Дарин: альманах, блин, на главной. там все циферками обозначено!Т_Т |
Игнатов Олег: Ага, ясно. Но... всё дело в том, что читатель вроде понимает, что это не отдельное, но... где самое начало? Может циферками как-нибудь оформиь? Или я просто не вижу? |
Дарин: 2009 года рождения штука, чего вы от нее хотите? и тут она уже лежала, кстати. |
Дарин: она вообще древняя ж |
Дарин: это мое вроде ни под кого до этого конкурса не писал |
Игнатов Олег: Дарин, "Драма в чувствах" это чьё? Или под кого? Нечто подобное я уже когда-то читал. Не помню автора. |
Дарин: тогда пускай так висит, в конце концов, я с сайта почти не вылажу, а значит, будетвремя стереть пыль |
Peresmeshnik: Уверяю, там пыли скапливается больше всего! Проверено на опыте с солдатиками |
Дарин: а я ее в шкаф, за стекло положу |
Peresmeshnik: коробочка нужна, что б не пылилась. |
Дарин: ой, у меня теперь есть медалька, мимими |
Peresmeshnik: Счастливо. |
Nikita: Доброй ночи всем. |
Peresmeshnik: А на груди его светилась медаль за город Будапешт... |
Nikita: Ну всё, медали на своих местах. Осталось только к Серегиной зайти. |
Peresmeshnik: Я тут переводом литературным озадачился. Получится или нет, не знаю, раньше более-менее было. |
Peresmeshnik: Проклятые рудники Индонезии...) |
Peresmeshnik: Ах, да, попутал с Новосибирском. Насчёт нерабочей жизни — понимаю. Сам встаю по привычке ни свет ни заря — а организм не позволяет. Расшатался организм. Расклеился. |
Дарин: так что, у меня тут мультики и графика в духе бердслея |
Дарин: преимущества нерабочей жизни |
|
Уже целую неделю он наблюдал одну и ту же картину, только видел каждый раз ее по-новому. Первые дни он вообще не видел, не слышал и не чувствовал. Тогда боль превосходила все на свете. Ужасная, всепоглощающая боль. Казалось, что из него на живую тянут илы, а мышцы скручивают, словно половую тряпку. Он даже ходить не мог, лишь катался по полу и стонал от боли, на крик не хватало сил. Из всех углов смотрели на него чудовища. Скалились и подмигивали, ухмылялись и улюлюкивали.
Потом боль потихоньку начала отступать. По капельки, по граммулички. Пришло время пить крепкий чай и курить. Курить без конца, до тошноты, до блевотины.
Сейчас и это прошло. Осталась пустота. Не только вокруг. Пустота внутри. Сосущая и пугающая. Юра по-прежнему не чувствовал голода, даже смотреть на еду было противно и мерзко. Хотя дядя Саша, который регулярно привозил сюда, на дачу, съестное. Насильно заставлял Юру хоть что-нибудь проглотить. Еда не только не лезла в горло, но и не задерживалась в отравленном организме. После отъезда дяди, Юра долго сидел около унитаза, корчась от желудочных спазмов, обильно покрываясь липкой испариной. Его лихорадочно трясло, кидая то в холод, то в жар. Когда начинал засыпать, то мучили галлюцинации. Фантастические картины, обрывки фильмов, диалоги, стихи. Все смешалось, то ли явь, то ли сон. Он говорил и заговаривался сам с собой. И казалось, что этим мучениям не будет конца.
Но вчера он уснул. И пусть сон был не долгим, но зато без кошмаров и галлюцинаций.
Юра заставил себя подняться с постели и подойти к зеркалу. На него смотрел изнеможенный, усталый, сильно похудевший подросток. Обросший, ввалившимися газами и искусанными в кровь губами.
На непослушных, трясущихся ногах он спустился на первый этаж. Зашел в ванную комнату, включил воду. Пока она заполняла большую ванну, он побрился. Порезался несколько раз, долго ругался матом, выплескивая накопившийся негатив. После ванны и контрастного душа, почувствовал себя немного лучше. Выпил большой бокал холодного молока, но через мгновение его вывернуло наизнанку. Отдышавшись, он повторил попытку, но снова лишь «попугал унитаз». И только с пятой попытки он почувствовал, что организм принял молоко. На это ушли все физические и моральные силы, с трудом он поднялся на второй этаж, и рухнул в кровать. Закрыл глаза, и …. Перед ним возник Керим. Юра вскрикнул в голос и сел. Дрожащими руками кое-как извлек из пачки сигарету, прикурил. Керим! Керим!! Керим!!! Как-то он совсем забыл про него. Хотя Керим то его вряд ли позабудет. Скорее даже наоборот: он только и думает о нём. Его ищут по всему городу, и с каждым пройденным днем растет и крепнет злость. Именно Керим предложил бедному студенту и сироте Юрию заработать. Продавать на дискотеках и в стенах училище травку и наркотики. И Юра, сидевший всегда «на мели», полуголодный и полураздетый, и при этом безответно влюбленный, согласился. Девочка то была из богатой семьи, имела собственный автомобиль, и не обращала на него никакого внимания. Он согласился. Лишь потом никак не мог понять, как легко и быстро он принял такое судьбоносное решение. За год он приоделся, съехал из общаги на съемную квартиру, позволяя себе питаться в кафе и ресторанах. Пришло время познакомиться поближе с объектом любви своей. Да только оказалось, что и тогда девушка считала его «птицей не того полета». «Да и причем тут пернатые? Ты — просто червяк, который ползает под ногами, мешая остальным шагать по жизни с высоко поднятой головой». Вот тогда и сорвался Юра. Захлебнулся немой обидой. Ничего лучше не мог выдумать, как покурить. После травки перешел на таблетки, а там и кольнуться пришлось. Не заметил, как крепко подсел. Продолжал брать у Керима, но уже не для продажи. Переехал снова в общагу, а когда деньги закончились — влез в долги. Чем бы все закончилось, понятно, но его отыскал друг покойного отца, дядя Саша. Увез к себе на дачу, где и запер на семь замков за металлическими дверями и решетками на всех окнах. Привез и бросил наедине с «ломкой». Приезжал, правда, каждый вечер, привозил продукты. И усмехался, слыша просьбы, мольбы, и даже угрозы, если не привезет дозу.
Юра очнулся от воспоминаний, затушил сигарету, схватился за голову. «Керим. Керим» — Стучало в висках. Он даже не помнил, сколько должен ему. А тот уже наверняка поставил его «на счетчик», и долг теперь растет в геометрической прогрессии. Отдавать нечем, и рано или поздно, он убьет его. Юра застонал, заскрипел зубами. Перед глазами поплыли разноцветные круги. Лабиринт, из которого только один выход, и тот ведет к могиле. Юра бросился на первый этаж, в ванной комнате схватил бритвенный прибор. Тупо смотрел на холодную сталь лезвия. В голове медленно прояснялось:
Он отбросил лезвие, прошел на кухню, где заставил себя немного поесть. После еды его потянуло в сон. Он прошел в спальную, рухнул на кровать и моментально уснул.
Разбудил его далекий и веселый смех. Юра открыл глаза и прислушался, не понимая, где находится источник этого радостного смеха, следствия безмятежности и счастья. Он подошел к окну. Соседнюю дачу можно было смело называть особняком. Тоже в два этажа, но в никакие сравнения не шел с дачей дяди Саши. Просто шикарный. Окружал этот маленький средневековый замок двухметровый забор из красного кирпича, с колючей проволокой по верху. Перед домом — стриженный английский газон и бассейн. Дальше — фруктовый сад и оранжерея. По травке бегал мальчуган, играя с большим надувным мячом. В шезлонге сидела молодая женщина в бикини ярко зеленого цвета, и читала книгу. Картина тихого счастья. Почему-то защемило сердце. Может от того, что Юра вот так никогда беззаботно не играл рядом с матерью. А может от того, что никогда не сможет дать своим детям такой же уголок счастья. Если, конечно, у него будут когда-нибудь дети. Вспомнил, что где-то в гостиной он видел подзорную трубу. Захотелось как можно ближе рассмотреть идиллию, мечту детства, которая так неожиданно стало явью. Пока он потратил время на поиски трубы, все боялся, что это очередная галлюцинация его воспаленного мозга. Пустынным мираж, и сейчас растает эта дымка, смоются яркие краски, и мир снова станет серым и угрюмым.
Мираж не пропал, а стал намного ближе. Женщина, приблизительно одного возраста с ним, пробудила в душе непонятную тревогу и печаль. Юра не мог дать объяснение этим неожиданным чувствам. И не стал противиться желанию наблюдать за ней. Шикарная блондинка с зелеными, как крыжовник, глазами. С точеной фигурой и длинными ногами. Тут и без слов было понятно, что особняк принадлежит «новому русскому», а это его молодая жена, в прошлом фотомодель или мисс красоты. И сын. Он, кстати, был полной противоположностью матери. Черненький, смугленький. Самого хозяина видать не было. Наверное, в городе, в бизнесе. Хотя и звонит частенько. Вон, на плетеном столике, среди фруктов и напитком, лежит сотовый телефон. И женщина, и ребенок говорили несколько раз по нему. Остаток дня Юра наблюдал за ними, и оторвался от трубы лишь тогда, когда услышал шум подъезжающей машины. Дядя Саша. Он спрятал трубу в шкаф и поспешил спуститься.
Они прошли на кухню, где хозяин стал выкладывать продукты.
Хобби у него было такое — все знать о чае, заваривать его по особым рецептам.
После его ухода, Юра бросился наверх, где вновь навел трубу на соседний двор. Но женщины с ребенком уже не было. Все окна первого этажа были закрыты жалюзи, а второго — не освещены. Стало грустно. Он поймал себя на мысли, что завтра надо проснуться пораньше.
Так прошло несколько дней. Юра проводил все время около окна с подзорной трубой в руках. Погода благоприятствовала этому. Соседка с сыном почти все время проводили на свежем воздухе, принимая воздушные и солнечные ванны. Теперь, хорошенько рассмотрев женщину, Юра понял, почему она навевает на него такую легкую и щемящую грусть. Это она приходила к нему в юношеских снах. Это она была в его грезах и мечтах. Это к ней он стремился всю свою сознательную жизнь. Он видел, как она величаво хмурит брови, как прикусывает уголок губы, как вздрагивает кончик носа при разговоре. Все ее движения и жесты были словно знакомы и до боли любимы. В эти дни он совсем не думал ни о себе, ни о Кериме, ни о завтрашнем дне. Все внимание было полностью переключено на женщину с ребенком. Беспрерывное наблюдение заставило его сделать кое-какие выводы. Ее муж приезжает очень редко, или не приезжает вообще. Были два раза телохранители, привозили продукты. Молча выгрузили и уехали. Она была, как и Юра, затворницей в этом особняке.
Дядя Саша приехал, как всегда, поздним вечером. Внимательно посмотрел на Юру, и удовлетворительно цокнул языком.
Он смотрел прямо в его глаза, и Юра выдержал этот тяжелый экзамен.
Хотя сердечко кольнуло: Керим. Дядя Саша почесал затылок.
Юра вдруг осознал, что Керим даже не подозревает, где может скрываться Юра. Про дядю Сашу он сам узнал только с его появлением в общаге, когда тот забрал его. Иначе, Керим давно бы вышел на него.
Что-то буквально толкнуло Юру изнутри. То ли нежность в ее голосе так подействовало, то ли его одиночество, а может простая необходимость выговориться. И ведомой непонятной силой, Юра рассказал ей почти всю печальную историю своей короткой жизни. Она умела слушать, не перебивая и не задавая глупых вопросов. А когда он закончил, сказала:
Света! Светочка! Светлана! Светлая. Чистая. Всю ночь она снилась ему.
А утром он снова прильнул к окуляру подзорной трубы. И Светлана, выходя из особняка, бросила взгляд в его сторону и помахала рукой. Ах, как ему хотелось оказаться в этот миг рядом. Он внимательно разглядел себя в зеркальном отражении, и лишь разочарованно махнул рукой. «Кто я, и кто она». Вечера ждал с большим нетерпением. И наконец-то раздался долгожданный звонок. Вновь их беседа протекала в нежно-доверительных тонах на протяжении целого часа. Теперь и он многое узнал о ней. У Светы тоже была не завидная судьба. Замуж вышла по влюбленности. Муж казался ей внимательным и любящим. Он так красиво за ней ухаживал. Цветы, рестораны, дорогие подарки, круиз на белом теплоходе. Мечта всех провинциальных девчонок. Но после того как она забеременела, все резко изменилось. Муж сказал, что у них принято так, и отправил молодую жену на дачу. Где она должна выносить, родить и воспитать сына до школьного возраста. По их законам он имел не одну жену, чьи права заключаются лишь в воспитание детей, а не отнюдь на совместное проживание. Вот и живет Светлана, уже пять лет затворницей.
Долго в эту ночь Юра не мог уснуть. Мысли постоянно возвращались к Светлане, которая, по сути, попала в гарем. Иного сравнения на ум не приходило, и такая злость родилась в душе, что становилось самому жутко.
Так пролетело еще несколько дней. Теперь Света звонила часто, и они подолгу вели душевные беседы. Наконец-то, приехал дядя Саша. Он был поражен изменениями, которые произошли с Юрой. Словно и не было за его плечами нескольких месяцев наркомании и недель «ломки». И уезжая, он оставил дверь не запертой. Юрий вышел на улицу. Была уже ночь. Звездная и теплая. Он вдыхал ее аромат, радовался, словно малое дитя. «Жизнь прекрасна» — Думалось ему. Утром, по телефону, он поспешил поделиться хорошим настроением со Светой.
Светлана засмеялась, но резко оборвалась и грустно ответила:
Юра, не прерывая разговор, выглянул в окно.
Светлана молчала целую минуту, показавшаяся Юрию целою вечностью.
До вечера было уйма времени, и чтобы хоть как-то убить его, Юра вскопал на огороде грядки, покидал семена, которые отыскал в кухонном шкафу. С непривычки заболела спина и руки, но после душа он почувствовал себя в отличной форме. За работой незаметно и вечер наступил. Быстро стемнело, и уже пять минут десятого Юра бежал к дереву, чтобы не опоздать на самое романтическое свидание. Особняк был погружен в темноту, и смутное сомнение заползло к нему в душу. Но и отступать так просто он не собирался. Тихо, крадучись, он подошел к парадному входу и осторожно постучал в дверь. Она тут же распахнулась: Света ждала его. В руках она держала маленький игрушечный фонарик.
Он ничего не ответил, и ничего не дал больше ей сказать. Он просто поцеловал ее долгим и страстным поцелуем. И Светлана ответила ему с такой же жадностью.
Их связь продолжалась все лето. Страсть переросла в любовь. Встречаясь почти каждый вечер, они узнавали друг друга, становясь все ближе и ближе. Строили совместные планы на будущее и мечтали. Ее сын Раис ни о чем не знал. Юра старался уходить еще до рассвета. И в ту злополучную ночь было все как обычно. Они в полной темноте спустились со второго этажа, и лишь в гостиной Света включила свет. Он вспыхнул необыкновенно ярко, и любовники оцепенели — на диване в спокойной позе сидел Керим. За спиной маячили телохранители.
Юра был в легком шоке: Света — жена Керима!!! Чего-чего, а такого поворота он никак не ожидал, и потому молчал. Да и что могли изменить слова его? Керим не признавал их.
Юра боялся, что Керим сейчас начнет оскорблять Свету. Это было бы слишком. Он провел языком по пересохшим и потрескавшим губам:
Керим закинул голову, и громко, не естественно, рассмеялся. Потом так же резко оборвал смех, и глянул на них.
Искаженное болью и злостью поднял Юра лицо на Керима.
Все как в сказке. Жили они счастливо, и умерли в один день. Вот только счастье длилось совсем недолго.