fateev: Успокойтесь )) кррр этого точно не писал |
кррр: Я смотрю ты мои шедёвры наизусть цитируешь, молодец, первоисточник нужно знать! |
mynchgausen: Ура, Серёгина вернулась! А он правильно, пусть лучше посуду моет идёт |
mynchgausen: прогресс! |
mynchgausen: сказать, как я тебя спалил? вот сравни твоё прошлое: "Блесканье звезд теперь нас возмущает И солнца свет в окошко не сверкает" и нынешнее "И ты забудешь все мои слова Овалы формы близкие черты лица" |
mynchgausen: ветвегон |
кррр: А рога потом сдаешь, почем за метр берут? |
кррр: А еще для ветвистости? |
mynchgausen: понтокрин |
кррр: Какие ты витамины принимаешь, для роста рогов? |
mynchgausen: не хватает витаминов! |
mynchgausen: путь он завсегда в движении, под лежачий путь труба не течёт |
кррр: На мну рога и хвост не растут в отличии от некоторых |
кррр: Какой еще хвост, испуганно себя общупывает... |
кррр: Смотри, путь свой не заплутай |
mynchgausen: я тебя разоблачил, между строк твой хвост торчит |
кррр: Путь у него бежит вишь ли... |
кррр: Так, так, чтой то ты там мне приписываеШь? |
mynchgausen: путь далёк бежит |
Nikita: тишь да тишь кругом... |
|
Ровно в восемь часов двадцатого апреля в комнате известного писателя Вадима Михайловича Купцова прозвенел будильник, хотя в это же время, но тридцать лет назад мальчишка, которого звали просто Вадик, уже успел искупаться, позавтракать и засесть за работу, за свою первую большую работу «Что нас ждет».
Вадим Михайлович встал, оделся, вышел на балкон и закурил сигару. Был ясный день, такой, что можно было бы даже искупаться. По синему-синему небу плыли облака, но они были столь малы, что не могли заслонить солнце. В комнате было светло, на подоконнике дремал толстый рыжий кот Исаак…
А Вадик сидел за столом, склонив голову над тетрадкой, и выводил каждую букву своего первого романа, не замечая, что на синем-синем небе уже появились первые небольшие облака, что маленький котенок купается в лучах утреннего солнца.
Вадим Михайлович докурил, зашел в комнату, посмотрел на часы. «Еще так рано» — подумал он и тут же вспомнил, что мальчишкой любил вставать до рассвета, чтобы успеть что-нибудь написать до того, как проснутся братья.
Иван и Борис тихо храпели в другом конце комнаты, а Вадик продолжал свое первое, как он считал, гениальное произведение. То была история про маленького деревенского мальчика, что попал в большой город, да еще и в будущее. Поначалу он всему удивлялся. Как люди строят такие большие дома, если их старая банька обвалилась, не прожив и месяца после ремонта? Вадик придумал и описал большую птицу со стальными крыльями, способными поднять сотню человек; он не знал, как и почему она взлетит, и, что уже больше семидесяти лет прошло с тех пор, как взлетела одна из подобных птиц.
В этом городе живут люди, которые умеют делать лишь что-то одно. Один может только писать, другой только читать, третий только ходить. А мальчик умел все, но постепенно, живя в этом городе, он становится таким, как все, и может только думать.
В общем, это был удивительный, гениальный рассказ, по крайней мере, для парнишки, что не видел ничего, кроме крошечного дома и мелкой грязной речки за холмом.
Вадим Михайлович зашел в свой кабинет. Посреди большой комнаты стоял длинный стол, за которым раз в неделю проходили творческие беседы популярных писателей, в углу стоял камин, который никогда не зажигали. Вадим Михайлович достал свой ежедневник, чтобы ознакомиться со своим расписанием. Несмотря на то, что был выходной, ему нужно было заехать на работу в свое издательство «КупВад»
Вадик сидел, сосредоточившись на своем произведении, не замечал, что старший брат Борис уже проснулся.
-Ты опять пишешь? — сказал Борис и схватил брата за ухо. — Кормишь тебя, кормишь. Выходит даром? По хозяйству кто будет помогать? Какой толк от твоей писанины? Что за издательство «Купвад»? Кто захочет напечатать эту белиберду?
Борис схватил тетрадку, выдрал первый лист и разорвал его пополам, затем отвесил брату пинок, бросил тетрадь на пол и направился к умывальнику. Вадик подобрал тетрадку и спокойно продолжил писать. О произошедшем напоминало лишь покрасневшее ухо.
Вадим Михайлович подъехал к издательству. Его там ждали. У входа стояли молодой человек с большой папкой в руках, одетый в протертые джинсы, кое-где заляпанные краской, и свежую белую рубашку, и брат, старший брат Борис в еще более протертых, кое-где дырявых джинсах.
-Ты опять за старое? — грустно сказал Вадим Михайлович брату. — Когда ты перестанешь пить?
-Мне нужны деньги! — ровным голосом ответил брат.
Вадим Михайлович потер правое ухо, которое было оттопырено немного больше другого:
-А хочешь? Хочешь, я тебе помогу? Я знаю клинику. Ты скажи, я все сделаю…
-Мне нужны деньги — все тем же ровным голосом сказал Борис.
Вадим Михайлович отвернулся и пошел ко входу в издательство, чуть слышно сказав охране: «Дайте ему денег».
Парнишка в протертых джинсах бросился вслед уходящему директору «КупВада».
-Потом — сказал Вадим Михайлович, не оборачиваясь.
Парнишка остановился, папка выпала у него из рук, а листы, исписанные аккуратным, еще детским почерком, рассыпались в радиусе трех метров. Он сел на чуть согретый весенним солнцем асфальт, подобрав под себя ноги, посмотрел снизу вверх на окружавших его людей — охрану Вадима Михайловича, встретил недовольные взгляды, быстро собрал листы и ушел.
А Вадим Михайлович спокойно поднялся в свой кабинет, где его ждал молодой писатель Георгий Погорелов.
-Ну, что ты принес на этот раз, Гоша? — с улыбкой сказал директор «КупВада». — Надеюсь то, что я просил?
-Да, — грустно сказал Георгий и протянул розовую папку с наклейкой «Забытая любовь». — Я еще принес свой роман на 114 листов. Мне кажется, он достоин печати гораздо больше.
-Я пишу то, что для меня важно, — голос Георгия становился тверже. — Мне нет дела до этих любовных заморочек, детективных романов и прочей бульварной чепухи. В жизни так не бывает, ведь так?
Георгий встал.
-Да, и еще, Гоша, — мягким голосом сказал директор. — Тебе пора придумать псевдоним. Я себе не придумал, до сих пор мучаюсь. Теперь уже поздно что-либо менять. А эту твою работу мы опубликуем под другим именем. Если она хорошая, то может даже под моим. Будет, чем гордиться.
Георгий слушал, стараясь не вдумываться в смысл, скинул руку Вадима Михайловича со своего плеча и, не прощаясь, вышел.
А Вадик все сидел и писал свое первое большое гениальное произведение, не замечая, что брат Иван тоже проснулся и даже позавтракал. Иван. Сколько еще мальчишек в деревне носили это имя, равно, как и Борис. В одном лишь классе было три Вани и два Бори. А Вадик гордился своим именем. Во всей деревне лишь он носил такое благородное «Вадим», что когда-то где-то услышала мать и подарила младшему сыну. Фамилия тоже звучала как-то величественно, указывая на происхождение. Купцовых знали не только в деревне, но и в округе. Именем деда Вадика была названа школа в соседнем селе, а дядя за отличную учебу получил премию и возможность учиться дальше, которую не смог использовать, поскольку вынужден был помогать семье.
Вадик безумно хотел, чтобы им тоже гордились. Будто наяву видел табличку на своей школе «Здесь учился Вадим Купцов — известный писатель».
Если вы когда-нибудь будете в этой деревне, то можете убедиться, что такая табличка существует, что в коридоре висит фотография известного писателя Вадима Михайловича, а рядом фото маленького, незаметного Вадика. Только кем жители гордятся больше? Для тех немногих, что читали творения Вадима Михайловича, кумир Вадик — босоногий мальчишка с веснушками в заплатанной одежде с потрепанной тетрадкой в руках, что хранит первое большой гениальное произведение «Что нас ждет». И гордятся они тем, что деревенский мальчишка нашел в себе смелость поехать в большой город без копейки в кармане, а не тем, что позже, перестав всему удивляться, стал «как все».
Вадик сидел за столом, дописывая последние страницы своего произведения, не зная, что через каких-то два года он сам станет таким вот мальчиком в городе. Не зная, как его встретят в издательстве и предложат за гроши написать книгу для другого писателя, как потом согласится за деньги писать в газетах клевету на замечательных людей, а дальше больше.… А позже, когда кошелек будет трещать по швам от объема содержимого, захочет написать что-нибудь кроме чепухи, но не сможет и впадет в отчаяние. Потом откроет издательство для молодых писателей, публикуя их первые произведения. Но, оказалось, люди не хотят читать написанное неопытной рукой, человеком с неизвестным именем. Тогда Вадик, ставший уже Вадимом Михайловичем, стал публиковать молодых под своим именем. Вновь появились деньги, малая часть которых доставалась тем, кто писал за Вадима. Несколько писателей получили свои имена в обмен на договор, по которому они должны были раз в месяц сдавать главы очередного любовного романа с сопливым концом. Раз в полгода разрешалось опубликовать что-то свое. Казалось, люди разучились думать, когда многотысячный тираж «сопливого романа» раскупался за несколько дней, а книги, написанные с душой, годами лежали в магазинах.
Вадик не знал всего этого, поэтому не послушал братьев и поехал в город, предпочтя маленький шанс на удачу глухой, расписанной по годам жизни в деревне. Брат Ваня скоро женился, обзавелся хозяйством, затем детьми и мало отличался от своих соседей, других жителей деревни. А Вадик метался из города в город, от издательства к издательству в надежде, что хотя бы один человек поймет всю гениальность его первого большого произведения.
Вадим Михайлович вышел из кабинета через минуту после ухода Георгия и направился в парк, где недалеко от пруда сидел парнишка в протертых джинсах, чуть заляпанных краской, и белой рубашке с мятым воротником. В его руках была толстая папка, на которую он смотрел задумавшись. Золотистые волосы чуть покачивались на ветру, а веснушки, казалось, грелись на весеннем солнце. Но даже в такую замечательную погоду парнишка грустил. В кармане лежал билет до станции, что недалеко от деревни, которой нет ни на одной карте. В конце концов, не всем мечтам суждено сбыться. Родители наверняка будут рады, увидев его в родном доме, правда, тех денег, что он с детства копил на поездку в город в издательство уже не вернуть. Едва накопил на обратный билет, ведь маляры получают не много. Все было зря. От отчаяния он бросил папку на другой конец скамейки, поднял голову.
По синему-синему небу неспеша плыли облака, что не в силах были заслонить солнце, а им на встречу летела огромная стальная птица — самолет, которая везла пассажиров куда-то на северо-восток. Парнишка достал из кармана записную книжку и написал «Когда нет своих крыльев». Сюжет нового рассказа уже окончательно сформировался в его голове, когда он вдруг порвал написанное на тысячи частей. Какой теперь от этого толк? Он поедет в деревню и станет обычным крестьянином, как брат…. На этом его мысли прервались. Он увидел приближающегося Вадима Михайловича, встал.
Парнишка развернулся и ушел, через двадцать минут ему предстояла долгая дорога домой. Он возвращался без денег, но с душой.
А Вадим Михайлович сел на скамейку, на которой лежала толстая папка.
Немного позже, в своем кабинете он достанет из сейфа такую же толстую папку с наклейкой «Что нас ждет».
Не зря старался Вадик. Один человек понял его гениальное произведение. И это был он сам.
Иван Кузнецов(09-07-2006)
теперь перевод
мне очень понравились две последние строчки только их я и читал но они бесподобны