт образов. Но такие образы, как бедный студент и дряхлый старик в самом что ни на есть классическом варианте, не представляются мне очень индивидуальными. Скорее всего потому
— то я и не могла так долго врубиться в текст — эти образы проскакивали внутрь моего мозга, как устрица — в глотку. Они гладкие, скользкие и не имеют никакого вкуса. Пустая пища.
Немного про второе направление.
Для того, чтобы нарисовать внутренний мир «овоща», известному шотландскому писателю Иэну Бэнксу пришлось написать роман («Мост»). Там действие разворачивается сразу в трёх измерениях, личность расщепляется на три суб-личности… Две из этих суб-личностей причудливы до ужаса, одна отвечает за реальную жизнь героя, тоже весьма нестандартную. В тексте миниатюры «Овощ» мне не удалось найти хоть что-то, отдалённо претендующее на причудливость. Разве что упомянутые вскользь Михалыч и некая роженица, атакуемая волкодавом. Достаточно ли этого? Думаю, нет.
Кстати, занимаясь разбором, я вдруг испытала чувство удивления… Странно, как же могут два таких непохожих направления уживаться в одном тексте?
Ответ прост: автор пытается объединить несопоставимое — сознание человека за секунду до смерти и сознание «овоща». Автор просто не продумал до конца своего героя, так как противоречие очевидно. Я делаю вывод, что второму пункту требования к миниатюре данный текст никак не соответствует и соответствовать не может, так как автор просто не знал точно, о чём пишет, когда начинал и заканчивал писать текст.
Но может быть, в плане языка мы найдём какие-то находки?
Приходится признать, что в плане средств выразительности текст тоже очень бледен. Всё у автора как-то размыто. Алёнка — красивая. И всего-то! А хотелось бы её увидеть, между прочим. Хотелось бы увидеть роковую женщину, толкающую молодого человека на определённый поступок. Мы о ней знаем только, что у неё ядовито-красное платье — и, заметьте, ещё и огненное! — и что она танцует дьявольские танцы. Определение «дьявольский» не даёт читателю никакой яркой картинки. Эпитеты «ядовитый» и «огненный» внутренне противоречивы — это же разные оттенки цвета. И если разобраться, то «ядовитый» оттенок для красного не совсем свойственен…
Дальнейшие поиски средств выразительности (эпитетов, метафор и пр.) не привели меня ни к чему. Я нашла только бесконечные перечисления наименований, имён и действий. Бывает, когда миниатюры пишутся подчёркнуто сухим и примитивным языком, но «огненное» и одновременно «ядовито-красное» платье наводит меня на мысль, что автор вовсе не искал простоты.
Поищем у автора точности в описании факта.
Молодой человек выходит на улицу, где «ярко светило солнце и лил дождь». Такое явление природы возможно, но предложение уж слишком схематично его рисует, создавая впечатление фактической ошибки. Если уж дождь действительно «лил», то солнце могло изредка проглядывать из-за туч. А если солнце светило по настоящему ярко, то дождь, по идее, должен бы накрапывать, или неожиданно обрушиваться… Предложение очень неряшливое, что хотел описать автор — неясно.
«Папа?!» — вздрогнул студент и открыл глаза» Из дальнейшего текста мы понимаем, что открыл глаза старик, а не студент. То, что это один и тот же человек, мы узнаём тоже только из дальнейшего текста. Описанное в тексте почему-то представляется следующим образом. Студент, зачем-то закрыв глаза, нашаривает в ящике стола деньги, наощупь их пересчитывает, а когда входит отец, он вдруг глаза распахивает… Думаю, что юмористический эффект, возникающий при чтении этого абзаца, автором уж совсем не предполагался.
Такой момент. «Нога, зацепившись за край ковра, неловко подвернулась…» Как я не силилась представить, как зацепившаяся за край ковра нога подворачивается, так и не представила. Разве что ковёр этот обладает поистине дьявольскими функциями выворачивания конечностей у людей. Обычно человек, зацепившись ногой за ковёр, сначала спотыкается, а потом уж подворачивает ногу…
И ещё: «Медики называют таких пациентов овощами». Вообще, слово «овощ» придумано совсем не медиками, оно происходит из кругов, где употребляют и продают наркотики. Означает слово «овощ» вусмерть обдолбанного наркомана. Только в процессе популяризации это слово стало употребляться в более широком значении. В тексте сочетание официального слово «медики» и жаргонного (и кстати, грубоватого) «овощ» создают опять таки забавное впечатление. Вроде как выходит такой солидный доктор из палаты и произносит: «Сожалею, но диагноз не утешителен. Пациент — овощ…»
Неряшливо, очень неряшливо написан текст. Упоминать все ошибки такого рода нет смысла, ибо им не счесть числа…
Краткий вывод : написано на скорую руку, необдуманно, неряшливо, сухо. О чём текст повествует — совершенно неясно, разве что в самых общих чертах можно уловить ход мысли автора. И если возвратиться к изысканиям по поводу жанра, то никак нельзя назвать этот текст миниатюрой. Если подходить к нему как именно к литературному произведению, а не к синопсису или быстрой записи на задней страничке тетрадки по, скажем, физике или ещё какому-нибудь скучному предмету, то можно было бы назвать его эскизом, мимолётностью… Впрочем, даже в эскизе и мимолётности должны соблюдаться какие-то принципы, даже там необходимо было бы избегать явных промахов (и аккуратнее относиться к грамматике, о которой я не стала писать).
В заключение мне бы хотелось высказать одно соображение. Часто начинающие авторы совершают ошибку, пытаясь сделать текст на «драме» персонажа. То есть с персонажем, как бы он ни был схематично прорисован, происходит несчастье, и автор рассчитывает на сочувствие персонажу со стороны читателя только из-за того, что придумал такой «острый» сюжетный ход. На некоторых не слишком вдумчивых читателей (например, на родственников и друзей) этот приём иногда действует. Но если автор далеко не начинающий, если читатели у него вдумчивые — странно видеть у него подобный текст. И что мне больше всего не нравится в миниатюрах, когда автор вместо того, чтобы виртуозно в трех абзацах раскрасить идею, ещё вдобавок её выносит в название, что совсем уж несправедливо по отношению к смыслу написания миниатюры. Не за этим она пишется, чтоб все рассказать названием. Желаю автору додумать миниатюру и исправить ошибки. С уважением, Леди.