кррр: ПрррривеТ!!! |
fateev: Успокойтесь )) кррр этого точно не писал |
кррр: Я смотрю ты мои шедёвры наизусть цитируешь, молодец, первоисточник нужно знать! |
mynchgausen: Ура, Серёгина вернулась! А он правильно, пусть лучше посуду моет идёт |
mynchgausen: прогресс! |
mynchgausen: сказать, как я тебя спалил? вот сравни твоё прошлое: "Блесканье звезд теперь нас возмущает И солнца свет в окошко не сверкает" и нынешнее "И ты забудешь все мои слова Овалы формы близкие черты лица" |
mynchgausen: ветвегон |
кррр: А рога потом сдаешь, почем за метр берут? |
кррр: А еще для ветвистости? |
mynchgausen: понтокрин |
кррр: Какие ты витамины принимаешь, для роста рогов? |
mynchgausen: не хватает витаминов! |
mynchgausen: путь он завсегда в движении, под лежачий путь труба не течёт |
кррр: На мну рога и хвост не растут в отличии от некоторых |
кррр: Какой еще хвост, испуганно себя общупывает... |
кррр: Смотри, путь свой не заплутай |
mynchgausen: я тебя разоблачил, между строк твой хвост торчит |
кррр: Путь у него бежит вишь ли... |
кррр: Так, так, чтой то ты там мне приписываеШь? |
mynchgausen: путь далёк бежит |
|
Зима все еще воевала с весной, не желая сдавать позиций, но последняя, уверенная в неотвратимости своей победы, продолжала наступать по всем фронтам. В окна били яркие лучи обнаглевшего солнца, с крыш срывались куски льда и с грохотом разбивались об асфальт, бесстыже синее небо звало в какие-то заманчивые дали.
Осоргин, только что вернувшийся с совещания в областной администрации, был взбешен. Он нервно швырнул портфель на стол, подошел к окну и закрыл жалюзи. Какое к черту солнце? Какая весна? На носу — весенние ограничения движения, а ему буквально связывают руки, заставляя отказываться от данных ранее обязательств. Или он теперь не хозяин в своем ведомстве? Еще лет пять назад разговор, произошедший сегодня в администрации, был бы невозможен в принципе — ни по содержанию, ни по интонациям. Но со сменой высшего руководства региона перераспределились портфели, оборвались налаженные связи, рассеялись как дым прежние договоренности. Все будто бы встало с ног на голову. Осоргин представил, как теперь он будет объясняться с промышленниками на межотраслевом совете, и сорокатрехлетнему начальнику автодора стало душно. Он рванул галстук, снял пиджак и ослабил ворот рубашки.
Секретари знают многое. Если не все. Наденька старалась быть в курсе всех дел своего начальника и с тревогой наблюдала за развитием событий в последнее время. Она втайне поражалась выдержке Сережи (так, ласково, коллектив называл «за глаза» шефа), который ни разу за эти полгода не сорвался на крик, не попытался продемонстрировать свою силу, унизив подчиненного, хотя поводов попсиховать было куда как достаточно. Полгода Осоргин держал оборону перед новой областной верхушкой, пытающейся получить контроль над расходованием новых финансовых ресурсов. Выдержка — именно это слово было ключевым в тот период. Но сегодня Осоргин сдался. Почти сдался.
Зам Осоргина по строительству и капремонту через полминуты уже открывал дверь в кабинет:
Дарькин изучающее посмотрел на шефа, удобно устроившегося в большом кожаном кресле, без пиджака и галстука — неотъемлемых атрибутов Осоргина, и улыбка сползла с его лица.
Зам оперся локтями о стол, помолчал, сверля Осоргина взглядом, потом резюмировал:
Они помолчали еще пару минут, потом Осоргин сказал:
Дарькин хлопнул кулаком по столу:
Дарькин хмурился все больше.
Шеф допил чай, отставил чашку в сторону, и, в мгновение сбросив весь груз ненужного сейчас, сказал:
-Ладно, Борь. Давай по текучке разберемся… Это все когда еще разрешится, а дорогами заниматься сейчас нужно.
И они перешли к обсуждению вопросов, которые дОлжно было решать, невзирая ни на что…
… Автодор гудел, наполняясь слухами, сплетнями — шепотом коридоров, негромким обсуждением в кабинетах в перерывах, грозными басами в курилке. Не было ни одного равнодушного к тому, что происходит в отрасли с приходом нового областного руководства. Почуяв недоброе, коллектив вдруг ощетинился, сплотился, приняв решение дружить против, чтобы отстоять то положение в обществе, которое удалось достичь за последние годы.
Жаркие дискуссии шли и во внерабочее время. Кто-то обвинял во всем шефа — где-то дал слабину, власти почуяли и теперь уж дожмут, кто-то вставал на его защиту — как ни крутись, а всем хорошим не будешь, а шеф и не пытался даже, и власть такого не любит.
Шли разговоры, гудел автодор как улей. Проходили совещания, подписывались приказы, заключались договора, ремонтировались дороги… Государевы люди продолжали дело, когда-то начатое их предшественниками…
…Домой в этот день Осоргин пришел за полночь. Дети давно спали. Не дождалась возвращения мужа и жена Ольга: устроилась с книгой на диване в гостиной, да так и заснула.
Сергей осторожно прикрыл ее пледом, потушил свет и ушел в спальню. Только мысли не давали заснуть: крутились, крутились в голове, терзая и без того умаявшегося человека. Осоргин искал выход. Искал, но не находил, в каждом коридоре лабиринта неизбежно упираясь в стену.
2
Дни бежали. Совещания с замами, рассмотрение документов, подписание приказов, несмолкающие телефоны. Прибавились проблемы, связанные с ограничением тяжелого движения в период весенней распутицы. Накопившийся недоремонт, жалобы пользователей на состояние дорог, и везде — деньги, деньги, деньги.
Этой весной Осоргин, и без того поджарый, исхудал. Под глазами легли серые разводы, очертились морщины на лбу, заострился волевой подбородок. Пропала смешинка из уголков рта, и взгляд шефа стал колючим. Атмосфера в организации давила на людей. Подчиненные устали от обсуждений неясных перспектив, вяло перетирая скудные новости. Крепость не пала, но боевой дух ее защитники утрачивали с каждым новым ударом, воспринимаемым шефом. Делились большие деньги, а потому шутки в сторону. Верхушка применяла запрещенные методы борьбы, интригуя, разделяя, ссоря, запутывая.
Утром 28 апреля Осоргин был вызван в администрацию. С этого дня он больше не являлся начальником автодора. Он ожидал чего-то подобного, но все равно до последнего не был готов к тому, что это все-таки случится.
— Я понял. Все мы работаем для наших пользователей. Я введу Вашего ставленника в курс дела. — съязвил в конце Осоргин.
Осоргин прожег губернатора взглядом.
Теперь уже бывший начальник автодора быстро спустился по лестнице, прошел через вестибюль, вышел из здания областной администрации, вдохнул свежий воздух и направился к припаркованному неподалеку автомобилю. Внешне спокойный, внутри Осоргин бушевал. Сев за руль, он не сразу решился тронуться с места, но потом автоматизм победил, и Осоргин направился на прежнее место службы.
В дороге до Сергея вдруг дошло, что он не вполне представляет себе, что будет делать дальше. С одной стороны, хотелось взять шашку и рубать все, что попадется на пути. С другой — надо было взять себя в руки и достойно передать дела новому начальнику. Осоргин слишком любил свою работу, чтобы послать все на самотек — слишком тяжело давались километры построенных дорог, отремонтированные мосты, чтобы вот так взять и психануть, предоставив неподготовленному человеку управляться в меру его испорченности. Нет! Пусть говорят, что хотят, пусть думают, что Осоргин лег под новое начальство, но он сделает все как положено, а потом… Перед своей совестью он будет чист.
Осоргин посмотрел сквозь нее, ничего не ответил и прошел в кабинет. Надежда встрепенулась: с Осоргиным явно что-то было не так. «Видно, опять поругался в администрации» — подумалось ей.
В зале для совещаний собралось одиннадцать человек. Осоргина не было. Руководство организации обменивалось идеями по поводу причины незапланированного мероприятия, как вдруг открылась дверь, и вошел начальник. Он быстро прошел к своему креслу, сел, поприветствовал собравшихся и начал совещание:
По залу пошел гул.
Осоргин отстраненно наблюдал за происходящим, не вмешиваясь, давая подчиненным выпустить пар. Все равно уже ничего не поменять, и сотрясать воздух в принципе бессмысленно. Под перепалку коллег Осоргин размышлял о том, что сегодня в одночасье он вдруг стал никем. Пройдя все ступеньки карьерной лестницы — от дорожного мастера до начальника автодора, он был вышвырнут со своего поста одним росчерком пера. Ни его заслуги перед областью, ни поддержка работников — ничто уже не могло вернуть ему прежнего положения. Он вдруг ясно ощутил себя потерянным в этом огромном мире возможностей, ибо утрачена была цель — та самая ёлка на горе, к которой надо было идти, форсируя реки, пересекая болота, стаптывая десятки пар сапог и изнашивая десятки посохов. Осоргин знал, что вскоре должна появиться новая цель, но сейчас… Сейчас он застрял между той, утерянной навсегда, и еще не поставленной новой, которая непременно вытащит его из этого состояния заторможенности и ненужности. Но все это будет потом…
А пока он не слышал выкриков — звуки будто бы бились в шумовую стенку и поглощались ею, давая ему время в тишине осознать произошедшее. Главный вопрос бил в виски: куда теперь? Кому нужен бывший начальник автодора — человек, достигший в своей карьере потолка? Создавать свое предприятие и конкурировать за подряды у того же Дмитрия Захаровича? Осоргина передернуло.
Сергей Никитич не торопился с ответом. Все взоры устремились на него. Подчиненные ждали от него чего-то такого, что превратило бы все сказанное ранее в нелепость — поговорили о чем-то нереальном да забыли. Но не было у Осоргина никаких зайцев в шляпе, и потому он сказал:
Осоргин посмотрел на этого бравого вояку, и ему вдруг стало легчать на душе. Он даже не понял, отчего это вдруг произошло. Просто понял, что не зря столько лет работал с этими людьми, что независимо от того, что произойдет дальше, он будет помнить именно это сегодняшнее неравнодушие с их стороны.
Раздосадованные сотрудники разошлись по кабинетам, и теперь уже новая волна разговоров пошла гулять по организации. И опять кто-то ругал Осоргина за то, что не стал бороться, кто-то жалел, что вместе с ним уйдет и та особая атмосфера, когда любой мог прийти к начальству и обсудить любой вопрос, атмосфера понимания с полуслова, слаженности действий…
3
… Осоргин, Дарькин и Горяев сидели в баре и глушили водку. При этом бывший начальник, которому даже положено было напиться в хлам, пил меньше всех. Был он отчего-то весел, шутил, вспоминал какие-то забавные случаи.
Осоргин погонял стопку по столу. Борис налил еще и сказал:
Сергей благодарно посмотрел на Бориса, улыбнулся каким-то своим мыслям и опустошил рюмку:
Осоргин тяжело дышал, не в состоянии унять внезапную вспышку гнева. Отхлебнул еще, закусил куском черного хлеба.
-Да тоже пора. Надо с утра успеть увольнительную написать, а то еще новое начальство опередит.
Улица встретила их морозным воздухом. Легко одетый Осоргин поежился, обвел глазами парковку и, увидев, наконец, такси с нужным номером, пожал руки Борису и Саше:
4
Новиков подъехал к новому месту работы, поднялся по ступенькам, дернул на себя тяжелую дверь и очутился в вестибюле автодора.
Предупрежденный охранник сухо поздоровался, поменял стрелку на турникете на зеленую и демонстративно отвернулся к монитору.
Новиков слегка растерялся — он надеялся, что кто-то выйдет его встречать, но никто за ним не спустился. Тогда он тихонько выдохнул и направился в сторону лестницы. На втором этаже, однако, он увидел спускающегося Осоргина и обрадовался ему: перспектива блуждания по вверенной ему организации пугала его.
Поднявшись, Осоргин повернул налево и указал на дверь:
Насколько это знакомство было приятно Надюше, можно было прочитать на ее лице, но Осоргин, стоявший сзади Новикова, нахмурил брови, сделал осуждающий жест рукой, потом улыбнулся, и Надежда выдавила из себя:
Осоргин провел Новикова в кабинет, указал на кресло начальника, а сам устроился на стуле сбоку:
…Первым пришел Дарькин, увидел в кресле Осоргина маленького пухленького человечка, скривился, но все же нашел в себе силы поздороваться. Затем он положил заявление на стол нового начальника и отошел в сторонку.
Тут в кабинет вошли Горяев и Самсонов.
Новиков не на шутку испугался, что и эти товарищи вдруг достанут заявления, и тут показал себя совсем с неожиданной стороны:
Осоргин подавил бунт, и уже потом, спустя время, когда пришло к нему полное понимание всего происходящего, пожалел об этом не раз, но в тот момент сработала в нем приверженность делу — то, чему учили его всю жизнь — на дороге, в районах, в высоких кабинетах.
А пока, приструнив коллег, продолжил разъяснять новому начальнику ситуацию в отрасли…
5
Спустя неделю Осоргин пришел в автодор в последний раз. За эти дни ему пришлось многое передумать и пережить: пообщавшись с Новиковым, он окончательно понял, с кем имеет дело. Человек, совершенно не разбиравшийся в том, чем ему предстояло руководить, интересовался величиной зарплаты и возможностями заграничных командировок, не проявляя никакого интереса к проблемам отрасли. Из десяти запланированных на неделе встреч он под различными предлогами избежал восьми, переложив всю ответственность на Осоргина, положение которого в автодоре было весьма неоднозначным. Не имея технического образования, не владея иностранными языками, он вместе с тем был крайне самоуверен и категорично высказывался по вопросам, в которых был совершенным профаном. Ужас охватил Осоргина: он слишком поздно понял свою роль в укреплении позиции этого человека в организации…
Осоргина передернуло: а ведь молодец губернатор — «на слабо» его взял, обвел вокруг пальца. Сам Осоргин бунт подавил, сам к власти губернаторского одноклассника привел, сам своих же замов в безвыходную ситуацию поставил — к совести взывая, к профессиональной этике.
Он увидел, как забегали глаза Новикова, повернулся к двери и покинул теперь уже окончательно ставший чужим кабинет.
...На следующий день упрямый Дарькин положил на стол нового начальника заявление об уходе. Остальной коллектив продолжил работу в плановом режиме.