София Незабвенная — В маршрутке

На заднем сидении примостились бабульки. Это — последние сохранившиеся живьем представители  вида "хомо советикус", их примерно треть. Они либо без умолку болтают друг с другом, либо настолько погружены в мысли о том, как прожить сегодняшний день, что им вообще не до музыки. Их музыка осталась далеко в прошлом. Иногда, впрочем, где-нибудь на том же " Русском радио" или " Ретро ФМ" поставят "Я долго буду гнать велосипед" или "Я люблю тебя до слез", и тогда бабульки начинают улыбаться и оживляются. Ненадолго, правда. 

Есть еще молодежь — студенты или только-только начавшие работать юноши и девушки. Их — меньше всего, быть может, пятая часть населения маршрутки или около того. Они, как правило, погружены кто куда — от адской музыки им помогают спастись наушники. Многие из них даже не хотят спасаться — им просто плевать на все, они хотят веселиться до упаду и умереть молодыми,  чтобы ад не успел поглотить их души. Усевшись рядом с ними, почти всегда можно расслышать в их наушниках ритмичный бит и тяжелые басовые партии — drum'n'base, техно, или просто электронный клубняк? В любом случае, это неважно.

Есть еще те, кто слушает современный рок вроде Skeillex. Это — продвинутая молодежь. Они могут показаться мрачными, могут показаться замкнутыми в себе — и отчасти это правда, но лишь отчасти. Все, наверное, знают, что за внешней холодностью и отчужденностью скрывается доброе и ранимое сердце... Впрочем, какое аду дело до сердец? Ему нужны души — а у большей половины прогрессивной молодежи их нет. Есть только сердца, бьющиеся в ритме музыки. Это — дети нового тысячелетия: Господь в качестве эксперимента выпустил целую партию людей без душ, чтобы однажды они отправились прямо на небо. Такие эксперименты повторяются с определенной периодичностью, и ад до сих пор не придумал, что делать с этими детьми-без-души. Сдается мне, что он просто медленно их убивает.

Есть, впрочем, среди "бездушных" и те, кто решил вырастить в себе душу. К таким, наверное, отношусь и я. Эти люди порой вообще не надевают наушников — а если и надевают, то в них звучат Gorillaz, Nirvana, Мельница, мелодичный фолк-метал или классический рок. Их — еще меньше, чем "прогрессивных", их вообще практически не осталось — хотя раньше было гораздо больше. Если два таких человека сходятся вместе, они начинают творить Великую Музыку — такую, что даже адская русская попса не может ее заглушить. Впрочем, сам ад, как правило, не дремлет, и то и дело пытается рассорить этих двоих, что нередко у него получается.

Отдельную категорию составляют девушки. Да-да, именно девушки — с крашеными в модный цвет волосами, подчеркнуть женственные и аккуратные. Они делятся на три типа — тех, кто внезапно осознал себя женщиной, тех, кто осознал себя женщиной уже давно и тех, кто отрицает всякую женственность вообще, но на деле — попросту боится ее. "Внезапные" — это, как правило, воспитанницы всевозможных исторических клубов или своего рода "институтки" из современных институтов благородных девиц — педагогини, менеджерицы, адвокатши, дизайнерши. Они одеты в милые платьица и светлые брючки, ногти покрыты бесцветным или пастельным лаком, на ногах — легкие сапожки, мокасины или светлые кеды — в зависимости от сезона. Музыка для них не имеет глобального значения — главное, чтобы она была легкой, светлой и ненавязчивой, и не мешала думать. О чем думают подобные девушки, для меня остается загадкой. Вероятно, они вообще не думают, а просто живут и стараются наслаждаться жизнью, насколько это возможно. Иногда взгляд какой-нибудь из них нет-нет да и столкнется со взглядом "прогрессивного" технаря или "растящего душу" гуманитария с Кобейном головного мозга — и тогда девушки тормозят, пытаясь сообразить, что за чудо-юдо сидит сейчас перед ними. Нередко случается и так, что милые девушки влюбляются в этих "чуд" — но чуда погружены либо в борьбу, либо в философию, и им не до девушек. Девушки, отчаявшись, выходят замуж, а чуда потом приходят в себя и жалеют о том, что не сделали им предложение первыми. Это — проклятие ада человеческим дочерям и сыновьям неба. Аду невыгодно, чтобы в его застенках рождались нефилимы, потому что только они способны по-настоящему победить Ад. 

Второй тип — "изначально женственные". Тут, думаю, и говорить нечего — всякий видел их, накрашенных, на каблуках, с расписными ногтями, едущими откуда-нибудь из клуба или со вписки. Эти девушки — принцессы, будущие королевы бензоколонок, те, на ком в будущем, возможно, и будет держаться весь ад. Ад, как и любая психическая конструкция, держится на музыке — а девушки, давно продавшие ему свои души, не дают русской попсе умереть. Они способствуют появлению новой попсы, они — ее идеал и фетиш, и их оголтелая женственность, прущая изо всех щелей, питает эту попсу. Попса сама и есть — оголтелая женственность, грудастая баба в блестящих трусах, пляшущая под девиз "Плодитесь и размножайтесь!" У ее адепток — соблазнительно круглые, похожие на румяные булочки, щечки и животы. Чтобы они выглядели еще  более аппетитными, девушки загорают в соляриях, мажут кожу дорогими кремами, маслами, душатся сладкими цветочными ароматами. Соблазнительная приманка, не правда ли?

А потом эти девушки вырастут, и так же, как и их матери, будут трястись в маршрутках, вцепившись в поручни и проклиная свою судьбу. А в наушниках их будет вся та же русская попса, когда-то сделавшая их — такими. Бессмысленными и беспощадными, как сам Ад.

Их мужья и мужья их матерей составляют последнюю категорию людей в маршрутке, примерно четвёртую часть. Как правило, это мужчины и юноши в серых, в катышку, свитерах на молнии, с печальным взглядом и короткими сальными волосами. Это — перманентно вымирающий вид, за спасение которого, как утопающий за последнюю соломинку, цепляются тетки с дерматиновыми сумками и девушки с загорелыми щечками. Это тот самый идеал "настоящего мужчины", на котором можно ездить, которым можно понукать, которого можно при желании пнуть — а он будет молчать и пить. Иногда, впрочем, "настоящий мужчина" способен и бунтовать — устраивать пьяные дебоши, например, поколачивать жену и дочерей — но потом все снова возвращается на круги своя, и семейство собирается в тесной гостиной за заселенным клеенкой столом, пьет водку, жрет салаты с майонезом и слушает русскую попсу. Яблоки на снегу, розовые на белом...

Жалко "прогрессивных" и "растящих душу", порой попадающихся в цепкие лапы русской попсы. В таком случае нефилимы все-таки рождаются, но вскоре после этого их отцы прекращают свое существование, а озлобленные отпрыски, возмужав, бродят по дворам, пинают мусорные баки и нюхают клей. Их не встретишь в маршрутках. Они не знают, что им делать в доставшейся в наследство силой — в семье их никто не учит ею пользоваться, и сила эта, не находя себе выхода, разрушает сознание несчастного существа. Мне довелось знать одного такого нефилима, правда, в том случае особенной, "бездушной" оказалась его мать. Ад сломал ее настолько, что она потеряла всякий человеческий облик, а сын... Впрочем, я не хочу об этом вспоминать.

И вот маршрутка, начинённая более чем пятью различными видами людей, под бесконечное улюлюканье русской попсы несется из ада прямиком в ад. Два подростка-нефилима сидят, вцепившись друг в друга взглядами, и их не отпускает. У окошка примостился задумчивый гуманитарий. Тетка в искусственной шубе неодобрительно на него смотрит. 

Полная девушка с нарочито-злым взглядом сидит, неестественно выпрямившись. Ей хотелось бы сбежать от своего тела и самой себя, ей хотелось бы раствориться в воде и стать воздухом — но железные стены маршрутки не дают ей этого сделать. Ей не хочется продолжать эту жизнь, ей не хочется жить и рожать детей — и поэтому она просто наблюдает. Наблюдает до той поры, пока...

Занавес.