santehlit — Десять тысяч лет спустя

наши сотни ложатся в ряд.

Вместо аистов — в небе вороны.

Души светлые не горят.

/плач прозревающей хохлушки/

Всякий человек скроен по-своему и поступать волен в согласии со своей природой. Когда понял это, почувствовал, насколько свободна моя жизнь от пустых забот. Можно сказать — легкое, ничем не омраченное существование.

Зачем осложнять себе жизнь? Отдавая сердце кому-то, становишься беззащитным. А надо идти своим путем — спокойно и неуязвимо. Обаятельная небрежность, непринужденная вежливость, невозмутимость — вот что надо, и опирается это все на самый простой факт: меня ничто не должно задевать. Слишком уж часто я становлюсь жертвой собственной эмоциональности.

И чем больше я думал, тем яснее видел, насколько хорошо согласуется одно с другим. Я не женился в третий раз, потому что на горьком опыте уже знал: женщины не способны на ответные чувства, а жить бок о бок, но без любви — утомительно. Тем не менее, в прекрасных созданиях меня пленяет, в частности, их загадочность, их непостижимая логика: в дочерях Евы никогда не угадаешь суть. Это притягивает и интригует. Таким мыслям я предела не клал: пусть себе зреют и приносят плоды, если это возможно.

Ну да, конечно, я сентиментален — но это чувства, а поведение должно быть здравым и разумным. И в любой ситуации следует искать правильный выход, не поддаваясь эмоциям, и не стараясь увернуться от неизбежного….

Было субботнее утро. Я сидел за компьютером, не подозревая, что сегодня начнется новый фантастический эпизод моей жизни. За окном был май — в открытую форточку теплом веяло, а жаркое солнце успело подсушить росу на вишневых листьях. Золотым огнем пылали цветы на клумбе.

Чистая радость бытия! — сказал сам себе и углубился в работу.

С компьютером наедине я был счастлив — то есть, счастлив на свой лад. И боялся только одного, что мне помешают. Как и произошло очень скоро.

Позвонила Лена.

— Чем занят? Творишь? И как получается?

— Боюсь, что не очень.

— Почему?

— Потому что с Пятиозерьем было проще — оно перед глазами, а вот Аркаим….

— А как ты думаешь, для чего я звоню?

— Наверное, хочешь пригласить….

— Конечно. У нас свободное место есть. Поедешь?

— Благодетельница!

— Ну, так собирайся! Час на сборы и дорогу в Южноуральск.

Странная вещь предчувствия. Как и симпатия душ, как и знамения. Объединение же всех трех слагается в тайну, к которой человечество еще не подобрало ключа. Я никогда не смеялся над предчувствиями, верю, что родство душ существует. Что до знамений, уверен — они являются плодом симпатии между Природой и родом людским. Ничто не предвещало этой поездки — ни предчувствия, ни думы о Лене, ни приметы природные, а вот надо же, еду!

Суетился, собираясь, о Лене гадая — чего в ней больше: духовной силы или женского обаяния? Что привлекает — прелести точеной фигурки или свет мысли в глазах? Может, сердце, такое большое — способное вместить родник чистого, пылкого, убедительного красноречия?

Подолгу и часто мы с Леной беседовали. Говорили о вещах, к которым питали общий интерес. О народах и давних временах, о дальних странах и тайнах природы, открытых или пока неразгаданных. Мы говорили о книгах. Как много же она читала! Какими сокровищами знаний обладает! И даже знакома с иными авторами. Однако мое изумление потеряло пределы, когда Лена призналась, что всерьез занимается астрологией с нумерологией, и достигла в них определенных успехов.

Да благословит Господь русских женщин!

Я ничуть не задержался в дороге и меньше чем через час сидел у Лены за столом на кухне, уплетая беляши. В прихожей уже теснились готовые в дорогу баулы. Сын Саня, чье место в машине заполнили мною, внимал наставлениям мамы. Терпеливо, без возмущений поджидали авто — колесо Судьбы закрутилось, и торопиться не стоило.

Со слов Лены представлял Аркаим таким — живописные скалы и развалины города, самого древнего на Земле. И еще я с надеждой думал, что сумею понять и объяснить то, что еще не понято и не объяснено другими — пусть даже учеными мужами. Верно сказал Соломон: «Лучше блюдо зелени и при нем любовь, нежели откормленный бык и при нем ненависть». Это к тому, что еду я в заповедный край, не что-то себе надыбать, а понять — что это за место такое мистическое и для чего оно есть на нашей Земле. Однако страх неизвестного не морозил мне кровь.

Когда подкатила за нами машина, а мы погрузились и поехали, я сделал открытие — какая же радость выезжать за городскую черту на просторы, ограниченные лишь горизонтом, и любоваться величавыми холмами, игрой теней облаков на них! Май — самый прекрасный месяц в году!

И вот — вид на Южноуральск с высокого холма. Город окружен борами и круто спускается домами к реке. Красивейшее место бесспорно, но вот здоровое или нет — другое дело. Теплая вода на водохранилище ГРЭС — колыбель туманов в зимнюю пору, которые бродят по улицам, дыша в лица прохожим гриппозной горячкой. Весна приходит и наводит порядок, изгоняя из города все болезни.

Тем временем, в гордых холмах березовые колки сменялись смешанными лесами, и на полянах сиял цветами чудесный май. Пряно благоухал аромат, заглушая запахи отработанных газов и нагретого солнцем асфальта.

Мы точно кочующие цыгане наслаждались красотами всего, что нас окружало, закусывая на ходу впечатления беляшами, фруктами, бутербродами с сыром, которые припасли в дорогу Лена и Инга, хозяйка машины. Еще в ней были Костик, сын Инги, и ее друг Леша. Общество подобралось как на подбор — все языкастые, в разговорах находчивые и остроумные. Темы разные были — смешные истории, светские сплетни…. А Лена умело приобщала к несравненно более высоким предметам.

Все так, читатель, и хотя я очень несовершенное существо с множеством недостатков и очень немногими искупающими их достоинствами признаюсь откровенно — к Лене питаю сильную, нежную, полную уважения привязанность, на какую только способно мое сердце. В этой мысли утвердило меня то обстоятельство, что в моменты, когда мы бывали вместе, сияло солнце, и не шалили тучи. А вечера были приятные, безмятежные, теплые. Закаты, на западе догоравшие, сулили назавтра чудесные дни. И обязательно была луна. Любоваться мы этим умели, и радовались, словно дети, житию, бытию и нашей работе. Этот мир так прекрасен был, что мы порой предпринимали попытки обсудить то, что думали касательно рая.

Но вернемся в машину.

— Лен, может быть Аркаим колыбелью цивилизации человечества?

— Весьма вероятно, — был ответ.

— Ученные ведь доказали, раскопкам Аркаима десять тысяч лет. Нет культуры древнее на свете. Это может быть связано с чудесами, о которых ты рассказывала?

— Каждый должен почувствовать сам, а связать можно все. Там есть гора Разума, на которой можно общаться с высшей Силой. Но в это надо поверить.

— Мы пойдем туда? — спросил Константин.

— Мы побываем везде, где успеем — у нас два дня.

— Нет, уже меньше — вечер, ночь и только один день. Ведь сегодня уже на исходе….

В шесть часов по полудни мы достигли Кизила.

На середине моста через Урал Лена заставила заглушить мотор и выйти всем из машины. Мы толкали ее впятером несколько метров, а души и чувства в нас дрожали туго натянутыми струнами от осознания происходящего — мы пересекали границу великих частей света, Европы и Азии. Это не каждый день случается!

Спустившись к берегу за мостом, поужинали в уютной беседке. Укрытый густыми зарослями легендарный Урал, глухо урча, нес свои воды теплому Каспию. Признаюсь честно — захотелось остаться.

— Лен, в Аркаиме есть места красивее?

Она усмехнулась — да так, что мое нежелание вставать со скамеечки улетучилось.

— Неужели это ты, Анатолий? — спросила она мягким голосом, который и снеговика бросит в жар.

А я подумал — попался, черт! С такой женщиной ни минуты нельзя расслабляться.

Забрался в машину.

— Мы успеем добраться до заката?

— Да, Лен, далеко еще? — поддержали меня.

— Мы приедем как раз вовремя.

И приехали. Путь преградила разлившаяся река Караганка. Пришлось разуться и переходить ее вброд — машина итак перегружена. Вода ледяная, дно каменистое — ступни резало и кололо. Вот она — смерть моя! Мне же нельзя застужать ноги.

Смерть суждена всем. И на случай ее пребываю в покое — обо мне некому будет жалеть: дети выросли, у них свои семьи. Умирая душевно молодым, я избавляюсь от многих страданий. У меня нет ни талантов, ни качеств, нужных для этого мира. Я постоянно делаю что-то не так. Но куда попаду, когда помру — вот в чем вопрос? Может ответ даст Аркаим? Есть ли Бог, ад и рай? — извечный вопрос. Но бестрепетно доверяю себя Судьбе — и, Бог даст, в рай вознесусь. Ему ведь не за что серчать на меня. А в раю обязательно увижу тех, кого до сих пор еще люблю. Даже не сомневаюсь. Вот только надо бы окреститься.

Но лишь перешел брод и натянул носки потеплей, благочестивость меня оставила.

Тут и Лена радостным голосом:

— Ноги омыли — как хорошо! Как приятно душе и телу!

Да и я почувствовал, как они горят от контраста — из ледяной воды в тепло шерсти.

Припарковали машину. Разгрузили походный инвентарь, провиант, личные вещи.

Палатку поставили. Стол накрыли. Поужинали.

А я вертел головою, озирая окружающие плато горы — наконец-то мы в Аркаиме! Надеюсь получить здесь ответы на многочисленные вопросы. Ведь здесь же я был лет этак тридцать тому назад?

До сих пор очень подробно рассказывал об удивительных событиях моей ничем не примечательной жизни. Трем месяцам — февраль, март и апрель 1984 года — когда я пропал из жизни земной невесть куда, посвятил десять глав. Но это вовсе не автобиография, и обращался к памяти, только когда, по моему мнению, хранящиеся в ней воспоминания могли представить некоторый интерес. Поэтому возвращение из Арки Небес в 20-ый век обошел почти полным молчанием. Только название этой главы будет связующим звеном между частями моего повествования.

Когда диск солнца лег на горизонт, на высокой дамбе явно искусственного происхождения, как скворцы на проводе, расселись люди лицом к уходящему светилу. Потянулся в горы народ.

Лена, отвечая качеству лидера группы:

— Пора!

Пришпорившее возбуждение едва не бегом вознесло нас на гору Шаманка.

Вот они дорожки спирали — но выложенные камнями горной породы, а не хрусталем, как было когда-то. С того дня, когда я ковылял по ним, многое переменилось во мне и в моей душе. Мои мысли обрели стройную гармоничность, я научился властвовать над своими чувствами. Приверженность долгу, уважение к порядку стали для меня обязательными. В душе царил покой, я верил, что всем и всегда доволен. В глазах окружающих и обычно даже в своих собственных мой характер представлялся дисциплинированным и уравновешенным. Не малую роль в этом сыграли здешние горы.

И вновь судьба привела сюда. Я помнил, что на плато можно жить вечно, отторгнув опасности, надежды и страхи, впечатления и треволнения большого мира — жить, не нуждаясь в пище и женщинах.

Я окинул окрестности взглядом в последних лучах заходящего солнца, что-то узнавая в смутных далях. Мне казалось, не десять тысяч лет пролетело над ними, а каких-то три десятилетия. И также как прошлый раз хождение в спирали по часовой стрелке не приводило в магический круг.

Велизарий, помнится, называл Шаманку горой Покаяния, дарующей здоровье. Что пожелать мне? — патологий нет. Образ жизни, который веду, вполне здоровый и дает во всем положительные результаты.

«В таком случае, — вскричал мысленно и почти в отчаянии, — дай мне хотя бы от простуды защиту!»

Тут солнце село, и мы присели на коврики из поролона.

Лена прочла с бумажки молитву.

Благодарю всех своих предков до первого мужчины и первой женщины в жизни моего духа за бесценный, бесконечный дар жизни, изобилия благ Вселенной и благодати Духа.

Я благодарю своих предков за пожелание мне идеального здоровья, за пожелание мне иметь счастливую судьбу, за счастье, за счастье жить в бесконечной любви, за семейное счастье, за прекрасного мужа, с которым я проживу душа в душу всю жизнь, за пожелание прекрасных детей, за пожелание быть женщиной, за пожелание жить своей истинной природой жизни, за пожелание быть духовной личностью, за пожелание любить людей, за пожелание любить себя, за пожелание любить Творца, за пожелание всех позитивных качеств, за пожелание трансформации эго, за пожелание отпустить всех предков, за пожелание понимания Законов Природы, Единства Мира и Гармонии, за пожелание избавления от зависимостей, за пожелание изменяться мягко и идти путем к Свету, к Любви, к Творцу постоянно.

Благодарю Творца за безграничный дар прощения Рода моего и бесконечный дар любви и благодати всему Роду моему.

Все, что загадано, пусть будет исполнено! Аминь!

Стемнело. Освещая тропинку фонариком, перешли на гору Разума (в версии Велизария гора Познания). Здесь духи предков (по Велизарию) должны просветить нас в вопросах, которые мы не осилили. Лена считает, что к нам нисходит и вдохновляет Высшая Сила.

Полуистлевшие мысли снова нахлынули. У меня не было привычки говорить вслух, но, кажется, я шевелил губами. «Прежде всего, поведайте мне — что есть такое Аркаим? Когда он был Аркой Небес, я назвал его Местом Выхода Животворящей Силы. Но ведь это не так! Моему мозгу хватает ума понять, что Аркаим и наш край Пятиозерья — две большие разности на Земле. Здесь есть что-то грозное от природы — ведь не каждая тварь способна тут выжить. К примеру, абсолютно нет насекомых. И Лена еще говорила, что известно много случаев, когда люди сходят с ума, поднявшись на гору Разума. Вот так!»

Мои спутники спустились вниз.

Я сел на коврик в магическом круге, чтобы заставить упомянутый мозг во всю свою мочь заработать. Чего я хочу? Правды и только правды об Аркаиме. В чем природа чудес его? Этого я не знал, но хотел найти ответ.

И приказал своему мозгу найти решение да поскорей! Он заработал, и заработал быстрее — на висках даже забились жилки. Но все напрасно — почти час работали мои полушарии лихорадочно, но их старания плодов не приносили. Я знал, чтобы получить ответ, надо уснуть, и духи предков придут, чтобы надоумить и вразумить. Но времени на сон у меня не было, да и спать не хотелось.

Разгорячившись от тщетных усилий, встал, свернул коврик и пошел вниз. В центре плато на импровизированной площадке молодые люди, должно быть, из числа волонтеров, организовали огненное шоу — скажем, представление солнцепоклонников. Их умению танцевать, вращая на ремне что-то горящее, позавидует любой циркач. Здесь же были и мои спутники.

После в прямом смысле зажигательных танцев вернулись к палатке. Разложили костер. Окончательно поужинали. Инга и Леха легли отдыхать — им завтра опять за руль, и бессонная ночь ни к чему. Мы втроем сели у костра — и не сказать, что заскучали. Костик предложил игру в слова. Когда Лена проигрывала, она пела — голос у нее очень красивый. Наказанный Костик крошил анекдотами. Я откупался рассказами страшными.

Разнообразил нам ночь и какой-то пьяный товарищ — впрочем, не нарушая правил приличия. Он искал Веру. Раз подошел, другой….

— Никак на горе Любви побывали, — пошутила Лена.

Мужик склонился к ней и долго-долго смотрел в лицо — я даже напрягся. Но он выпрямился и прочь пошел, буркнув:

— Нет, вы не Вера.

— И, слава Богу! — сказала Лена.

Однако как строг Аркаим — даже пьянчуги здесь джентльмены!

Когда Венера, предвещая восход, появилась на горизонте, Костик наш сник — лег на лавочку и уснул в неудобной позе. Поднявшийся по нужде Алексей отнес его в палатку. Мы остались с Леной вдвоем, болтали о том и о сем — спать не хотелось.

Еще в темноте на плато началось шевеление — люди вставали и шли на горы. Собрались и мы на Шаманку. Поднялись, подсвечивая путь китайским фонариком. Лена расстелила коврик на восточном склоне горы и прилегла, дожидаясь восхода солнца.

Светало стремительно. Уже без помощи фонаря совершил хадж по спирали. В магическом кругу присел на коврик. В чем покаяться тебе, Аркаим? Грехов почти нет — да и жизнь не способствовала. Два брака не сохранил, но в этом вины моей мало. Один раз чуть не женился, но, слава Богу, без детей расстались. Так что попросить? Пусть будет как есть! Даже здоровья лишнего мне не надо. Я нормально выгляжу. Не красавчик, но женщинам нравлюсь. Любви нет? А нужна ли она? Чтобы снова кошки душу скребли? Нет, пошлем эти чувства подальше. Так далеко, чтобы до них никогда не добраться. Боюсь, разочаровал тебя, Аркаим. Но ведь я приехал не просить, а спрашивать. А твое молчание вызывает досаду. Впрочем, стоп! Раз уж такая пьянка…. Есть у меня мечта по жизни. Не могла бы ты, гора Покаяния, отпустив грехи мои вольные и невольные, наградить взамен другим темпераментом. Ведь я холерик от рождения, а всю жизнь сангвиником стать мечтаю. Пробовал и так, и сяк — то получается, то никак. Красота!.. если б ты помогла. Я бы научился говорить по-индейски. Шучу, конечно, но очень хочу стать немногословным, степенным и уравновешенным. Понимаешь, хочу, а сам не умею. И все попытки кончались плачевно. Даже Бога никогда не просил об этом. Поможешь, гора? Я знаю, тебе ничего не надо, кроме чистосердечного покаяния в грехах. Да нет у меня их — не в чем каяться: ни курю, ни пью, женщин по собственной воле не меняю. Может, и было что, так невольно — за это прости. Ну, что — договорились? Мне можно надеяться? Тогда к чертям собачьим всю суетливость: вот я, вот я превращаюсь в сан-гви-ни-ка!

Солнце вырулило из-за горизонта, но его от земли в кудрявых туманах скрывали порозовевшие облака. Лена лежала с закрытыми глазами там, где я ее оставил, — то ли медитировала, то ли спала. Пошел бродить по окрестностям, пытаясь все вспомнить — ведь я же здесь был! Можно подумать, что я с приятностью отдыхаю, но на душе у меня тревожно. Какое это странное чувство — блуждать по ландшафтам собственных снов.

Народ, отчаявшись дождаться солнца, молился в магических кругах, высоко вскидывая руки. Я заметил — под руководством инструктора. И, должно быть, солнцепоклонника. Но точно не священника от православия.

Увидев, что Лена зовет, поднялся на склон горы.

— А где же сам город?

— Вон там, — Лена махнула рукой на восток.

— Ничего не вижу.

— Вон раскопки — с километр отсюда.

— Туда можно пройти?

— Только с экскурсоводом.

Мы спустились к подножью восточного склона. К двум могилам в оградках не подпускали густые заросли шиповника.

— Здесь похоронены башкирская шаманка, в честь которой названа гора, и ее дочь, — рассказала Лена. — Они лечили людям болезни, а теперь здесь покоятся. Жива их наследница, и я с ней общалась.

А я подумал — гора лечила, а сметливые башкирки этим пользовались.

Увлек Лену к раскопкам. Но река преградила путь. А за ней, показалось, лежит болото. Пришлось вернуться. Так и не увидел града волхвов — пусть даже в развалинах.

У камня — не помню его названия и назначения — выждали очередь. Люди грудью на плоскость гранита ложились, раскинув руки крестом. И замирали, чего-то там получая. Ну и мы не прошли мимо — в самых невероятных сказках есть доля истины.

Рукотворной дамбой шли до обрыва. Ее возводили для водохранилища, но обнаружили древний город. Да какой! Десять тысяч лет цивилизации Аркаима. Ее с полной уверенностью можно назвать колыбелью всего человечества. Так что России весь мир обязан — вот где исток цивилизации!

Рискуя сорваться, спустились к реке.

— Господи! — изумилась Лена. — Смотри, мосток-то разрушен. Как же река здесь нашалила!

Дощатый с поручнем мостик на вбитых сваях с того берега протянулся ровно до середины реки.

— Снова вброд, — предсказала Лена. — Иначе не попасть нам на гору Любви.

Ноги мои сразу заныли. Но через реку мы не пошли, а вернулись к палатке, где в объятиях Гипноса еще почивали наши друзья.

Солнце, наконец, вырвалось из облаков, и ее лучи яростно брызнули на камни плато. Возбужденные переменной обстановки, новыми мыслями и даже надеждами, все мои чувства обрели особую силу. Не могу точно определить, что именно я ожидал, но бесспорно, чего-то великого. Быть может, не в этот день и даже не в этом месяце, а где-то в неопределенном будущем.

Если б я знал, что меня ждет!

Принес воды, а Лена помыла посуду от вчерашнего ужина на столе.

Дел больше нет, и ничего не осталось, как наслаждаться видом окружающего пейзажа да живительной свежестью воздуха плато, ведя философскую беседу.

— Вы уже на ногах? — удивился Костик, выползая из палатки.

Ему сложно понять, что мы еще не ложились, по той причине, что просто негде.

— Как тебе лечебные сны? — осведомилась Лена.

— Он ночью почти не кашлял, — голос Инги из палатки.

— Горло прошло! — похвастал Костя.

— Все болезни лечатся в Аркаиме, — невозмутимо сказала Лена.

Разумеется, — подумал я, — и узнал об этом не сейчас, а десять тысяч лет назад; непреложный факт, о котором повесть написал.

Ну, да ладно. День настал. Все мы, умытые, сели за стол.

Шикарный завтрак! Окрошка от Инги была совершенством.

В планах у Лены на этот день было восхождение на гору Любви.

Препятствия начались на берегу реки.

— Тебе нельзя в холодную воду, — сказала Инга Константину. — Тебя перенесет на спине Алексей.

— Алексей с Анатолием, — поправила Лена.

Я припомнил, как режут камни дна босые ступни, и предложил:

— Лучше все вчетвером — за руки, за ноги и….

— Ну, ее к черту, вашу гору: лучше в палатке я посижу, — скаламбурил Костик и показал нам спину.

Признаться, мне тоже туда не хотелось, и на то причина была уважительной. Двадцать лет меня берегла гора Любви от женских чар. А потом будто прорвало — миниатюрная корейка с гроссмейстерским взглядом разбила сердце мне, с ума свела. Сейчас это уже с теплом вспоминается, а тогда колбасило — будь здоров! Главное я был на все сто уверен, что бойкая полукровка создана прямо таки для меня, но настолько глупа, что никак этого не поймет. А теперь лишь память осталась — как хорошо было с ней! Помнит ли она меня? А гора тоже мне! Хранила, хранила и бросила на произвол судьбы в самый неподходящий момент. Вот и верь после этого горам Аркаима! Нет, не пойду!

— Слушайте, — сказал. — Это не дело — делится на группы. Вместе приехали — вместе держаться должны повсюду. Пойду, уговорю его вернуться.

Все согласились, и я пошел в лагерь.

Костик завалился спать в палатке. Я присел на скамейку рядом.

— Знаешь, старик, никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах не смей обижаться на свою мать. Чтобы она тебе не сказала, как бы тебя не распирала обида, помни: она подарила тебе жизнь. Никто никогда большего не сделает для тебя.

— Да я не в обиде, — из палатки голос.

Есть контакт! Костик — мальчик послушный, однако не очень старательный: не пошло что-то — и Бог с ним! — не любит он упираться.

— Ну, тогда чего же лежишь? Наши на гору сейчас карабкаются….

— Они к той двумордой статуе пошли — ты, что не слыхал, как теть Лена сказала?

— У нас есть шанс их обогнать.

Костик выбрался из палатки, и мы припустили к реке.

Вот и побывал на горе Покаяния! Вот и стал степенным и важным! Куда несусь-то — елы-палы! Да и с любовью не хотел связываться. Все под хвост…. М-дя.

Костик:

— Через реку я сам пойду.

— А то!

— И что — на горе Любви я кого-нибудь полюблю?

— Счастьем считаешь?

— Мама говорит — с каким характером попадет? С безупречным — так хорошо!

— А если со странностями?

— Не знаю. Так просто словами не расскажешь. Но мама сказала, что подскажет — хорошую я девочку выбрал или нет.

Вот как надо относиться к выбору любимой!

Теперь Костик приведет знакомую девочку домой и объявит — я побывал на горе Любви; зацени, мама, выбор мой, зацени.

Реку мы перешли. На гору пошли прямо в лоб, как стрелки из этого… как его… «Эдельвейс».

Снова спираль и магический круг. Мы прилегли с Костей на коврики.

— Расскажи жуткую историю, — просит он.

— Ты давай думай о своей избраннице, чтоб кроткой была и миролюбивой, а то будет тебе не история, а вся жизнь жуткой покажется. Помнишь «Макбет» — «… от лихорадки жизни отсыпаясь….»?

Костик не помнил.

— Попробуй уснуть.

Гора Любви была высокой. Не поднимая головы, я разглядывал окрестности, раскинувшиеся далеко внизу точно географическая карта. Ярко-зеленый бархат полей, охватывающих серое подножье горы, луг у реки, купы деревьев по берегам. И за ней — церковь, ветровая мельница, как экспонат, дальше дома поселка. А еще дальше — безмятежные холмы, дремлющие под весенним солнцем; горизонт ограниченный благостным небосводом, лазурным с вкраплениями перламутровой белизны. Ничто не ошеломляло воображения, но все радовало глаз. Я вспомнил, почему это плато называли Арка Небес — в солнечные дни над ним всегда сияла радуга. Только сейчас ее не видно.

На гору поднялись наши подельники.

Инга к Костику:

— Как ты через речку перебрался?

— Вброд перешел! — был ответ.

Инга только вздохнула горестно.

В магическом кругу подошедшие расстелили коврики и улеглись — погрузились в свои мечты. Или подремать на солнышке?

Инга вдруг после молчания:

— Анатолий, что вы думаете с Леной?

— А что мы должны думать с Леной?

— Не прикидывайся…. Вы вместе работаете, сюда вместе приехали…. А здесь, между прочим, гора Любви.

— И в этом моя вина? — перефразировал я Отелло.

Инга не поняла.

— Я понял твои намеки, и вот что скажу в ответ. Слишком я дорожу счастьем Елены Викторовны, чтобы желать ей в спутники жизни чокнутого писателя — без квартиры, машины и желания их иметь.

Разговор на этом закончился. Я взглянул на Лену. Она лежала с закрытыми глазами — то ли спала, то ли медитировала. Мысли мои были такие. Пусть кто хочет, порицает меня за только что произнесенные слова, но считаю так: Лена, асс астро и нумерологии — давно, должно быть, сложила-помножила-отняла-разделила числа наших с ней дней рождения, и результат получился нулевой. Не сулили цифры ей счастья со мной. И звезды не нашептали. Иначе бы не лежал я здесь холостой и вполне счастливый.

Кто станет винить меня? Несомненно, очень многие. И меня назовут излишне робким в поисках семейного счастья. Но что я мог? Стремление к душевному комфорту было заложено в моей натуре, иначе существование становилось мучительным, а утешение находилось в вине. Но я не спился. Более того, я практически не питаю тяги к спиртному. Мое сердце возбуждалось ликующим чувством, которое и тревожило его, и ободряло, когда мне удавалось избежать женских чар и сохранить свободу. И что самое лучшее, я открывал свой внутренний слух повести, которая никогда не завершалась, повести творимой моим воображением и не имеющей конца, полной событий, жизни, огня, чувств — всего того, о чем страстно мечтал, и чего не было в моем будничном существовании.

Пусть говорят, что человеческая душа не должна удовлетворяться покоем. Мол, ей необходима бурная деятельность — буйство глаз и половодье чувств. А мне не надо ее в яви — я легко создаю свое счастье в мечтах. Мне говорят — так не живут. А я: миллионы людей пусть живут, как хотят, я же выбираю жребий свой. Никому неизвестно, что будет с нами, и на чьей улице камаз с пряниками однажды перевернется. Если я ошибаюсь в выборе пути, пусть эта будет ошибка моя. Ну, не по мне — жить и клясть кого-то за свои несчастья. И какое недомыслие осуждать или смеяться над человеком, который не как все — не имеет квартиры, машины и не стремится их заиметь! Зато у меня есть книга о моем отце.

Но спустимся с горы Любви.

На крутом склоне меж кривых сосен мы устроили с Костиком рыцарский турнир — точнее жестокую сечу свернутыми ковриками. Кабы не были они из поролона, лежать бы нам обоим в лужах крови. Очарование битвы заключалась в том, что мудрость и сила взяла верх над бестолковой молодостью. Костик позорно бежал, а я преследовал его до двумордой фигуры. Точнее это была скульптура Бориса Качеровского «Пробуждение России». На высоком, выложенном из камня пьедестале двуликая фигура — женское лицо, символизирующее Россию, и мужское — Христа. Короче, сын Божий женился на нашей Родине. Это потом нам рассказала Лена. А поначалу Костя принял ее за козла.

Да простим его молодость!

Побывав на горе Любви и ощутив себя если не влюбленным, то вполне способным на взрослые поступки, Костик уселся на разбитом мосту через Караганку и опустил ступни в холодную воду. Рядом мужик, фырча моржом, купался в реке.

Я не удержался и спросил:

— Как водичка?

Почти видимые слова рвались с его губ, но он ничего не сказал. По-моему, он сыпал проклятиями, хотя не могу утверждать наверняка — может, бурчал что-то под нос или стучал зубами.

Мне же понравилась тень с муравой под густым кустом. Прилег в полной уверенности, что ни клещ, ни комар, ни муравей — никакая другая тварь, которая любит кусаться, не потревожит покой. Это же Аркаим!

Я лежал, наслаждаясь покоем, но сон не шел. Удивительно! — пять часов в дороге, ночь без сна, бесконечные восхождения и никакой утомленности. Это же Аркаим!

— Мне хочется искупаться, — голос Костика с моста.

Наверное, вспомнил, что он — ребенок, и захотел внимания.

— Какие проблемы, старик?

— Боюсь, мама не разрешит.

— Сходи, спроси.

— Вон они сами идут.

— Тогда мой тебе совет — чеши скорей на ту сторону, а то на руках понесут.

После обеда мнения разделились — Лена хотела делать шопинг, а Инга нацелилась на фотосессию. Разделились и мы.

Магазинов в Аркаиме (ну, правильнее-то ларьков) целых пять улиц. И все их с Леной мы добросовестно обошли. Сувениры, сувениры, сувениры… как у греческого певца!

— Купи что-нибудь себе и друзьям, — посоветовала моя спутница.

Я выбрал две кружки с символикой Аркаима и одну подарил Лене. Она набрала сувениров…. Вобщем двух рук мне было мало. Хождение по магазинам — самое мое нелюбимейшее занятие. Но сейчас другой случай — в моей помощи нуждались, о ней попросили, и я ее оказал. Следуя за Леной с унылым лицом, в душе радовался, что мог что-то сделать для нее — хотя и пустячный, но все же поступок. Дело даже не в пакетах, а в победе над отвращением к этому самому шопингу ради хорошего человека.

Радостное возбуждение усилилось по возвращению к палатке — начались сборы домой. Сборы закончились, а Лена пропала. Инга сказала — опять подалась на гору Покаяния. Стали ждать.

А я пошел искать место, где, по-моему предположению, находилась пальмовая роща, в тени которой читал лекции волхвам Арки Небес, и наткнулся на стрелковый тир — экзотичный аттракцион в экзотичном месте. Расклад оружия на стойке еще экзотичнее — духовое ружье, лук, арбалет и … шашка!

— Эта-то для чего?

В шикарной черкеске, будто с картинки, молодой казак стал фехтовать, рассекая воздух, в двух шагах от меня.

— А если сорвется?

Он сделал еще один шаг ко мне. Острое жало теперь сверкало в миллиметрах от моего лица. Мы смотрели друг другу в глаза.

Меня позвали — Лена пришла.

За спиной у меня сталь зазвенела о камни — шашка таки вырвалась из рук казака.

Караганку мы пересекли в салоне авто — и отъезд мне понравился больше приезда.

Глядя на уходящие вдаль горы плато, творил в своем воображении эту местность десятитысячелетней давности и надеялся увидеть радугу. Небесная мозаика не сложилась. А тяжкие незваные мысли начали вторжение в мое нутро. Я не достиг цели поездки: не найден ответ на вопрос — что же такое Аркаим? Соответствующее настроение давало мне право на невозмутимое молчание, что было впрочем, не очень заметно. Костик спал. Инга и Леша о чем-то молчали. Грустила Лена.

Праздник эльфов мы устроили на горе Семи Печатей — еще одно чудо Высшей Силы в нескольких километрах от плато. Лена утверждает, что она (гора то есть) укрепляет интуицию паломникам. Почему эльфов? С ее же слов — все мы были сами собой, потому что не были похожи на самих себя в обычной жизни. Не понятно? Например, обо мне Лена сказала — ты был там такой одухотворенный. Алексей мне показался весьма романтичным. Дамы без конца снимали на аппараты гору, пейзажи и наши лица. Костя пожертвовал Семи Печатям добычу, собранную на плато.

Так вот, по поводу одухотворенности. Именно на горе Семи Печатей пришла мне в голову такая мысль: Аркаим — это не Место Выхода Животворящих Сил. Совсем даже наоборот. Я бы назвал его — Местом Схода Высшей Силы. Мне представляется в небесах над плато огромная линза, как Око Космоса (Высшего Разума, Божьего Глаза и т.д., и т.п.). Пусть пессимисты считают, что через него Космос выкачивает наш разум (души?). Пусть оптимисты полагают, что через него мы получаем доступ к сокровищам Высшего Разума. Истина, как всегда, где-то посередине. Лично я буду считать — что-то оставил на плато, значит, что-то увез с собой: природа не терпит вакуума.

Когда, гору покинув, сели в машину, все были склонны к говорливости и общительности. Болтали, о чем хотели, без всякой логики — и выбор темы, и ее трактовка всецело на усмотрение оратора. Я бы сказал — пар выпускали, накопившийся на плато. Как будто мы только что ступили на портал жизни и, наконец, поняли все ее тайны. Как будто разум у нас до сих пор был подобием склепа, и вдруг стал святилищем. Как будто в нем перевернулась страница, и открылась новая, с позитивными незапятнанными воспоминаниями, к каким возвращаешься с ничем незамутненным удовольствием.

Я не знаю, что стало бы с нами, найди и взойди мы на гору Власти.

А. Агарков

санаторий «Урал»

сентябрь 2015 г