Grisha — Эмм

Моя милая, нежная Эмм. Уже четыре года, как ты умерла, но разве это повод перестать писать тебе или намазывать на тосты джем, словно мы расстались только вчера. Поэтому я пишу, не доверяя честности бумаги, прячу что-то между двух запятых, так как знаю, что точка никогда не означала конец. Теперь, вся моя жизнь похожа на истертую часть дивана, ту самую, которая между швов. Меня неудержимо тянет покинуть этот суетливый, нервно-параноидальный город и поселиться вблизи Галапагосских островов.

Время в песочных часах течет естественнее, чем во всех остальных. Поэтому я снял со стен все прочие, маятниковые, водяные, световые и слуховые, оставив стены пустыми. Пустыми, как минуты проведенные в очереди за сахаром. Помнишь, ты говорила, что сахар и мёд — удел неженок и нарциссов, наверное именно поэтому я полюбил горький шоколад. Само развертывание шоколадной плитки, требует внимания и надежды, откусывание кусочков, деление плитки на части, все это процессы удивительной культуры, которая помогает избежать внутреннего эгоизма. Шоколад универсален. А ты его не любила.

Мысли превращаются в тени, и стремление к одиночеству, словно бы дань мною придуманной моде, превращает меня в человека с зонтом, чьи фиолетовые перчатки забыты в чужой прихожей. На чужом трюмо. В совершенно чужой квартире.

Зонт я использую, как опору. Порой мне так трудно завершать начатые маршруты, что приходится опираться на старый зонт, купленный на фальшивые деньги в городе тряпичных кукол.

Я часто смотрю, как вороны с пуговичными глазами клюют на обочинах человеческие страхи, но страхи совсем не исчезают, они множатся в умах и сердцах тех людей, что забывают фиолетовые перчатки в чужих домах.

Ток песочного времени неумолим и я знаю, что круг замыкается на тридцати восьми, еще двадцать четыре месяца и жизнь, видимо, начнется снова, как обещает людская молва. Мне будет сорок, я куплю новый зонт, стану осторожнее с шоколадом, да и откуда ему взяться вблизи Галапагосских островов. А тебе так и останется двадцать девять. И мы не умрем в один день. Этого уже не случилось, а случилось другое, ты умерла.

С такой точностью нарисованный мною образ, наделенный божественным ликом, голосом, характером, цветом глаз, привычкой заниматься любовью по утрам, все это оборвалось на цифре двадцать девять. Именно столько строк мне однажды понадобилось, чтобы рассказать о тебе, и навеки с тобой проститься.

Прощай, моя милая нежная Эмм.