Марго убрала упавший на глаза локон. Она выглядит очень красивой даже при таком свете. Ее длинные гладкие светло-русые волосы, пахнущие полынью, перетянуты тоненькой веревочкой. Этот хвост, как водный поток, сползая по нежной шее, тонким плечам, выплескивался на грудь. Глаза неуловимо-переменчивого, серо-голубого цвета были наполнены печалью, грустью, тоской, по чему-то утраченному, находящемуся, где-то совсем близко, но уже ушедшему недостижимо далеко. О, как эти глаза светились совсем недавно, солнце меркло перед ними. Как они слепили всех вокруг. И если в душе твоей слякоть и грязь, то она лишь взглядом своим рождала радугу света и радости в твоей непогоде. Да, глаза даны женщине, для спасения этого мира.

Красота этих глаз окрылена изящно изломанной линией бровей, словно птицей уносящейся туда, где море сливается с небосводом. Слегка вздернутый носик, щечки без прежнего румянца, и губки, теперь немного покусанные, но сохранившие свою прежнюю, сочную притягательность. Все было совершенно в отдельности, и все вместе составляло волшебную гармонию.

Сейчас вокруг нее не было ничего. Пустота. Единственное, что заполняло ее нынешний мир, был молодой человек, лежащий перед ней.

Он лежал, облаченный в белое нательное белье. При этом освещении он выглядел немного бледным. Вокруг закрытых глаз лежали тени, губы были сомкнуты в едва заметную улыбку.

Марго нежно, почти не касаясь, провела рукой по его щеке.

- Мой любимый, мой нежный, Ромул. Как мне нравиться смотреть на тебя спящего Ты выглядишь таким спокойным, таким, непогашенным костром. И если побеспокоить подернутые седым пеплом тлеющие угли этого костра, то он просыпается брызгами искр и пылкими языками пламени, - Марго слегка улыбнулась, - но я то знаю, как поубавить это пламя. Один нежный поцелуй и пожар потушен.

Она одарила его своим нежным поцелуем.

- Ты все время молчишь…

- Ты все время молчишь, когда говорю я. Ты называешь меня – «своим маленьким радио». Я так давно не слышала, чтобы ты произнес речь длиннее трех-четырех предложений. А как ты был разговорчив, когда первый раз повстречал меня, - Марго прищурившись, улыбнулась и провела внешней стороной ладони по щеке молодого человека, - перед таким говоруном трудно было устоять.

- Но, я всегда хочу быть с тобой, и неважно, с молчаливым, или без умолку говорящим. Ведь я люблю тебя!

Марго распустила свои волосы. Встряхнув головой, она поправила их, и они нежными струями растеклись по плечам.

Она взобралась на ложе и села на Ромула словно оседлав. Он громко выдохнул.

- Да, да, я знаю, что это нравится тебе больше всего, - она наклонилась к его лицу, ее волосы обволокли его лицо мягким шатром, в котором скрылся ее поцелуй.

- Именно c этого начиналось то, что уводило нас от этой суетной, шумной жизненной возни.

- Именно с этого начиналась наша безумная стремительная скачка к тому прекрасному, нежному, вечно-мгновенному блаженству. И в этой гонке мы погоняли друг друга все быстрее, все стремительнее. Каждый желал наполнить друг друга блаженством. И когда мы достигали этого момента, это переполняло меня, выходя из меня стонами и криками перенасыщенности радостью.

- Мы словно попадали в бурный поток наслаждения, выйдя из которого, все мокрые, тяжело дышащие. И словно бы после борьбы со стремительными водами мы откидывались на прибрежный песок…

- Да…

Марго уткнулась в его плечо и заплакала в рев. Крупные капли слез скатывались из ее воспаленных глаз, падали на его одежды, просачивались сквозь них и стекали по его холодной коже в простыню.

- Прости меня, я больше не буду реветь.

Марго спустилась с ложа и присела на рядом стоящий стул. Она вложила свою руку в его, почувствовав ее тяжесть.

- Ну вот, ты сердишься. Опять эти морщинки между бровей. Не сдвигай бровки, эти морщинки старят тебя. А я не люблю молодых старичков!..

- Замечательно, ты улыбаешься. И я знаю, когда ты так улыбаешься. Ты считаешь меня глупой дурочкой…

- Ах, я – дурочка!

- Я всегда делала вид, что обижаюсь на такие твои слова, дулась и капризно говорила, что ты меня не любишь, а ты продолжал смеяться надо мной и говорить, что любишь меня. Как мне нравилось капризничать. Когда еще услышишь такие слова от самого молчаливого молчуна на свете. Вот и сейчас ты молчишь…

Ее нижняя губка дернулась, и по щеки побежала одинокая слезинка.

- Это – от счастья. От того что, я рядом с тобой, милый мой. Как я устала, как я хочу спать.

Марго поцеловала его в губы, положила ладонь на край ложа, опустила на нее голову и заснула. Из ее глаз текли слезы.

Еще только первые лучи нового дня не успели разогнать ночную мглу, за неплотно закрытой дверью послышались чьи-то шаги. Их звук несся по выложенным кафелем полу и стенам длинного коридора, заставляя тревожно, надтреснуто вибрировать пространство всех помещений, в которые он только мог проникнуть.

Дверь тихонько распахнулась, на пороге стоял мужчина:

- Марго! Ты здесь. Ну, зачем? Мы волновались за тебя, мы не могли тебя найти.

- Ой, папа! – Я… Я хотела побыть с ним, - еще не совсем проснувшись, волнительно пролепетала Марго.

- Не надо изводить себя так, милая. Ему там хорошо. Он же знает, что ты будешь любить его всегда. Пойдем. Нам надо все приготовить.

- Но, я хочу остаться с ним, - Марго впилась в пальто отца, и безнадежно завыв, забила кулаками в его плечо.

К ним подбежал доктор, со спокойно-обеспокоенным лицом. Отец передал дочь в его руки.

- Дайте ей успокоительное, - сказал он, глядя, как врач повел по коридору вздрагивающее создание. Он оторвался от этого зрелища, переведя взгляд на Ромула, вокруг которого уже суетились служащие похоронного бюро.